Такие аргументы оказались убедительными, и флоту, который в тот момент находился у побережья Кипра, был отдан приказ немедленно идти в Египет. Но еще до того, как эскадра подошла к нильской дельте, Инар разгромил персидское войско, двигавшееся со стороны Палестины. Несмотря на это, часть персов сумела прорваться в глубь Египта и запереться в г. Мемфис. Он располагался недалеко от верхнего угла дельты, напротив нынешнего Каира. (В глубокой древности, во времена строительства пирамид, Мемфис был столицей всей страны.) Персидские корабли кружили по Нилу и его рукавам, доставляя осажденным продовольствие. В этот-то момент и появился мощный афинский флот, насчитывавший двести триер. Он без труда овладел водами великой реки, вытеснив отовсюду корабли противника. Вскоре афиняне и египтяне завладели Мемфисом. Персы укрылись в цитадели.
В последней сцене «Орестеи» демоны мести уходят в свой новый дом — пещеры горы Арея, чтобы оттуда, уже как добрые богини, заботиться о городе. Тот, кто смотрел драму весной 458 г. до н. э., был готов признать, что Афины действительно находятся под опекой благожелательных божеств. Хотя везде еще шли бои, чаша весов явно склонялась в сторону града богини Афины: в Мега — ре отбито наступление коринфян, столица острова Эгина в осаде, в Египте уничтожена персидская эскадра, взят Мемфис и вот-вот должна пасть его цитадель. А ведь еще живы были люди, ну хотя бы сам автор «Орестеи», которые 30 лет назад защищали отечество под Марафоном, а еще через 10 лет видели дым над подожженным персами Акрополем. Теперь же афинский флот господствовал на море от черноморских проливов до устья Нила.
Многое за 30 лет изменилось и в самих Афинах. Сын марафонского победителя Кимон уже три года находился в изгнании, а государством руководил потомок Алкмеонидов — рода, который в момент величайшей опасности был готов выдать город персам.
Народные суды
Перикл делал все, чтобы стереть память о победах Кимона, и, казалось, это ему в полной мере удается. Между тем изгнанный вождь был популярен среди афинян не только вследствие его военных успехов, но и как муж великой щедрости. Постепенно исчезали гнев и возмущение, которые вызвало бесславное возвращение афинского войска из-под Ифомы. Теперь люди вспоминали совсем о другом: «Сколько же народу пользовалось милостями Кимона! Каждый человек из его общины мог попросить у него все, что ему необходимо для жизни. Кимоновы имения за городом вообще не были огорожены. Осенью прохожие собирали там столько фруктов, сколько им было нужно. Бедным Кимон часто раздавал одежду. А какие он давал пиры, сколько приглашал гостей! Да, это действительно был большой господин, щедрый и благородный».
Перикл, тоже состоятельный человек, и не думал состязаться с Кимоном в этой области. Кроме того, экономность была его природной чертой. Однако и здесь он смог победить своего аристократического соперника. Выступив перед народным собранием, Перикл предложил проект закона, с огромным энтузиазмом принятого массой беднейших граждан. Закон гласил: судьи будут получать по два обола за каждый день судебных заседаний, в которых они примут участие.
Народные суды учредил еще за 130 лет до описываемых событий Солон. Судьей мог стать каждый афинский гражданин старше 30 лет, если он не имел задолженности государству и не совершил бесчестных поступков. Каждый год из числа желающих путем жеребьевки выбирали 6 тыс. суден. Па горе Ардетт они приносили присягу следующего содержания: «Буду принимать решения, согласуясь с законами и постановлениями совета и народного собрания. Если же по данному случаю закон не содержит никаких указаний, то я отдам свой голос, руководствуясь своими убеждениями, а не дружбой и враждой. Буду одинаково беспристрастно слушать истца и ответчика и принимать во внимание только суть дела, а не связанных с ним лиц».
Далее с помощью очень сложной процедуры всех судей распределяли по различным судебным палатам (их называли дикастериями), причем таким образом, чтобы в каждой из них были представители всех десяти фил. Обычно в трибунале было несколько сотен членов, а когда рассматривались особо важные дела, например, политические, несколько дикастериев объединялись. Судами руководили те чиновники, к компетенции которых данное дело относилось по закону и обычаю. Вся система должна была сделать невозможной коррупцию (не найдется человека, который бы смог подкупить стольких судей) и обеспечить правопорядок и непосредственное участие масс в судопроизводстве и управлении государством. Последнее было возможно потому, что народные суды рассматривали не только почти все уголовные и гражданские дела, за исключением тех, что еще оставались в ведении ареопага, но и в определенных случаях могли принимать решения по поводу действий тех или иных чиновников.
Два обола — нищенский заработок. Столько обычно платили за день труда неквалифицированному работнику. И все же на эти деньги хотя и весьма скромно, по можно было прожить: купить ячменную лепешку, сушеную рыбу, оливки. Благодаря новому закону участвовать в судебных заседаниях могли даже самые бедные граждане: мелкие ремесленники и торговцы, крестьяне — словом, все те, кто раньше даже на день не мог оторваться от своего тяжелого труда и практически не пользовался своими гражданскими правами.
