Голограмму в витрине ставили сразу после Хеллоуина, всякий раз другую, но Флинн больше всего понравилась комната. Эта была лучше, реалистичнее, и Флинн удивилась, зачем здесь голограмма, но тут Лоубир за плечо ввела ее внутрь и отодвинула стул рядом с длинным темным столом. Высокие окна прятались за длинными зелеными шторами. Следом вошли остальные: Тлен, Оссиан и Лев, Коннер последний. Лев повернулся закрыть дверь, Коннер наблюдал за каждым его движением.
– Садитесь, мистер Мерфи, – сказала Лоубир. На ней был мужского покроя брючный костюм. – Сейчас вы не изображаете дворецкого.
Оссиан сел напротив Флинн, Тлен рядом с ним. Лоубир опустилась в высокое зеленое кресло во главе стола, Лев в другое. Коннер стремительным движением встал у темно-зеленой стены подле буфета, на котором стоял серебряный поднос с хрустальным графином и такими же стаканами. Недертон замер, глядя на графин, потом огляделся, заморгал и сел возле Флинн.
– Спасибо, что заглянули, – сказал Лев инспектору.
– Адвокатов не видно, – ответила она. – Очень душевный прием.
– Они отказываются признать, что совершенно излишни, но согласились присутствовать менее очевидно.
– В любом случае очень любезно с вашей стороны. – Лоубир обвела взглядом остальных. – Я собираюсь изложить план действий.
– Прошу, – сказал Лев.
– Спасибо. Через четыре дня, во вторник вечером, Даэдра устраивает прием, о котором еще не объявлено. Возможно, в одной из гильдий. Список гостей весьма занятен. – Лоубир взглянула на Льва. – Возможно, будет сам поминарий Сити. Чиновники рангом пониже. Мы не смогли выяснить даже мнимый повод. Я бы предположила, мистер Недертон… – (тут Флинн увидела, что глаза Недертона немного сузились), – что вы сумеете изобрести достаточно правдоподобную причину и добыть приглашение.
– Для кого? – Недертон нагнулся над столом, как будто держит карты.
– Для себя, – сказала Лоубир, – и еще для одного лица.
– Я сомневаюсь, что она вообще ответит на мой звонок. Она не пыталась со мной связаться.
– Мне это прекрасно известно. Однако, если я правильно понимаю ваш метод, вы в силах измыслить историю, которая естественно приведет к тому, что она вас пригласит. Я скажу вам, когда, по-моему мнению, разумно будет к ней обратиться. Присутствие бывших любовников создает неловкость, однако оно вполне в рамках традиции. Впрочем, если вы откажетесь наотрез, я не вижу способа продолжать. – Волосы у нее были такие же белые, как корона, которую Мейкон отпечатал в «Самофабе». – По плану вы должны взять Флинн, чтобы та посмотрела на гостей Даэдры. – Лоубир глянула на Флинн. – Ты попытаешься найти человека, которого видела на балконе у Аэлиты Уэст.
– Они богатые, да? – спросила Флинн.
– Да, очень, – ответила Лоубир.
– Так почему нет хреновой тучи снимков всех, кто был на вечеринке? – спросила Флинн. – Почему нет записи того, что видела я? Что снимали папарацци? Зачем я вообще была там нужна?
Она заметила, как мало места занимает Коннер, несмотря на размеры своей периферали. Вид у него был такой, будто он очутился здесь только что и еще этого не осознал. Он подмигнул ей.
– В вашей культуре уже достаточно развита массовая слежка, – сказала Лоубир. – В нашей ее еще больше. Дом мистера Зубова, по крайней мере изнутри, редкое исключение. Для такого требуются не столько деньги, сколько значительное влияние.
– Не поняла, – сказала Флинн.
– Вопрос того, с кем человек знаком и насколько его считают значительным.
– Чтобы в доме не было наблюдения, договариваются по-левому?
– Наш мир сам вообще весь левый, – сказала Лоубир. – Званый вечер у Аэлиты проходил по сходному протоколу, но временному, квазидипломатическому. Никто ничего не записывал. Ни системы Аэлиты, ни «Парадиз», ни твой дрон. Новостные агентства и фрилансеров не подпустили близко. В этом, кстати, и состояла твоя работа.
– Тот тип может быть на приеме?
– Не исключено, – ответила Лоубир. – Если ты туда не попадешь, мы этого не узнаем.
– Протащи нас туда, – сказала Флинн Недертону.
Тот глянул на нее, потом на Лоубир. Закрыл глаза. Открыл.
– Анни Курреж, эксперт по неопримитивизму. Англичанка, несмотря на фамилию. Даэдра встречалась с нею в моем присутствии, на рабочем ленче в «Коннахте». Позже я убедил Даэдру, что у Анни есть лестная теория касательно творческого развития ее карьеры. Сейчас Анни, к своему величайшему сожалению, не сможет присутствовать на приеме физически, но будет счастлива сопровождать меня… – он покосился на Флинн, – в периферали.
– Спасибо, мистер Недертон, – сказала Лоубир. – Я ничуть в вас не сомневалась.
– С другой стороны, – продолжал Недертон, – по словам Рейни, Даэдра, возможно, предполагает, что я убил ее сестру. Или поручила друзьям распространять подобные слухи. – Он встал. – Так что я считаю, по такому поводу необходимо выпить.
Недертон обошел стол. Перифераль Коннера следила за ним взглядом.
– Еще кто-нибудь будет? – спросил Недертон через плечо.
