– Корбелл Пиккет?
– Он, сука.
– При чем тут он?
– Здесь начинается левизна, – сказала Дженис.
– Ты думаешь, что деньги от Корбелла Пиккета?
– Да нет же, блин. Бертон заплатил Корбеллу бóльшую часть клэнтонских денег. Райс кипятком писал оттого, что им с Карлосом поручили эти деньги отвезти. Сто раз повторил, что понадобились два магазинных пакета.
– Зачем Бертон платит Пиккету?
– Четверо убитых на Портер-роуд. Чтобы про них забыли. В округе забыли сразу. У полиции штата память не такая короткая, но у Корбелла есть деньги Законодательного собрания, чтобы ее укоротить.
– Он был дилером «Теслы» и ездил с мэром на рождественских парадах, когда мы были маленькими.
– В новехонькой «тесле», – добавила Дженис. – Жаль разрушать твою веру в Зубную фею, детка, но Корбелл имеет свою долю с каждого грамма наркотиков, слепленных в этом штате.
– Не может быть. Я бы слышала.
– Твои друзья и родные тебя оберегали, практически не упоминая при тебе эту мразь. Поэтому ты так легко про него забыла.
– Ты его не любишь, – заметила Флинн.
– Еще как.
– Но если Бертон откупился от управы шерифа, значит Томми в курсе.
Дженис глянула на нее:
– Не совсем.
– Он либо знает, либо не знает, – сказала Флинн.
– Томми хороший человек. Как Мэдисон. Поверь мне. О’кей?
– О’кей.
– Как ты. И вот ты по уши в сделке с людьми, которые говорят, что они в Колумбии, но могут подтасовать лотерею для Леона. Это серьезно левое, Флинн, но ты же не перестала от этого быть хорошим человеком?
– Не знаю, – ответила Флинн и тут же поняла, что правда не знает.
– Подруга, ты ввязалась в эту непонятную хрень не потому, что хочешь разбогатеть. Ты платишь «Фарма-Джону» раковую ренту за мать. Как многие. Как большинство, думаю.
– У нее не рак.
– Знаю. Но ты понимаешь, о чем я. А Томми сохраняет в округе какой-никакой порядок. Насколько может. Он честный, верит в закон. Шериф Джекман – другое дело. Джекман делает что делает, переизбирается раз за разом. Округу нужен Томми, как твоей матери нужны вы с Бертоном, и, может быть, это означает, что ему по временам надо прилагать большие усилия, чтобы чего-то не заметить.
– Почему я узнаю об этом только сегодня?
– Люди тебя жалеют, молчат. Экономика округа держится на лепке еще с того времени, когда мы учились в старших классах.
– Это я вроде как знала. Догадывалась.
– Добро пожаловать в округ, детка. Еще кофе хочешь?
– Боюсь, я и так его перепила.
38. Девушка из среза
Доминика звонком вызвала Льва наверх, а Недертон вернулся на трап и стал смотреть, как перифераль делает силовые упражнения в экзоскелете. Мышцы на ее голых руках и ногах были и впрямь очень рельефными. Недертон гадал, изначально их такими отпечатали или нет.
Угол яхты закрывал от него Тлен, которая о чем-то спорила с Оссианом. Тот был где-то не здесь, и Недертон слышал лишь реплики Тлен на какой-то псевдославянской итерации их общего криптоязыка. Недертон подошел к закрытому бару, надавил на стальной овал. Ничего не произошло.
Показалась Тлен с цветами в белой керамической вазе, прошла мимо периферали и поднялась по трапу.
– Это лишнее, – заметил он.
– Она заслужила торжественную встречу, – ответила Тлен. Ее белое лицо сильно контрастировало с яркими цветами. – Раз уж нельзя предложить ей выпивку.
У Недертона чуть кольнуло сердце от не вполне представимой мысли о Флинн в периферали. Ей, Флинн, тоже выпивку предложить будет нельзя.
– Воду, раз в несколько часов, – сказала Тлен, ошибочно решив, что его заботит перифераль. – При дегидратации она подает тревожный сигнал. Алкоголь – категорически нет.
Она прошла мимо него в яхту.
– Когда мы ее ждем?
– Через два часа, – ответила Тлен за его спиной.
– Через два часа?
Он обернулся.
– Мейкон большой молодец, – сказала Тлен, примеряя, на какое место мраморного стола красивее будет поставить букет.
– Кто?
– Мейкон. Ее печатник. Очень быстро работает.
– Что за имя такое?
– Город. В Джорджии. – Она поправляла цветы в вазе, и на тыльной стороне ее левой ладони толкалась целая стая далеких зверей. – Я буду тут.
– Вот как?
– Давно ты последний раз пользовался перифералью?
– В десять лет, – ответил Недертон. – На дне рождения одноклассника. Праздник гомункулов в Хемпстед-Хит.
– Вот именно.
Тлен развернулась к нему, уперев руки в боки. Она снова была в «конфиденц-костюме». Недертону вспомнилась поза гомункула на приборной панели в машине Льва.
– Это ведь ты вела машину, когда мы ездили в другой дом?
– Конечно. Что ты ей скажешь, когда она окажется здесь?
– О чем?
– Чтó это все. Где. Когда. Разве мы не за это тебе платим?
– Никто мне ничего не платит, спасибо.
– Обсуди это со Львом.
– Я не считаю себя на работе. Я просто помогаю Льву.
