На следующее утро я уже нашел товарищей по партии, которые рассказали мне, что в Казани царит настоящий террор и каждую ночь большевики расстреливают по несколько десятков человек. Если меня случайно арестуют и узнают, то немедленно расстреляют, как члена Центрального комитета партии социалистов-революционеров. Необходимо как можно скорее перебраться через фронт в Самару. Товарищи обещали приготовить через 1–2 дня лошадей и отправить меня дальше. Один из них вечером отвел меня на квартиру к своему знакомому, чтобы я мог там переночевать. Приведя меня в квартиру и познакомив меня с хозяином, он сейчас же ушел.
Позднее оказалось, что большевики нас выследили. Они знали хорошо моего спутника и давно его искали, – теперь они проследили его вместе со мной и решили ночью арестовать обоих на квартире, не заметив, что мой спутник только привел меня на квартиру, а сам ушел. Ничего не подозревая, я провел весь вечер в разговоре с хозяином квартиры, и в 12 часов ночи мы лежали уже в постелях. Не успели мы еще заснуть, как во дворе нашего дома послышался шум, как будто кто-то перепрыгнул через забор с улицы, затем слышно было, как кто-то прислонился к ставням окна, пытаясь заглянуть в комнату. «Вы слышите?» – тревожным шепотом спросил меня хозяин. «Слышу. Молчите. Если позвонят, придется открыть…» Не успел я докончить своей фразы, как раздался бешеный звонок колокольчика. Хозяин в одной рубахе пошел открывать дверь. Четыре человека с электрическими фонариками и с наведенными на нас револьверами – у двоих из них были еще ружья – ворвались в комнату. Я продолжал лежать в кровати. «Где те двое, которые пришли к вам вечером? Они должны быть арестованы…» – «У меня ночует только один знакомый… больше никого нет». Фонари направились на меня, я увидел перед своим лицом черное дуло револьвера. «Это не тот! – воскликнул человек с револьвером. – Тот совсем бритый и черный… Ваши документы!» – обратился он ко мне. Я вынул из кармана своего пиджака документы. Они их внимательно просмотрели, и, видимо, мои большевистские бумаги их успокоили.
«К вам, – обратился к моему хозяину человек с револьвером, – сегодня вечером пришли двое, – один бритый и черный, другой…» И он дал подробное и точное описание моего пальто и моей шляпы… Хозяин начал уверять, что это недоразумение, что, кроме меня, у него никого нет. По-видимому, все внимание пришедших было обращено на того моего спутника, который привел меня вечером сюда, и, как это ни странно, на меня они не обратили внимания, тем более что мои документы оказались в порядке.
Пришедшие дважды обошли всю квартиру, обыскали все под кроватями и шкафами и несколько раз грозили хозяину, что немедленно его расстреляют, если окажется, что он их обманул. Они подняли на ноги весь дом, который оказался окруженным вооруженными людьми, и подвергли допросу всех жильцов, но все в один голос показали, что никого не видели. Некоторые действительно никого не видали, а две женщины, которые как раз стояли на крыльце, когда я и мой спутник входили в квартиру, заявили, что двое каких-то незнакомых, но похожих по описанию на тех, кого теперь ищут, действительно заходили во двор, но потом, никуда не зайдя, опять вышли на улицу. Я никогда не забуду этих двух незнакомых женщин, которые спасли тогда нашу жизнь. Они делали это из простого человеколюбия, рискуя своей собственной жизнью; если бы ложь их обнаружилась, их расстреляли бы на месте. Их подвиг был тем прекраснее, что они сами не знали, кого спасали…
Наконец большевики с громкими ругательствами и угрозами покинули дом. Когда они ушли, мы инстинктивно протянули друг другу руки и обнялись. Смерть прошла мимо нас и едва не задела нас своей рукой.
Позднее уже, по описанию, мы узнали в человеке с револьвером самого председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Лациса, известного в Москве своей жестокостью и кровожадностью. Это по его распоряжению, между прочим, были закрыты в Москве наши газеты, редактором которых я был, и потому он хорошо должен был знать мое имя. Конечно, он не оставил бы меня в живых, если бы знал, в кого он прицеливался этой ночью из револьвера, но, на мое счастье, мы никогда с ним лично в Москве не встречались, и мое лицо ему было незнакомо.
Через день лошади для меня были приготовлены, и я уже сделал все необходимые для путешествия покупки – на лошадях предстояло проехать несколько сот верст. Но моей поездке помешало одно неожиданное обстоятельство. 5 августа, то есть как раз накануне отъезда, днем вдруг послышались по направлению от Волги орудийные выстрелы. Сначала на них никто не обратил внимания, предполагая, что это слышна учебная стрельба за городом большевистских войск, которые были стянуты к Казани в большом количестве. Но вдруг, неизвестно откуда, разнесся по городу слух, что на пароходах неожиданно пришли из Самары противобольшевистские войска и чехи и встали против Казани. Слух этот вызвал в городе чрезвычайное волнение – измученное большевиками население страстно ждало избавления от большевистского террора. Сами большевики были смущены неожиданностью нападения.