– Я не прочь, – ответил Лев.
– Я тоже, – сказал Оссиан.
– Спасибо, для меня слишком рано, – проговорила Лоубир.
Тлен промолчала.
Недертон принес серебряный поднос с графином и стаканами на стол.
– Мистер Пенске отправится с вами в качестве телохранителя, – продолжала Лоубир. – Без охраны вы бы слишком выделялись на общем фоне.
– Как Флинн решит, – ответил Коннер.
– Ты идешь, – сказала Флинн.
Он кивнул.
Недертон наливал виски – если это был виски – в три стакана.
– Надо купить губернатора, – сказала Флинн. – Дела паршивые. Стрельба у нас на участке.
– Работа идет, – ответил Оссиан, беря у Недертона стакан.
Тот поднес два других Льву, Лев взял один.
– Будем здоровы, – сказал Недертон.
Все трое подняли стаканы, выпили. Недертон поставил на стол свой, пустой, Лев – почти нетронутый. Оссиан покрутил виски в стакане, понюхал, отпил еще.
– Это всё? – спросила Флинн у Лоубир. – Мне надо вернуться, поговорить с Бертоном. И Коннеру тоже.
– Мне самой уже пора. – Лоубир встала. – Будем на связи.
Улыбнувшись и кивнув всем, она вышла, Лев за ней. Флинн не привыкла видеть, как высокие люди семенят, но Лев явно семенил за Лоубир, как будто у нее есть ключ к чему-то, что ему очень нужно. Они спустились по лестнице.
– Где нам оставить эти штуки? – спросила Флинн, имея в виду периферали. – Мы надолго.
– В «мерседесе», – ответила Тлен. – Твоей пора вводить питательный раствор, мы введем, пока тебя не будет.
Она встала. Ирландец поставил стакан и тоже поднялся.
Флинн начала было отодвигать свой стул, но Коннер уже сделал это за нее. Она и не видела, как он обошел стол. От его периферали пахло лосьоном или чем-то в таком роде, цитрусово-металлическим.
Недертон взял стакан Льва.
– В хозяйской каюте постель больше, – сказал он Коннеру. – Можешь лечь там. – И отпил виски.
Тлен вывела их из того, что, как понимала теперь Флинн, вовсе не было штаб-квартирой Санта-Клауса, как бы сильно ее ни напоминало. Недертон допил виски Льва, и они все спустились по лестнице, потом на лифте в гараж.
– Возвращение может немного выбить тебя из колеи, – сказала Тлен, стоя рядом с Флинн в лифте.
– Раньше не выбивало.
– Существует кумулятивный эффект, не говоря уже о десинхронозе.
– Это еще что?
– Эндокринный аналог дальнего перелета. Ваше время на пять часов отстает от лондонского плюс шесть часов изначальной разницы между нами и вашим континуумом.
– А это отчего?
– Чистая случайность. Разница установилась, когда мы отправили первое электронное письмо в вашу Колумбию. И с тех пор сохраняется. Ты тяжело переносишь сдвиг времени при перелетах?
– Никогда не летала, – ответила Флинн. – Слишком дорого. Бертон летал, когда был в морской пехоте.
– И еще, чем дольше ты здесь, тем вероятнее, что по возращении ты заметишь отличия. Органы чувств периферали не так сложны, как твои. Ты можешь обнаружить, что ощущения изменились, и в нелучшую сторону. Стали более грубыми, некоторые говорят. Ты успела привыкнуть к несколько иному восприятию, хотя сейчас вряд ли это замечаешь.
– Будут серьезные проблемы?
– Нет. Но лучше знать о них заранее.
Бронзовые двери открылись.
Оссиан довез их до жилого автофургона в тележке для гольфа, такой же бесшумной, как лифт. Недертон сел рядом с Флинн. От него пахло виски. Коннер устроился сзади. Арки зажигались одна за другой, когда тележка проезжала под ними мимо фар и радиаторов старых автомобилей. Флинн обернулась:
– Кто будет у тебя дома, когда ты вернешься?
– Мейкон, наверное.
– Тлен говорит, мне, возможно, будет хреновато. Тебе, наверное, тоже. Как от сдвига времени при перелете.
Коннер ухмыльнулся, и, хотя лицо периферали было совершенно другое, улыбка получилась его.
– Мне это раз плюнуть. Когда возвращаемся сюда? – Он расширил глаза периферали.
– Не знаю. Думаю, скоро. Тебе надо поесть, поспать, если сможешь.
– Что ты там собираешься делать?
– Выяснить, что происходит, – ответила она и увидела безголового робота для фитнеса, он стоял там, где его оставили.
54. «Синдром самозванца»
– Вот уж не подумала бы, что тебе нравятся такие клубы, – сказала Тлен, глядя на тематическое оформление (как знал Недертон, лишь одно из нескольких): гипертрофированно живописный рассвет над обобщенной пустыней. Что-то связанное с рухнувшими дирижаблями.
Клуб располагался на Кенсингтон-стрит, над шоу-рум известного дизайнера, который делал кухни по индивидуальному заказу.
– Я был здесь как-то с друзьями. Они выбрали место, не я, – ответил он.
Тлен привезла его сюда в одном из экспонатов Зубова-отца, двухместном автомобиле, от которого несло ископаемым топливом. Она была закутана или замурована, смотря как посмотреть, в наполеоновскую шинель из чего-то вроде почерневшего от копоти мрамора. В статичной позе фигура казалась высеченной из камня, в движении ткань струилась, как шелк.