– Она не будет понимать, что это и о чем. Она никогда не бывала в периферали. Ты сам практически тоже. Тем больше у меня причин быть здесь.
– Лев не сказал мне, что она будет здесь через два часа.
– Он не знает, – ответила Тлен. – Оссиан только что выяснил. Лев наверху со своей супружницей, и нам запрещено звонить, когда он с ней. Как только мы ему сообщим, он известит Лоубир. Думаю, она даст какие-нибудь указания. А пока надо решить, что говорить ей, если Лоубир не произнесет свое веское слово.
– Не знаешь, что там у него за дела с Лоубир? Он мне не сказал.
– Значит, он не законченный идиот. Пока.
– Но ведь это ее идея, – перенести Флинн сюда?
– Ее, – ответила Тлен.
– Зачем?
– Зачем бы ни было, она явно торопится.
Тлен тронула полированную деревянную панель, которая тут же сдвинулась. За панелью был пульт управления. Тлен чего-то коснулась, и Недертон почувствовал легкий ветерок.
– Душно, – объяснила Тлен.
– Считается, что наш офис в Колумбии.
– В Колумбии точно были кондиционеры. Лоубир велела отпечатать для вас обоих несколько разных костюмов, часть – определенно не для сидения здесь. Она отправится гулять по Лондону. С тобой.
– Она заказала мне одежду?
– И очень кстати. Сейчас ты не похож на сотрудника фирмы.
– В первом разговоре Флинн предположила, что я – персонаж в игре, в которую она якобы играет.
– Мы сказали ее брату, что это игра.
– Стоит сказать ей правду.
Тлен промолчала, только поглядела на него.
– Что ты так на меня смотришь? – спросил Недертон.
– Гадаю, произносил ли ты когда-нибудь эту фразу.
– Зачем ее обманывать? Она умная. Догадается.
– Не знаю, будет ли так лучше стратегически, – сказала Тлен.
– Тогда дайте ей еще денег. Вам принадлежат все деньги ее мира или будут принадлежать, и здесь вы их все равно тратить не можете. Расскажите ей правду и удвойте жалованье. Мы – щедрое будущее.
Тлен повела глазами вверх и влево. Защебетала на синтетическом языке, которого не существовало мгновение назад. Глянула на Недертона:
– Сходи в душ. У тебя вид липкий. Твоя одежда в шкафу слева, в дальнем конце.
– Лоубир выбирала?
– Нет, я с ее подсказкой.
Черное, решил Недертон, если только Лоубир не запланировала что-нибудь менее официальное.
– Я начинаю чувствовать себя частью системы, – сказал он.
– Знаю, как бы я это назвала.
– Как?
– Реализмом, – ответила Тлен. – На ближайшее время ты нам нужен.
39. Волшебный башмачник
В прокатной машине Мейкона пахло свежеотпечатанной электроникой – как от телика, когда Мейкон отдал его, новехонький, в закусочной «Мегамарта». Часа через два запах выветривался.
– Ты не рассчитывал закончить до завтрашнего дня, – сказала Флинн.
– Нам помогли ребята из «Самофаба». Мы одолжили им принтер.
– Вы печатаете леваки в «Самофабе»?
– Это не леваки, – подал голос Эдвард с заднего сиденья. – Просто что-то необычное.
– «Самофаб» – сетка и принадлежит «Меге», – не успокоилась Флинн.
– Мой двоюродный брат работает там старшим смены на полставки, – сказал Мейкон. – И да, обычно к нему не подкатить, но твой брат сделал очень заманчивое предложение. Правда, единственный подходящий полимер у них выглядит как сахарная глазурь. Обычно он идет на рождественские украшения, но отлично соединяется с кожно-электрической частью, так что у тебя будет венец Белоснежки. Тоже хорошо, потому что никто в «Самофабе» не понял, что мы печатаем.
– Что за кожно-электрическая часть?
– Которая на лбу. Первый экземпляр был черновой, для него пришлось бы выбрить тебе на затылке полосу в два дюйма шириной.
– Нет уж нафиг.
– Вот и мы подумали, что ты так скажешь, поэтому взяли тот китайский полимер. Теперь достаточно будет контакта через лоб, просто смочишь его хорошенько соляным раствором.
– Ты сказал, это игровой контроллер.
– Бесконтактный интерфейс для телеприсутствия.
– Ты на себе попробовал?
– Не мог. Не с чем пробовать. У твоих друзей есть что-то, чем ты должна управлять, но они не дали нам проверить на себе. Управляешь лежа, иначе тебя может переклинить.
– В каком смысле?
– Если заработает, а вроде должно, ты будешь контролировать их устройство с полным диапазоном движений, но твое тело двигаться не будет. Интересно, как это происходит.
– Чем интересно?
– Мы не нашли почти никаких похожих патентов. Если бы такие патенты существовали, то были бы очень дорогими. Очень.
– Может, что-нибудь военное, – сказал Эдвард сзади.
Они проехали половину Портер-роуд, и Флинн уже не могла точно сообразить, где стояла белая палатка и дроны вынюхивали следы от Коннеровых шин.
Справа тянулись поля, на которые она почти не глядела, и кривые, поломанные ураганом сосны. По левую сторону дороги склон уходил вниз, к ручью, возле которого стоял трейлер Бертона. Скоро в сумерках впереди уже должны были показаться верхушки деревьев перед домом.