Полвека спустя методы воспитания молодежи стали либеральнее, а мальчики, как утверждали, — слишком распущенными. Многие с тоской вспоминали славное «архая пайдея» — старое воспитание, которое формировало молодежь в эпоху персидских войн, когда подрастал и Перикл. Вот как «Правда» — персонаж комедии Аристофана «Облака» — расхваливает манеры и поведение молодежи прошлом:
Расскажу вам о том, что когда-то у нас воспитаньем звалось молодежи,
В те годы, когда я, справедливости страж, процветал, когда скромность царила.
Вот вам первое: плача и визга детей было в городе вовсе не слышно.
Нет! Учтивою кучкой по улице шли ребятишки села к кифаристу
В самых легких одеждах, хотя бы мукой с неба падали снежные хлопья.
Приходили, садились, колен не скрестив, а почтенный наставник учил их
Стародедовским песням: «Паллада в бою воевода» иль «Меди бряцанье»,
Запевая размеренно, строго и в лад, как отцы и как деды певали…
А в гимнасии, сидя на солнце в песке, чинно-важно вытягивать ноги
Полагалось ребятам, чтобы глазу зевак срамоты не открыть непристойно.
А вставали и след свой тотчас же в песке заметали, чтоб взглядам влюбленных
Очертания прелестей юных своих на нечистый соблазн не оставить.
В дни, минувшие маслом пониже пупа ни один себя мальчик не мазал,
И курчавилась шерстка меж бедер у них, словно первый пушок на гранате.
Не теснились к влюбленным мальчишки тогда, лепеча, сладострастно воркуя,
Отдавая себя и улыбкою губ и игрой похотливою взглядов.
За обедом без спроса не смели они положить себе редьки кусочек,
Сельдерея до старших стянуть со стола не решались, ни лука головку.
В кулачок не смеялись, не крали сластей, ногу за ногу накрест не клали…
Тут «Правду» прерывает «Кривда»:
Стариковская чушь!
Но «Правда» парирует: Да, конечно. И это та сила,
Из которой растила наука моя поколенья бойцов марафонских.[20]
Конечно же «Правда» немного преувеличивает. Конфликт поколений повторялся и повторяется на протяжении веков. Причинами его являются как идеализация того времени, когда старики были красивыми и молодыми, так и естественная неприязнь уходящих к тем, кто займет их место. Но иногда изменения в общественной жизни и системе воспитания происходят настолько быстро, что различия в образе жизни двух поколений проявляются очень ярко и сравнение не всегда бывает в пользу младшего из них. Именно так и произошло в Афинах, когда ровесников Перикла сменила молодежь, воспитанная в иных, гораздо лучших условиях, но имевшая множество явных недостатков.
«Правда» ошибалась также, утверждая, что мальчики времен персидских войн только и делали, что гоняли по лугам и лесам. Уже тогда им приходилось корпеть над трудной и нудной наукой.
Тайну письма и чтения юный афинянин постигал, старательно выводя буквы палочкой на табличке, покрытой воском. Не было ни букварей, ни учебников, зато школьник с самого начала обучения приобщался к великой поэзии. Объяснения учителя знакомили мальчиков с религией и мифологией, историей и географией, этикой и политикой. На первом месте, конечно, стоял Гомер, но читали также Гесиода, Феогнида, Солона. Собственно говоря, это было даже не чтение, а распевное и многократное повторение стихов вслед за учителем, который декламировал их по своему экземпляру, ибо книги тогда были редкими и дорогими. Гесиод писал о появлении богов, о трудах и лишениях бедного землепашца, угнетаемого знатными господами. Феогнид из Мегары учил, как должен поступать настоящий аристократ, и горел ненавистью к черни, лишившей его имущества и родины.
Но ближе всего сердцу учеников был Солон — великий законодатель их государства. В своих элегиях[21] он оправдывал и объяснял осуществленные им реформы и вместе с тем предостерегал будущие поколения:
«Наш город никогда не погибнет по приговору Зевса или других божеств, счастливых и бессмертных. Ведь над ним простерлась рука заботливой покровительницы Афины. Зато жаждут погубить сей великолепный град его граждане, охваченные безумием глупости. Одни из них верят только в богатство, другие же, называемые вождями народа, носят в своем сердце несправедливость. Поэтому-то гордыня и насилие готовят им великие страдания. Ведь они не могут смирить свои неуемные желания и радоваться покою и мирным застольным беседам».
Для счастья, поучал Солон, вполне достаточно «иметь милых детей, быстрых коней, хороших охотничьих псов да желанного гостя за столом».
А еще Солон писал: «Одинаково богаты те, кто имеет горы золота и серебра, пшеничные поля, табуны коней и мулов, и те, у кого есть ровно столько, чтобы не страдать ни от голода, ни от холода, а еще сын или дочь, что тоже неплохо. Все, что сверх того, не возьмешь с собою в могилу, никто еще никакими богатствами не смог откупиться от смерти, болезни или несчастной старости».
