— Ну что? Чего ждем? — кричит он, приближаясь к нам. — Все на тузик! Обедать и в путь!
В лодке Лёня гордо снимает с плеча то, что я сначала приняла за рюкзак, и показывает нам.
— Что это? — от ужаса у меня дыхание перехватывает.
— Кролик, — ничуть не смутившись, отвечает Лёня. — На обед поймал.
— Только я его готовить не буду! — говорю я, морщась. — Даже если сегодня наша очередь. И есть тоже.
Слезы наворачиваются на мои глаза.
— Господи, Александра, — Лёша успокаивает меня. — Стоит ли так расстраиваться? Это же всего лишь кролик!
— Как ты можешь так говорить? — метаю в него взглядом гром и молнии. — Это же живое существо!
— Было, — равнодушно добавляет Сергей.
Ищу поддержки у женщин, но Ира фотографирует море, а Лена видит только своего Сергея. Она его любит и за то, что он беззащитных кроликов согласен убивать? Нет, не могу. Я так не согласна. Похоже, я одна здесь за права животных бороться собираюсь? На час демонстративно закрываюсь ото всех в каюте и занимаюсь корейским. На обед, однако, выхожу. Голод не тетка. Никто о конфликте и не вспоминает.
На камбузе приятно пахнет вареным сельдереем и петрушкой. Ира ставит в центр стола большую кастрюлю.
— Что там? — спрашиваю с подозрением.
— Суп, — отвечает Лена и улыбается.
Пробую. Картошка, морковка, сельдерей, перловка и лук. Мясо отдаю Лёше. Не то чтобы я им не доверяю, просто решила и дальше придерживаться вегетарианства. Вскоре тарелки и кастрюля пустеют. Действительно вкусно. Третьим пунктом моего списка будет попробовать настоящее вегетарианство, а может быть, даже сыроедение. Да, прекрасная идея — полезная и здоровая. Ира подает котлеты с овощами. Прямо как на бизнес-ланче в Москве.
— С чем котлеты? — спрашиваю.
— С гречкой и чуть-чуть курочки.
Когда следующий прием пищи будет, неизвестно. Если чуть-чуть курочки, то я попробую. Это ведь диетическое блюдо. Курочкой во время войны раненых солдат выхаживали. Вкусно! Пальчики оближешь! За уши не оттащишь!
— Ну как? — спрашивает Ира.
— Вкусно! — отвечаем мы, как один.
— Ничего вкуснее не ела! — восклицаю я.
— Еще бы! — говорит Лёня. — Свежее мясо — оно всегда вкуснее!
Все медленно переводят взгляд на него, потом на меня, а потом снова на него — теперь укоризненно.
— Не понимаю, к чему такое представление разыгрывать из-за какого-то кролика! По курицам, которых миллионами убивают, никто слез не льет, а из-за бедного кролика уже таз наплакали.
Встаю и поворачиваюсь к Лёше.
— Ты тоже знал?!
— Александра, не кипятись, — Лена встает и мягко кладет мне руку на плечо. — Действительно, какая разница — курица или кролик? И то, и другое — диетическое мясо.
— Причем очень вкусное, — добавляет Лёня. — Всем же понравилось!
— Нет, мне не все равно. Еще сегодня он, счастливый и свободный, прыгал по острову, ничего не подозревая, а сейчас сидит у меня в желудке!
От этой мысли меня снова начинает тошнить. Убегаю из-за стола, закрываюсь в каюте и реву. Как они могут так поступать с бедным животным и со мной тоже?! Женщины ничуть не лучше.
Достаю смартфон. Связи по-прежнему нет. Смотрю на морские пейзажи на картинах, обрамленные в рамки из ракушек и морских звезд и постепенно остываю. Что-то я разбушевалась. Эмоции делают мой разум неустойчивым. А из-за того, что меня постоянно укачивает, когда у других уже никаких признаков, чувствую только злость и негатив… Достаю смартфон и включаю запись книги Жан-Поль Сартра, которую мне Света прислала и которую я так и не дослушала. Чуть-чуть осталось. «Конечно, — говорит все тот же монотонный голос, — вначале работа будет скучная, изнурительная, она не избавит меня ни от существования, ни от сознания того, что я существую. Но наступит минута, когда книга будет написана, она окажется позади, и тогда, я надеюсь, моё прошлое чуть-чуть просветлеет». Теперь он видит смысл жизни в книге, которую после себя оставит. Но не могут же все писать книги! Должен быть и другой смысл, другое главное.
Лёша останавливает мои размышления и приносит извинения от всей команды. Они не предполагали, что я могу так обидеться. Всем хотелось попробовать кролика, а отдельно готовить не было времени. Нужно снова выходить в море.
— Снова в море? — спрашиваю я. — Хотелось бы остаться здесь на всю неделю, где не сильно качает.
— Нужно идти дальше. Это всё-таки поход, а не стоянка. И еще раз извини нас всех. Мы повели себя очень эгоистично. Нужно было всем вместе съесть какой-нибудь зеленый салат с черным хлебом.
— Не нужно из-за меня всем становиться вегетарианцами, — я понимаю, куда он клонит. — И если вам хочется кроликов, ешьте их. Я сама себе приготовлю что-нибудь другое. Не знаю, что на меня нашло. Меня все раздражает из-за этой тошноты. Никак не привыкну к этой нестабильности под ногами. Я такая чувствительная стала.
Лежу в каюте, стараясь привыкнуть к мерному покачиванию яхты и в какой-то момент засыпаю. Мне снится сон, будто про мою жизнь снимают фильм, но режиссер, очень похожий на моего творческого интеллигента, постоянно недоволен актрисой. «Кого ты играешь? — кричит он. — Кому ты хочешь что-то показать? Не играй, а живи! Правду! Дай мне правду!» От его слов я просыпаюсь. О чем он? О какой правде? Лёша… Николай… Что теперь с ним? Если он не виноват, то нехорошо мы с ним всё-таки обошлись… Почему я не могу прекратить думать об этом даже в отпуске?