Не обошлось и без критических голосов. Олигархи жаловались, что Перикл щедр за государственный счет и дает народу то, что и так ему принадлежит, по может быть использовано гораздо лучше. Значение судов упадет. Кто будет идти в судьи? Только негодяи и бездельники. Вот уж когда расцветет подкуп! Несомненно, общая сумма скромного судейского жалованья легла тяжелым бременем на казну, особенно с тех пор как его повысили до трех оболов. Зато как же любили Перикла народные массы! Участие в судебных заседаниях для многих стало самым приятным времяпрепровождением. Вот как хвалится своим судейством бедняк — герой комедии Аристофана:
Есть ли большее счастье, надежней судьба в наши дни, чем судейская доля?
Кто роскошней живет, кто гроза для людей, несмотря на преклонные годы?
С ложа только я сполз, а меня уж давно у ограды суда поджидают
Люди роста большого, продажный народ…
Подойти я к суду не успею,
Принимаю пожатия холеных рук, много денег покравших народных,
И с мольбой предо мной они гнутся в дугу, разливаются в жалобных воплях…
Но приятнее всех мне судейских утех, я сказать позабыл, — вот какая:
Только я ворочусь с триоболом домой, домочадцы гурьбою обступят
И начнут лебезить, знают: деньги принес!
Первым делом меня моя дочка
И омоет, и ноги мои умастит, и, прижавшись ко мне, поцелует,
И лепечет мне: «Папочка мой», — а сама языком своим удит монетку.
Чтоб умаслить меня, моя женушка мне мягкий хлеб предлагает любовно
И, подсевши ко мне, угощает меня.[29]
Не только судьи получали деньги благодаря Периклу. Он ввел, хотя и не известно в каком году, оплату труда членов совета пятисот, постепенно начали платить ежегодное жалованье и чиновникам. Деньги были небольшие — всего несколько оболов, но их получали сотни людей. И хотя в целом они составляли весьма значительную cyммy, главным был не финансовый, а политический аспект. Жалованье позволило даже самым убогим стать судьями, советниками, чиновниками. С другой стороны, служение отчизне, считавшееся ранее почетной обязанностью, стало теперь для многих источником существования. Демократия постепенно превращалась в бюрократию.
Длинные стены
После 460 г. до н. э. началось строительство стен, которые должны были соединить город с портом. Степа, названная Северной, шла прямо к Пирею. Ее длина превышала 6 км. Вторая стена — Фалернская — вела к старому порту в Фалере. Оба укрепления строили солидно, фундамент насыпали из валунов, а наземную часть — из кирпичей. Через каждые несколько десятков шагов вперед выступали высокие башни. Благодаря этим, как их называли, Длинным стенам Афины в любой ситуации имели связь с морем, а поскольку на нем господствовал афинский флот, ни один враг не был страшен.
Перикл лично представил народному собранию проект строительства. Он внимательно следил за ходом работ, хотя большая политика и не прекращавшиеся войны постоянно отвлекали и его внимание, и весьма значительные суммы. Зато сторонники Кимона яростно боролись против возведения Длинных стен — единственно по причинам политического характера. Они прекрасно понимали, что отныне город навсегда может связать свою судьбу с морем. Поэтому беднота, работающая в порту, будет иметь в государственных делах решающий голос, а люди, живущие плодами земли, утратят свое влияние. Но вслух олигархи выдвигали совсем другие аргументы: они указывали на огромную стоимость строительства и его бессмысленность с военной точки зрения. У афинян просто не хватит людей, чтобы разместить их на всем протяжении стен. А что будет, если неприятель высадит десант на неукрепленном участке побережья между Фалером и Пиреем?
Последний аргумент был не лишен оснований. Поэтому уже через несколько лет сам Перикл предложил осуществить строительство еще одной стены, получившей название Средней. Она проходила между Фалернской и Северной параллельно последней, на расстоянии менее 160 м от нее, и соединялась с укреплениями Пирея. Теперь надобность в Фалернской стене фактически отпала; она была оставлена в качестве первой линии обороны.
Но строительство Средней стены еще впереди, а пока Перикл ни в чем не отступал от своего основного плана. Он проявлял даже определенное упрямство, лишь бы не признать правоту сторонников Кимона — это могли посчитать признаком слабости. Однако вопрос о Длинных стенах разбудил страсти. Не смея напрямую критиковать вождя за введение судейского жалованья — заметим, кстати, меры весьма популярной, — олигархи подвергли нападкам план строительства укреплений. Их слепая ярость позволила Периклу пойти на хитрость. Неожиданно по Афинам разнеслась весть: сторонники Кимона готовят государственный переворот в целях не допустить окончания строительства. Поэтому они ищут помощи у спартанцев и хотят тайно впустить их в город. Неприятельские войска уже стоят в Беотии. Демократия в опасности!