Солон был пессимистом. Его соотечественники часто и с убеждением говорили: «Тот кого любят боги, умирает молодым. Что может быть лучше? Не родиться совсем, а если уж это случилось, — уйти как можно скорее».
Солон вполне соглашался с такой оценкой человеческой жизни и добавлял: «Ни один человек не может быть по-настоящему счастливым. Все мы — смертные, сколько нас есть под солнцем, — достойны сочувствия».
Но именно потому, что в сердцах древних греков всегда лежала горечь, они с упоением предавались радостям жизни. Ничего нельзя откладывать на потом: кубок удовольствий должен быть выпит до последней капли. Скоро придет смерть или, что еще хуже, — мрачная старость, отбирающая счастье и красоту. Вот уж когда печаль не утраченной молодости охватывает душу и ничто не радует ее по-настоящему, человек становится пугалом для детей и объектом насмешек со стороны женщин.
Один из современников Солона жаловался: «Какая же эго жизнь, какая радость без даров золотистой Афродиты? Пусть возьмет меня смерть, когда для меня утратят свое очарование таинство любви, сладкие дары Кипреи в ложе — самый прекрасный цветок молодости в жизни мужчин и женщин».
Солон, однако, не соглашался с этим служителем муз называвшим пределом жизни 60-летний возраст, и советовал ему совсем по-другому выразить свое желание «Пусть смертный приговор будет мне объявлен, когда я достигну 80 лет».
Такой взгляд вполне понятен, ибо Солон имел более глубокие интересы и стремления, нежели поэт, служивший только богине любви Афродите. Разум не увядает так быстро, как тело. Старец лучше оценивает и ведет политические дела, нежели самоуверенный юноша. А Солон главным образом занимался политикой и ей посвящал свои литературные творения — элегии. В них он осуждал слепоту партий, борющихся за власть, и единовластие: «Народу я дал столько прав, сколько ему должно вполне хватить. Значения у него не отнял, но и не наделил ничем сверх меры. Людям же знатным и богатым наказал я остерегаться всего недостойного. Всегда я стоял посредине, прикрывай широким щитом и тех и других и не допуская, чтобы одна из сторон победила недостойно.
Темная туча рождает только снежную бурю и град, гром же появляется благодаря ясной молнии. Великие мужи, правящие единовластно, приводят государство в упадок, народ же попадает под власть одного из-за своей глупости. Ведь если кто-то возносится слишком высоко, то его нелегко потом опустить на землю. Поэтому надо все продумывать заранее.
Многие говорят: ум Солона скользит по поверхности, это не мудрый человек. Боги предоставили ему прекрасную возможность, а он ею не воспользовался, зверя травил успешно, но сетей не замкнул. Ах, если бы хоть на один день стать тираном в Афинах! Можно было бы собрать неисчислимые богатства, а потом пусть кожу заживо сдирают, пусть погибнет весь мой род!
Так они рассуждают. Я же вовсе не стыжусь того, что сохранил родину и не взял в свои руки жестокой тиранской власти, не замарал своего доброго имени и в этом смысле стою выше всех людей».
Вот какие взгляды внушали молодым афинянам в школе. Однако благородные советы мудреца не очень-то помогали, потому что необузданные политические амбиции проявлялись у представителей каждого поколения.
Детей учили не только возвышенной поэзии. Столько же времени, сколько мальчики заучивали наизусть эпос и элегии, они посвящали игре на кифаре и пению. Для того чтобы считаться образованным, эллину недостаточно было просто разбираться в музыке. Во время пиршества кто-нибудь из его участников обязательно возглашал: «А теперь давайте петь по очереди!» Тот, кто не умел импровизировать, должен был вспомнить по крайней мере одну из известных песенок, например, ту, в которой перечислялись самые приятные в жизни человека вещи: здоровье, красота, честно заработанные деньги и, наконец, развлечения в кругу друзей.
Древние греки всесторонне занимались спортом. Для этой цели служили особые помещения — палестры, руководители которых назывались пайдотрибами. Юноши проходили полувоенную подготовку в гимнасиях. Их содержало государство, оно же оплачивало учителей. Но и люди постарше охотно заглядывали в гимнасии, чтобы посмотреть, как занимаются молодые. Иногда зрители сами пробовали свои силы на песке стадиона, но охотнее всего они беседовали здесь со своими знакомыми о новостях и политике. Мальчики прислушивались к этим разговорам. Так начиналось их знакомство с государственными делами.
Гимнасиев в Афинах было несколько. В какой из них ходил Перикл? Вероятнее всего, в тот, который находился на холме Ликабеттза городом. Его покровителем являлся Аполлон Ликейский, поэтому он назывался «Ликейон». Позднее здесь возникла философская школа Аристотеля, прославившая название «лицей» во всей Европе.
Но едва Перикл начал занятия в тени платанов Ликейона, как началась буря, бросившая мальчиков далеко от стен родной школы.