На это Афина ответствовала: «Трудное дело, более трудное, чем думаете вы, смертные. Ты чист перед богом и людьми и не замараешь моей святыни. Но черные богини не уйдут с пустыми руками; если не отдам им тебя, то ядом своего гнева они забрызгают землю моих любимых Афин. Но коль скоро дело вынесено на мое решение, да будет так. Я приведу сюда достойных мужей и прикажу им рассудить о пролитой крови. Сердца их полны справедливости, они не нарушат присяги, которую я устанавливаю ныне и на веки веков».
Прибыли судьи, собрался народ. Явился и бог Аполлон, чтобы свидетельствовать правоту Ореста: он убил мать и отомстил за отца по воле Зевса. Черные богини не уступали, настаивали на своих правах, которые родились вместе с миром: если извечный порядок будет нарушен, рухнут мирская и божественная справедливость.
Перед голосованием Афина обратилась к народу: «Вот первое дело об убийстве, которое здесь рассматривается. Отныне и навсегда устанавливаю в этом городе совет судей. Оп будет заседать на горе, называемой Ареевой. Пусть вечно будут здесь уважать закон и трепетать перед его нарушением. Но может случиться так, что люди будут толковать мои законы себе во зло, подобно тому как болотная грязь мутит кристальную чистоту источника. Я советую моему народу одинаково избегать и безрассудного своеволия, и рабского подчинения воле одного человека. Пусть также из города не удаляют всего, что возбуждает страх. Кто же будет справедливым, ничего не боясь. Страх божий — опора, надежда и спасение вашего города. Итак, создаю этот суд — чистый, неподкупный, снисходительный и суровый одновременно, никогда не дремлющую стражу родной земли».
Судьи голосовали, бросая в урну камешки. Их голоса разделились поровну. Последней бросила свой белый камень в защиту Ореста сама Афина. Чтобы смягчить взбешенных богинь мести, она подарила им храм на том самом холме, где проходил суд. Хор богинь благословил аттическую землю. Им ответила Афина: «Благодарю вас за добрые слова. Теперь при свете факелов я отведу вас в пещеры, где вы поселитесь навсегда. Станете в своей новой святыне источником доброты и благодеяний. Поэтому отныне вы будете называться не Эринии, а Эвмениды — добрые богини. Народ афинский будет чтить вас жертвами из крови ягненка, меда, молока, чистой воды источников, пурпурной одежды. А в память об этой минуте жертвоприношения будут совершаться ночью, при свете факелов».
Такова была последняя сцена трилогии «Орестея», которую Эсхил показал афинянам во время Великих Дионисий 458 г. до н. э. Он получил за нее первую награду. Произошло это через десять лет после того, как Кимон присудил награду Софоклу. Эсхил, отодвинутый тогда на второй план, теперь великодушно защищал ареопаг, падение которого стало одной из причин изгнания Кимона.
Орест родился в Микенах — грозном и мрачном замке, стены которого видели не одну трагедию и преступление. Когда Эсхил ставил свою драму, Микены принадлежали Аргосу. Поэтому-то Орест, взывая к Афине у подножия ее статуи, обещал: «Я и моя родина, мой народ аргивянский будем твоими верными союзниками во веки веков».
Аполлон же, когда суд уже оправдал несчастного, благодарил Афину за его защиту такими словами: «Возвышу сей град над всеми иными. Сделаю твой народ великим. Я прислал сюда Ореста, приказал ему искать спасения в твоем храме, чтобы он навсегда остался преданным тебе. И не только он, но и все его потомки из земли аргивянской. Пусть его внуки и правнуки заключат с тобой священный союз!»
Еще более недвусмысленным был ответ Ореста: «До того, как покинуть вас, хочу принести торжественную присягу на верность тебе, твоему народу и городу. Никогда не перейдут ваших границ отряды моих аргивян. Если кто-нибудь нарушит эту клятву, обреку его на горе и несчастья, даже если уже буду лежать в гробу. Ниспошлю ему дурные предзнаменования, лишу неразумного храбрости, и он долго будет жалеть о содеянном. Зато буду благословлять и осыплю дарами тех аргивян, которые останутся верными граду Афины».
Афинские зрители с одобрением внимали таким словам, хотя в них было больше риторики, нежели настоящей поэзии. Однако в 458 г. до н. э. эти прозрачные намеки имели особое значение, ибо уже в течение трех лет Аргос и Афины связывал союз. Он был заключен вскоре после оскорбительной отсылки афинского отряда из-под Ифомы. Аргос, который уже на протяжении многих веков вел со Спартой войны за пограничные земли, охотно объединился с врагами своих врагов.
Спартанцы, почувствовав угрозу со стороны новых союзников, были вынуждены вступить в переговоры со все еще сопротивлявшимися илотами — позволили им вместе с семьями покинуть Пелопоннес при том условии, что они никогда не вернутся обратно. В противном случае станут рабами. Афиняне поселили защитников Ифомы в г. Навпакт. Он располагался напротив Пелопоннеса, у входа в Коринфский залив. В Коринфе начался страшный переполох: афиняне в любой момент могли закрыть залив и перекрыть жизненно важные морские пути в Италию и Сицилию. Старое соперничество между Афинами и Коринфом с каждым годом все обострялось. Навпакт создал новый источник вражды. Коринф уже давно конфликтовал из-за пограничных земель с Мегарой (соседствовал с этим городом с севера). Оба города-государства принадлежали к Пелопоннесскому союзу, предводительствуемому Спартой. Последняя, однако, благоразумно не вмешивалась в спор. Вообще-то справедливость требовала встать на сторону более слабой и обижаемой Могары, но стоит ли ссориться с богатым Коринфом? Предоставленные самим себе, не видя иного выхода, жители Могары обратились за помощью к Афинам. Афинские отряды немедленно появились на их земле. Произошло событие огромной важности: спартанцы и их союзники оказались отрезанными с суши от средней Греции.
