Снова рукопожатие.
– У Верметта примерно три сотни документов, которые ему нужно у тебя завизировать и заверить, – сказал Мейкон. – Мы поставим тут стол, будешь подписывать за разговором.
– Дамы, – раздалось с кровати, – кто из вас хочет помочь мне с катетером?
Кловис глянула на Флинн:
– Кто этот придурочный?
– Понятия не имею, – ответила Флинн.
– И я тоже, – подхватила Дженис.
Флинн подошла к кровати:
– В чем ты там был? Мейкон сказал, ты тренируешься.
– В такой типа стиральной машине с инерционным двигателем. Внутри здоровенные маховики.
– Стиральной машине?
– Примерно триста фунтов весом. Большой красный куб. Я только научился удерживать его на одной вершине и поворачиваться, как меня выдернули обратно.
– Зачем он?
– Фиг его знает. Не хотел бы я встретиться с ним в темном проулке. – Он понизил голос: – Мейкон сидит на правительственном стимуляторе. Как лучший от лепил, только без депрессухи и трясучки.
– Не то что твой?
Коннер перевел взгляд на Мейкона:
– Мне не дают.
– Доктор не прописал, – ответил Мейкон. – Да и вообще в них не оставили ничего такого, ради чего принимают наркотики. Просто не спишь, и все.
– Если прекратишь выдрючиваться, будто ты один такой в жопу раненный, – сказала Кловис, подходя ближе к лежащему Коннеру, – то я, может быть, принесу тебе чашечку кофе.
Коннер глянул на нее так, словно обрел родственную душу.
82. Гнусность
Лужайка в саду Флинн тянулась до края света. Луна сияла прожектором, чересчур ярко. Угольно-черное море, плоское, как бумага. Он не мог отыскать Флинн. Катился, подпрыгивая, на нелепых колесиках. Он знал, что Лоубир мониторит его сон, но не понимал, откуда ему это известно. Лунные кратеры превратились в корону…
Ее эмблема.
– Да?
Открывая глаза, Недертон думал увидеть потолок гобивагена, а увидел дождь, бьющее сквозь облака солнце, мокрые серые дома, черные оконные рамы, ветки платанов. Он полулежал в кресле, которое поддерживало его шею и голову, но сейчас отодвинулось.
– Извините, что разбудила, – сказала Лоубир. – Вернее, что не разбудила. Ваш сон прервал препарат отложенного действия, введенный вам «медичи».
Он был в ее машине, за столиком. Напротив сидела перифераль Флинн – не сама Флинн, а искусственный интеллект, который сейчас рефлекторно улыбнулся Недертону. Корпус машины, прежде без единого окна, стал теперь совершенно прозрачным, дождевые капли катились словно по какому-то невидимому силовому пузырю.
– Нас видят снаружи? – спросил он.
– Нет, разумеется. Вы спали. Мне подумалось, что перифераль заскучает от долгой поездки. Трудно не очеловечивать нечто, столь похожее на человека.
Недертон потер шею в том месте, где ее подпирал некий временный вырост кресла, удерживая в положении, которое автомобиль счел комфортабельным для своего пассажира.
– Кто меня сюда перенес?
– Оссиан и Тлен, после того как вы долго спали в «мерседесе». Тлен управляла экзоскелетом через гомункула, чтобы мистеру Мерфи не пришлось надрываться в одиночку.
Недертон глянул сквозь дождь, пытаясь узнать улицу:
– Куда я еду?
– К Сохо-Сквер. Там к вам присоединится Флинн. Ее надо ознакомить с ролью эксперта по неопримитивизму, которую она будет играть на приеме. С теорией Курреж о творческой эволюции Даэдры.
– Я ее еще не придумал. Не совсем придумал.
– Так придумайте и перескажите Флинн. Она должна убедительно поддерживать разговор на эту тему. Кофе.
В столешнице открылся круглый лючок, и из него, как на сценическом подъемнике, выехала дымящаяся чашка. Периферийное устройство наблюдало за происходящим, и Недертон переборол порыв предложить ему кофе. Ей.
– Не перестаю удивляться, как действует на меня лечение Тлен, – сказал он.
– Это, возможно, само по себе нехороший знак, – ответила Лоубир, – а в остальном приятно слышать.
– Где вы?
– С Кловис, виртуально. Она освежает мою память. И свою, конечно. На самом деле то было очень дурное время, дни Флинн. Мы склонны идеализировать их, поскольку знаем, что дальше стало намного хуже. Я сама не вполне понимала всю гнусность происходящего, даже при моих тогдашних возможностях.
Машина повернула за угол. Недертон по-прежнему не понимал, куда едет. Поднося чашку к губам, он восхитился тем, что рука ни чуточки не дрожит. Перифераль смотрела на него. Недертон подмигнул. Она улыбнулась. Он с чувством смутной вины улыбнулся в ответ и отпил кофе.
83. Все царства вселенной во мгновение времени
Насчет трех сотен подписей Мейкон пошутил, но на тридцатой Флинн окончательно потеряла счет. Стопка документов близилась к концу. Рыжая девушка заверяла каждую ее подпись: ставила штампик, свой росчерк и печать.
Им принесли журнальный столик в помещение с кроватями. Кловис и Дженис сидели на койке напротив Коннера, вытянув ноги, Мейкон – рядом с Флинн на складном стуле.
