Кратин будет преследовать Перикла до последних дней его жизни. Когда начнется Пелопоннесская война, в комедий «Дионисалександр» он выведет на сцену «первого гражданина» под видом бога Диониса, предводителя козлоногих сатиров. Потом маска сменится, и Перикл превратится в сына троянского царя — Париса, который похищает прекрасную Елену, вызывает войну, а сам прячется, в то время как враги опустошают его отечество.
Вряд ли Перикл оставался равнодушным к подобным нападкам. Но своего недовольства он никак не выражал. Народ смеется над ним? Что с того — ведь это театр. А в собрании? Он по-прежнему одобряет каждое предложение своего вождя. Чего же тогда стоят мелкие укусы!
В 440 году, когда Перикл отправился подавлять восстание на Самосе, его обеспокоенные сторонники решили все-таки ввести строгую цензуру для комедиографов. Постановлением экклесии запрещалось выводить на сцену граждан под их собственными именами. Возвратившись в Афины, Перикл добился отмены этого решения. Он, столько раз уверявший демос, что свобода превыше всего, не мог допустить, чтобы ее ограничивали, даже если ему приходится страдать от этой свободы.
ЭЛЛАДА В ЭЛЛАДЕ
Перикл строил.
Строил энергично, не считаясь с расходами, невзирая на упреки аристократов. Он хотел создать памятник вечной славы Афин и украсить их сооружениями, которые всегда будут напоминать о величии города, спасшего Элладу от порабощения.
Другая цель была более прозаичной, но не менее важной — прокормить праздное население, заняв его производительным трудом. Ведь государство, по мысли Перикла, обязано кормить своих граждан, иначе демократия останется лишь пустым и звонким словом. К тому же средства для этого давали союзники, вносившие форос, и благосостоянию самих афинян ничто не угрожало.
«Перикл хотел, чтобы рабочая масса, не несущая военной службы, не была обездолена, но вместе с тем, чтобы она не получала денег в бездействии и праздности.
Поэтому Перикл предоставил народу множество грандиозных проектов сооружений и планов работ, требовавших применения разных ремесел и рассчитанных на долгое время, чтобы остающееся в городе население имело право пользоваться общественными суммами нисколько не меньше граждан, находящихся во флоте, в гарнизонах, в походах.
И правда, там, где были материалы: камень, медь, слоновая кость, золото, черное дерево, кипарис; где были ремесленники, обрабатывающие эти материалы: плотники, мастера глиняных изделий, медники, каменотесы, красильщики золота, размягчители слоновой кости, живописцы, эмалировщики, граверы; люди, причастные к перевозке и доставке этих материалов: по морю — крупные торговцы, матросы, кормчие, а по земле — тележные мастера, содержатели лошадей, кучера, крутильщики канатов, веревочники, шорники, строители дорог, рудокопы; где, словно у полководца, имеющего собственную армию, у каждого ремесла была организованная масса низших рабочих, не знавших никакого мастерства, имевшая значение простого орудия при производстве работ, — там эти работы распределяли, сеяли благосостояние» (Плутарх).
В результате, по словам того же Плутарха, «росли здания, грандиозные по величине, неподражаемые по красоте. Все мастера старались друг перед другом отличиться изяществом работы; особенно же удивительна была быстрота исполнения. Сооружения, каждое из которых, как думали, только в течение многих поколений и человеческих жизней с трудом будет доведено до конца, — все они были завершены в цветущий период деятельности одного государственного мужа». По инициативе и под контролем Перикла украшается Акрополь — возводятся Пропилеи, Парфенон, храм Ники Бескрылой.
В короткий срок Афины превращаются в политический, торговый и умственный центр эллинского мира. Отовсюду сюда стекаются уроженцы союзных городов — торговцы, ремесленники, рабочие, моряки, в надежде найти здесь выгодную работу. Приходят лучшие мастера живописи, архитектуры, скульптуры, учить и учиться приезжают философы, находящие в Афинах благодатную аудиторию. Они проповедуют на улицах, собираются в домах богатых афинян. И почти каждый неизбежно приходит к Периклу.
Его жилище становится магнитом, притягивающим лучшие умы Греции.
С некоторых пор Перикл полюбил свой дом. С того момента, как в нем появилась Аспасия.
Дочь Аксиоха родилась в Милете. Этот город, вызывавший зависть у соседей, славился богатством и могуществом. Ему были обязаны своим возникновением черноморские колонии: Синопа, Кизик, Абидос, Томы, Ольвия. Выходцы из Милета основали и первую греческую колонию в Египте — Навкратис. Еще большую известность принесли ему его ученые. Там жили Фалес, Анаксимандр и Анаксимен, создавшие так называемую милетскую школу — родоначальницу натурфилософии. Там появились первые сочинения крупнейших логографов, предшественников Геродота, — Гекатея, Кадма, Дионисия.
Когда Аспасия поселилась в Афинах, неизвестно. Зато все древние историки единодушны в том, что своим возвышением она обязана сочетанию редкого ума, образованности и обаяния.