Меня все еще подташнивает, но уже не так сильно. С этим можно жить. Организм перестал сопротивляться ощущению неустойчивой нормальности. С усилием встаю и выхожу на палубу. Смеркается. Вся команда в сборе. Лёша помогает мне пройти к скамейке и усаживает на колени.
Как завороженные, смотрим на огромный залив и открывающийся перед нами вид на первое цивилизованное место на нашем маршруте — город Гёчек. По берегам залива несколько бухт с бесчисленными яхтами. Справа — суденышки попроще. Слева стоят огромные яхты миллиардеров. На самой большой из них мы насчитали семь этажей. «Это одного норвежского магната. Он ее продал, не понравилась. Теперь можно снять за полмиллиона в неделю, — поясняет Вадим, — евро». Мы присвистываем и смотрим дальше. Впереди — черная гора, у подножья которой ютятся домики и отели со светлыми крышами, как боровички после дождя. Павел объясняет нам, что это лишь порт. Основная часть города находится чуть дальше по линии берега. Отсюда их не увидеть.
Ищем пирс, у которого стоят яхты, похожие по классу на нашу. Видим служащего, который машет с берега нам рукой. Сначала не понимаем, гонит он нас отсюда или наоборот зовет, потом разбираемся — зовет. Ребята работают, как слаженный организм. Вадим у руля. Лёня следит, чтобы яхта не подошла слишком близко к причалу. Остальные выбрасывают швартовы и помогают закрепить судно. В конце путешествия никому не хочется платить за царапины на борту, а получить их ничего не стоит, если не смотреть в оба.
Вечер договариваемся провести раздельно парами. Мы переодеваемся и, накинув легкие ветровки, отправляемся в город. Порт Гёчек — это город в городе. До центра, по словам Вадима, совсем недалеко — каких-то десять минут по побережью в окружении живописных сосен. На пирсе видим наших старых знакомых: Алису и Вадика. Их яхта, очевидно, следует по тому же маршруту. Вадик учится вязать с папой морской узел. Алиса рассматривает с мамой морскую звезду. Никто не кричит и другим не надоедает. Нас они даже не замечают.
— По-моему, плавание пошло всей семье на пользу, — говорит Лёша тихонько, чтобы они нас не услышали.
— Да, — шепчу я. — Может быть, и мы когда-нибудь отправимся в путешествие на яхте всей семьей?
— Я не против, — отвечает Лёша. — Есть даже такой вид семейной терапии — общий поход на яхте без телевизора, телефонов и книг. Даже если люди долгое время до этого не говорили друг с другом, обычно на третий день все начинают нормально общаться, а на седьмой семью не разольешь водой.
— А что у нас будет на седьмой день? — спрашиваю, игриво целуя его в ушко.
— Не знаю. Давай пока поедим где-нибудь? — предлагает он, и я без раздумий соглашаюсь.
Выбираем небольшой традиционный турецкий ресторан на берегу моря, которых тут десятки, если не сотни. Все побережье усыпано светящимися вывесками заведений. Внутри немноголюдно — лишь несколько человек вполголоса беседуют, склоняясь над большими тарелками с едой. Садимся за стол на четыре места на террасе с видом на набережную. Мы всегда располагаемся друг напротив друга — так удобнее общаться. У подоспевшего официанта заказываем бутылку красного вина и овощи на гриле. Лёша, конечно, еще и мясо на гриле, но это его дело.
— Знаешь, я сегодня днем так вспылила, — говорю после того, как на столе появляется вино и большие пузатые бокалы. — Не люблю, когда меня обманывают.
— Забудь. Я тоже за честность. Извини, что мы тебе ничего не сказали.
— И ты меня. Я повела себя эгоистично.
Он поднимает бокал, мы чокаемся. Вдыхаю аромат вина и пробую. Прекрасный терпкий вкус с послевкусием дубовой бочки, как у хорошего коньяка.
— Отличное вино! — восклицаю я.
— Да, действительно, — соглашается он, — Если вернуться к теме правды, знаешь, в психологии есть интересная статистика: 75 процентов людей говорят, что им не нравится, когда их обманывают, но при этом они сами признаются, что регулярно не договаривают, умалчивают, а иногда откровенно врут своим друзьям и близким. Причем несколько раз в месяц!
— Да? Тогда я — редкое исключение, кроме, пожалуй… — отрываю взгляд от зеленого салата с йогуртовым соусом, который принесли как бесплатное приложение к основному блюду, и напряженно смотрю на Лешу. — Знаешь, мне нужно тебе кое-что рассказать.
— Мне тоже, — отвечает он тоном, от которого у меня мурашки от страха по спине бегут.
Сжимаю в руке бокал и делаю большой глоток, судорожно перебирая в голове возможные варианты его признаний: он мне изменил, у него есть незаконнорожденные дети, он не может иметь детей, он знает о нас с Николаем, он его подставил? А может быть, команда не хочет плыть дальше со мной, и мне придется отправиться отсюда домой на самолете? Или у него на работе появилась симпатичная девушка, похожая на меня, — перфекционистка, которой ему очень хочется помочь, вылечить, как мне тогда. Зачем я вообще начала этот разговор?! Кому нужны эти признания? Лёня мне про кролика сказал, и что из этого вышло? Скандал. А так бы каждый спокойно съел свою порцию, и никто ничего не заметил. Нет, это все же неправильно, нечестно. Лучше сейчас сказать,