К вечеру сомнений уже ни у кого не было, потому что над городом стали разрываться первые шрапнели. Вдали уже слышны были ружейные залпы и стрекотание пулеметов. Я оказался в осажденном городе.
Весь день 5 и 6 августа продолжалась артиллерийская, пулеметная и ружейная стрельба, жители попрятались по домам и подвалам. Ночью на 6-е к гулу орудийных выстрелов прибавились раскаты грома, но утро 7-го было тихое и солнечное. Улицы были спокойны и сияли, обмытые дождем. Я вышел и на углу встретил нескольких чехов, еще дальше прошел отряд, своим дисциплинированным видом не похожий на Красную армию большевиков.
Казань была освобождена.
В ночь на другой день я выехал на пароходе в Самару вместе с частью государственного золотого запаса, который удалось вырвать из рук большевиков.
10 августа я уже был в Самаре.
Объединение всех демократических сил против большевиков и создание в Уфе временного всероссийского правительства
К августу 1918 года от большевиков была освобождена огромная территория России – все среднее течение Волги с городами Самарой и Казанью, Урал, казачьи области и почти вся Сибирь. Всюду на местах возникала новая власть, которая восстанавливала разрушенное большевиками самоуправление и производила в городах новые выборы в городские думы на основе всеобщего избирательного права. На освобожденной от большевиков территории возникали местные правительства, действовавшие в пределах определенной области. Так возникли Сибирское правительство, Самарское (Комитет членов Учредительного собрания), Уральское, различные казачьи правительства, национальные правительства киргизов, башкир и др. Из всех этих правительств самым демократическим было Самарское – Комитет членов Учредительного собрания, который состоял главным образом из депутатов разогнанного насильственно большевиками Учредительного собрания, членов партии социалистов-революционеров. Я вошел в состав этого правительства сейчас же после своего приезда в Самару. Самым правым, наоборот, и в политическом отношении самым умеренным было Сибирское правительство, в котором большое влияние имели военные офицерские круги – среди последних были и тайные монархисты. Но все эти правительства, в общем, объединяла одна программа: освобождение всей России от большевизма, ее объединение, продолжение войны с Германией вместе с союзниками, расторжение позорного Брестского мира, заключенного с Германией большевиками, восстановление в России гражданского порядка и создание сильной дисциплинированной армии.
В августе – сентябре между всеми этими правительствами велись переговоры по вопросу об объединении этих правительств вместе ради создания единого Всероссийского правительства. Все были убеждены, что благодаря этому добровольному объединению всех местных правительств будет скорее достигнута и общая цель – возрождение единой, великой и свободной России.
С этой именно целью в сентябре 1918 года в одном из городов Урала, в Уфе, состоялось Государственное совещание, на котором собрались представители всех русских политических партий (кроме большевиков и явных монархистов) и всех местных и областных правительств – Сибирского, Самарского, Уральского, восьми казачьих правительств, Башкирского, Киргизского и других. Таким образом, в Уфе на Государственном совещании присутствовала вся противобольшевистская Россия, все политические течения и группы, все слои и классы населения. Работа Государственного совещания продолжалась непрерывно две недели, во время которых все течения и все партии сделали друг другу уступки ради достижения общей цели.
Работы эти закончились 23 сентября единогласным избранием Временного правительства в составе следующих лиц: Авксентьев, генерал Болдырев, Зензинов, Виноградов и Вологодский.
Из них Авксентьев и я были членами партии социалистов-революционеров, Виноградов принадлежал к партии конституционалистов-демократов, генерал Болдырев и Вологодский (член Сибирского правительства) были беспартийными, с очень умеренными политическими взглядами. Избраны были лица различных политических взглядов, чтобы коалиция выражала желание и готовность поддерживать это новое правительство. (Арестованный в декабре 1917 года в Петрограде большевиками Авксентьев просидел в Петропавловской крепости два месяца, затем был выпущен, скрывался несколько месяцев в Москве и затем переехал в Сибирь, где мы с ним и встретились.)
Все партии, все местные правительства обязались подчиниться созданному ими Временному Всероссийскому правительству и его поддерживать, а все участники Государственного совещания в Уфе торжественно приняли присягу на верность достигнутому соглашению и под этим актом присяги все до единого подписались.
Над измученной и истерзанной Россией как будто поднималась светлая заря – явилась надежда, что рожденному общими усилиями правительству удастся освободить Россию от тирании большевизма и дать русской демократии возможность свободного развития. Но судьба решила иначе – среди участников Государственного совещания в Уфе, давших свои клятвенные