Чтобы обезопасить Мегару от внезапного нападения, афиняне построили длинные стены, которые соединили город, лежавший в глубине материка, с его портом Нисея; на стенах разместили своих воинов. Вскоре приступили к строительству подобных стен и у себя; они соединяли Афины с портом Пирей.
На земле и на море разгорелась война. Против Афин также выступил их извечный враг — остров Эгина. Но прошло совсем немного времени, и эгинский флот был разбит, а город на острове попал в осаду. Его оборонял присланный эгинцам на помощь отряд из трехсот спартанцев. Тем временем коринфяне, рассчитывая на то, что запятые Эгиной афиняне не смогут защитить Мегару, вторглись в ее пределы. Они здорово ошиблись.
Стратег Миронид спешно собрал в Афинах войско из юношей и пожилых людей (обычно не участвовавших в заграничных походах) и бросился на помощь оказавшемуся в беде союзнику. Первая битва на земле Мегары не принесла победы ни одной из сторон. Во второй военное счастье улыбнулось афинянам.
Таковы были важнейшие события в Элладе в течение трех лет — от изгнания Кимона весной 461 г. до весны 458 г., когда Эсхил поставил свою драматическую трилогию «Орестея». Неудивительно, что поэт под давлением современных ему событий ввел в свое прекрасное произведение, рассказывающее об извечной проблеме преступления и наказания, мало значащие для нас политические акценты. Но, вероятно, именно им драма была обязана успехом и наградой. Не все зрители смогли понять трагедию Ореста — грешника без вины, однако все они с радостной гордостью слушали, как благословляют их землю добрые богини, согласно кивали головами, когда со сцены призывали Аргос к союзнической верности, столь необходимой в дни войны.
В описываемые годы афинской политикой руководил Перикл. Ее результатом были союзы с Аргосом и Мега — рой, приведшие к братоубийственной войне сильнейших государств Древней Греции. Перикл действовал расчетливо и вполне осознанно. Он стремился раз и навсегда сделать невозможной Кимонову программу мира со Спартой и войны только с персами. Все действия его правительства ясно показывали: Эллада должна признать первенство Афин. Казалось бы, в свете вышеизложенного Афины, по крайней мере временно, должны были сохранять пассивность па Востоке. Быть может, Перикл так и намеревался поступить, но изменил свое мнение, как только появилась возможность нанести персам мощный удар.
Поход в Египет
Персидский царь Ксеркс погиб от руки начальника своей стражи в начале 464 г. до н. э. Только после долгих внутренних неурядиц и упорной борьбы его сын Артаксеркс прочно утвердился на престоле. Новый владыка сразу же отправился на восток, чтобы в приаральских степях подавить восстание местных кочевых племен. Этим воспользовался ливийский князь Инар. Он вторгся в долину Нила, и угнетаемое персами местное население сразу встало на его сторону. Инара провозгласили фараоном. Никто все же не сомневался, что персы, пока отступившие, вскоре вернутся. Поэтому фараон вооружал египтян, набирал наемников и лихорадочно искал союзников. Единственным государством, способным в то время поддержать восставших, были Афины, потому что только они имели сильный военный флот.
Когда посланцы Инара появились в столице, Перикл принял их очень сердечно. Но многие в городе резко протестовали против договоренности с египтянами. Был уже 460 г. до н. э., конфликт со Спартой и Коринфом мог в любой момент перерасти в войну. Политические противники Перикла спрашивали не без резона: «Да разве можно вести войну одновременно в стольких местах, против сильнейших государств Эллады и всей персидской мощи? Зачем посылать людей и корабли куда-то на край света, в Египет? Страна эта нам не очень знакома, а еще меньше мы знаем о силах и намерениях самого Инара. Допустим, что в битве под пирамидами мы победим, а это наверняка будет не так-то легко сделать, ибо персы, даже раз изгнанные, будут слать все новые армии, но где гарантия, что египтяне останутся верными союзниками? Оплатят ли они нам стоимость такой далекой, длительной и опасной экспедиции?»
Сторонники смелых военных предприятий отвечали им: «Когда персы 65 лет назад захватили Египет, они тем самым нанесли сильный удар, но торговле всех эллинских государств: оттуда за изделия наших ремесленников мы получали пшеницу и папирус. Теперь же мы вынуждены переплачивать за египетские товары персидским и финикийским посредникам. Как же мы можем упустить такую прекрасную возможность открыть себе доступ к источнику столь важного сырья? Не забудем и того, что одновременно мы нанесем персам сильный удар, потому что оторвем от их государства одну из самых богатых сатрапий. Ежегодно оттуда в царскую казну поступают 700 талантов серебра, не считая того, что на содержание персидских гарнизонов край этот дает 12 тыс. мер зерна. Действуя заодно с египтянами, мы без труда отобьем даже самые большие персидские армии. К тому же надо принять во внимание, что они будут сражаться вдали от родины после долгих маршей по безводным пустыням или среди враждебных им народов. Собственного флота у персов нет, значит, они возьмут финикийские корабли, а их мы уже били не раз. Что касается стоимости похода, то она не будет слишком большой, потому что содержать наших людей будет Инар».