Перикла познакомил с ней Сократ в начале 50-х годов. С огромным трудом уговорил он Перикла посетить эту женщину, чьей благосклонности добивались многие из афинян. Перикл колебался. Он давно уже отказался от развлечений, не участвовал в пиршествах друзей. Лишь раз он позволил себе побывать на свадьбе своего родственника и ушел сразу же, как только гости совершили возлияние и приступили к трапезе.
И вот его, крайне осторожного в выборе друзей, привыкшего к одиночеству, Сократ пытался свести с новыми людьми, обещая, что он не пожалеет об этом. Ведь Аспасия принимает у себя умнейших из эллинов и на равных беседует с ними. Даже он сам, Сократ, завидует ее умению спорить и с удовольствием слушает ее.
Может быть, Перикла смущает, что Аспасию называют гетерой? Но разве еще Солон не говорил, что именно гетеры обеспечивают нерушимость брака, избавляя мужей от многочисленных похождений? Или Перикл так любит жену, что только в ней находит советчика и друга?
Перикл был равнодушен к жене. Она родила ему двух сыновей — Ксантиппа и Парала, которых он воспитывал вместе с Каллием, ее сыном от первого брака. Верный супружескому долгу, он выполнял все обязанности главы дома, стараясь не показывать, сколь тягостна для него унылая и бесцветная семейная жизнь с бесконечно далекой от него женщиной.
В конце концов нет ничего зазорного, если он станет гостем в доме гетеры. Он свободный человек и волен поступать так, как считает нужным!
Общегреческая мораль и в самом деле узаконивала мужскую неверность. Обычай не запрещал мужьям обзаводиться любовницами, посещать публичные дома. Считалось, что это отнюдь не унижает достоинств ни главы семьи, ни его супруги, чей мир ограничивался стенами ее жилища.
Мужья редко бывали дома. Большую часть времени они проводили на площади, в собрании, суде. Они занимались деловыми операциями, путешествовали, участвовали в спорах, кутежах. Женщина обречена была сидеть взаперти, нередко даже под надзором слуг. На ее долю оставались лишь хозяйственные заботы и воспитание детей. Укрывшись в гинекее (женской половине дома), она даже не выходила к гостям, навещавшим мужа. От нее требовалось немногое: послушание, верность и скромность.
В IV веке до н. э. афинский оратор с гордостью скажет: «У нас есть куртизанки для развлечения, любовницы, чтобы о нас заботиться, и жены, чтобы рожать законных детей».
Величайшая слава для женщины, считали афиняне, если о ней вообще не говорят в мужской среде — ни хорошего, ни дурного.
Лишенная политических прав, она не могла выбрать мужа. Браки по любви заключались редко, и судьбу девушки определяли родители. В 15 лет ее обычно сватали за 30-летнего мужчину, и накануне свадьбы она приносила в дар Артемиде куклу.
Опекун (отец или брат) подписывал за нее брачный договор, к нему возвращалась она после развода. Развод осуществлялся по первому желанию мужа: в любой момент он мог отослать жену к опекуну, возвратив приданое и уплатив полтора процента за каждый месяц брачной жизни. Развод по требованию мужа так и назывался «отсылкой». Дети при этом оставались у мужа.
Если же расторгнуть брак хотела женщина (такой развод именовали «оставлением»), вмешивалось государство: архонт удовлетворял ее требование только в том случае, если она предоставляла убедительные письменные доказательства тяжелых проступков супруга. «Тяжел и труден тот путь, — писал афинский комедиограф Анаксандрид, — по которому приходится идти жене, желающей оставить жилище своего мужа и вернуться назад к отцу. Этот путь не пройти без краски на лице».
Перикл разошелся с женой без особых волнений. С ее согласия он, как опекун, — а для замужней женщины именно муж выступал в этой роли, — сосватал ее, и вскоре в его доме появилась новая хозяйка. С ней пришло то, чего Периклу так долго недоставало, — ощущение счастья и покоя. Его не могло омрачить даже то, что по афинским установлениям такой брак не признавался законным: ведь Аспасия была милетянка, а между Афинами и Милетом не существовало договора об эпигамии (право на брак с иностранцами). Это означало, что дети, рожденные Аспасией, будут лишены гражданских прав. Думал ли Перикл, предлагая несколько лет назад закон, по которому гражданином считался только сын афинянина и афинянки, что все это обернется против него? Кто мог предвидеть, что на Афины обрушится эпидемия, которая унесет в могилу Ксантиппа и Парала, и ему, первому стратегу, руководителю государства, придется слезно вымаливать, чтобы его единственного наследника — Перикла-младшего — Народное собрание признало полноценным гражданином?!
Он добьется этой привилегии — и погубит любимого сына. Ирония судьбы обернется трагедией. Как полноправный афинянин, Перикл-младший успешно сделает карьеру, его изберут стратегом, и в 406 году он примет участие в крупнейшем морском сражении, в котором будет разгромлен пелопоннесский флот. Вместе с другими военачальниками его сначала наградят за блестящую победу, а затем предадут суду за то, что остались непогребенными погибшие воины и не получили помощи матросы на кораблях, разбросанных бурей. И суд приговорит потомка первого гражданина к смертной казни.