– Мне надо бы это читать, – сказала Флинн, – но я все равно не пойму.
– Так, как идут дела, у тебя нет особого выбора, – заметил Мейкон.
– А как они идут?
– Ну… – Он откинулся назад и быстренько сверился с визой. – Пока ничего катастрофического на рынках не произошло, но сейчас только начало. Идет гонка к вершине. То, что делаем мы и что делают наши конкуренты, расшатывает систему.
– А что для нас вершина?
– Не узнаем, пока на нее не выберемся, а если не выберемся, то нас наверняка убьют.
– Кто наши конкуренты?
– У них нет названия. Только номерные счета. Подставные фирмы, за которыми стоят подставные фирмы. У нас примерно так же, однако в конечном счете все сходится на «Милагрос Сольветре». Просто название, и никто не знает, что оно значит, но хоть что-то. Без Пиккета мы временно утратили влияние на губернатора, потом Гриф полетел в Вашингтон и все уладил оттуда, так что в каком-то смысле мы уже на федеральном уровне.
Флинн представились кулаки, сжатые на софтбольной бите, один над другим. Девушка передала ей следующий контракт, а предыдущий сдвинула к себе, проштамповала, подписала, пришлепнула печатью.
– Я подозреваю, у нас скоро будут гости, – сказал Мейкон. – Если безработные ветераны вроде тех двоих на вашем участке, Бертон, возможно, справится. Если полиция штата, или безбаши, или другое федеральное агентство, или та же морская пехота, бесполезно даже рыпаться. Вот для чего у нас эта чертова прорва юристов. Извините за выражение, – сказал он, глянув на девушку-нотариуса, но та подписывала и штамповала, не обращая на него внимания. Мейкон продолжал, обращаясь к Флинн: – Безбаши тоже не без левизны. Вспомни, где они сейчас.
– У Пиккета?
– Впервые. Пиккет начал лепить, когда мы были детьми. Его дом уже двадцать лет не дом, а то, что сейчас. И пока все не взлетело на воздух, безбаши туда не совались.
– Не говори мне, что за лепилами стоят безбаши. Это теория заговора.
– Стоять не стоят, но договоренности есть. Погоди, посмотрим, кто начнет сейчас потихоньку подкатывать к Томми.
Пока он говорил, Флинн успела подписать еще три контракта.
– У меня уже рука болит, – пожаловалась она девушке.
– Всего четыре осталось, – сказала та. – Возможно, вам стоит упростить подпись. Такой работы предстоит еще много.
Флинн глянула на Коннера. Кловис пристроила чашку от термоса на подвижную стойку для медоборудования, и Коннер тянул кофе через прозрачную трубочку. Флинн подписала последние четыре контракта и передала их девушке. Встала:
– Скоро вернусь. – Она движением головы позвала Мейкона за собой и нырнула под синюю пленку.
Мейкон вышел следом. Было слышно, как девушка-нотариус шлепает печати.
– Тут где-нибудь можно поговорить без посторонних? – спросила Флинн.
– В фабе, – ответил Мейкон, указывая на другой кусок пленки.
Заднее помещение фабы выглядело как прежде, если не считать дыры в стене и нескольких новых принтеров. Флинн выглянула в соседнюю комнату. За прилавком стояла незнакомая девушка и смотрела в телефон.
– Где Шайлен?
– В Клэнтоне, – ответил Мейкон.
– Чего ее туда понесло?
– Еще юристы. Она открывает здесь две новые фабы.
– Я все узнаю урывками. Расскажи толком, что происходит.
– Никто не понимает. – Он снял визу, сунул в карман, потер глаз. Флинн чувствовала его усталость, которую не мог до конца снять даже государственный «будильник».
– Зачем тут форт из стройматериалов?
– Капитал «Сольветры» сейчас насчитывает миллиарды.
– Миллиарды?!
– Много, но я не хочу тебя грузить. Сам стараюсь об этом не думать. Завтра будет еще больше. Вся фигня растет по экспоненте. Мы стараемся не очень светиться. Скрываем, насколько можем. Бертону все время дают советы оттуда, и построить стену была их идея.
– А здесь почему нет?
– Сюда тебе, в общем-то, выходить нельзя. Стена должна защитить тебя от обстрела из машины или чего-нибудь в таком роде. Конечно, если за нас возьмется кто-нибудь серьезный, никакие укрепления не спасут. Для умных снарядов толщина не помеха, а потолок над нами, считай, картонный. И все-таки они решили, что надо это сделать, на случай если другая сторона пожмотится и снова наймет каких-нибудь козлов из Мемфиса.
– По дороге сюда видела робота-корову. Дженис сказала, что Бертон поставил.
– Часть нашей новой системы. Я лично голосовал, чтобы сделали похожей на зебру.
– Томми по-прежнему у Пиккета?
– И Бертон тоже. Не завидую им.
– Что, по-твоему, будет дальше?
– Вы с Бертоном и Коннером куда-то скоро отправляетесь? Там?
– Я должна идти на прием с Уилфом. Попробую там кого-нибудь опознать. Коннер отправляется с нами в качестве телохранителя. Про Бертона не знаю.
– Значит, это оно.
– Что «оно»?
– Ход в игре. Такой, который все изменит. Так, как здесь сейчас, долго оставаться не может. Рано или поздно рванет. На локальном уровне, на уровне страны или даже мира.