Афинское общественное мнение и тогда, и позднее единодушно утверждало, что какое-то время Аспазия была гетерой, т. е. девушкой, чье сердце всегда открыто для богатых друзей и покровителей. Можно, конечно, посчитать это сплетней, пущенной врагами Перикла, однако мы не должны применять к той отдаленной эпохе наших оценок и морали. Жизнь с гетерой не наносила вреда репутации мужчины. В этом смысле афиняне, как и все народы древности, были чрезвычайно снисходительны. Всеобщее осуждение вызывало лишь совращение замужних. Зато институт гетер считался вполне нормальным и даже необходимым в каждом обществе. Поэтому-то в Афинах, городе большом и многолюдном, гетер было очень много, причем разных категорий. Некоторые из них являлись настоящими «светскими дамами», прекрасно образованными, и вызывали удивление. В обычном афинском доме женщины жили затворницами, и только гетеры пользовались полной свободой и привлекали к себе интересных людей. Если Аспазия до встречи с Периклом действительно была гетерой, то она жила так же, как та гетера Феодота, с которой мило и шутливо беседовал Сократ, всегда верный своему призванию: везде и во всем искать прекрасное и доброе.
Однажды кто-то в присутствии Сократа завел разговор о Феодоте: «Ее красота неописуема. Эту девушку изображают художники, и она не скрывает от них своих прелестей.
— Ну что же, надо к ней пойти, — решил Сократ, — и увидеть все собственными глазами. Трудно с чужих слов судить о той, чья красота неописуема.
Сократ и его друзья застали Феодоту в тот момент, когда она позировала какому-то художнику.
— Друзья! — воскликнул философ. — Кто кого должен благодарить? Мы ли Феодоту, позволившую нам взирать на ее красоту, или она нас за то, что мы ею восхищаемся? Если Феодота больше приобретет, показывая нам себя, то тогда она должна быть нам благодарна, если же, смотря на нее, мы получаем большее удовольствие, то все выгоды на нашей стороне!
И далее он так развивал свою мысль:
— Феодота уже сейчас заработала нашу похвалу, но ее прибыль будет еще больше, когда мы всем расскажем о ее красоте. Мы же хотели бы прикоснуться к тому, что увидели. Уйдем отсюда возбужденные, а потом будем тосковать. Отсюда вывод: мы ей служим, а она — наша госпожа!
На это Феодота ответила:
— Клянусь Зевсом! Если все действительно обстоит так, как ты говоришь, то скорее я должна быть вам благодарна.
Тем временем Сократ заметил, что на хозяйке весьма дорогой наряд и одежды ее матери ненамного дешевле. От его быстрого взора не укрылись и большое количество красивых, хорошо ухоженных служанок, а также богатая обстановка дома, и он сразу же спросил:
— Скажи откровенно, Феодота, как велики твои земельные владения?
— У меня их вообще нет.
— Может быть, ты сдаешь в наем дом?
— И собственного дома у меня тоже нет.
— Ну тогда наверняка на тебя работают мастерицы?
— С чего ты это взял?
— Каковы же в таком случае твои средства существования?
— Попросту если кто-то доброжелательно ко мне относится, то оказывает мне помощь, — вот и все средства моего существования.
— Клянусь Герой, Феодота, лучше и придумать нельзя. Стадо друзей — большее богатство, нежели стадо коров, коз или овец. Но скажи мне, полагаешься ли ты на счастье и ждешь, чтобы какой-нибудь приятель попался тебе, подобно мухе, или сама прилагаешь к этому старания?
— А разве в подобном деле можно что-либо предпринять?
— Клянусь Зевсом, можно. Здесь надо уподобиться пауку. Знаешь, как он добывает себе средства к существованию? Плетет тончайшую сеть и питается тем, что в нее попадет.
— Так, значит, ты и мне советуешь плести сеть?
— А почему бы и нет? Неужели ты воображаешь, что столь ценную добычу, как друзья, можно поймать без всякого искусства? Посмотри, сколько разных уловок придумали люди, охотясь на такого нестоящего зверя, как заяц. Зайцы, как известно, выходят на прокорм ночью. Поэтому охотники специально обучают псов для ночной охоты. А днем, когда зайцы спят, выпускают уже других псов, приученных выискивать их укрытия. Мало того, еще содержат псов, которые прекрасно бегают, а на заячьих дорожках ставят силки.
— Каким же из этих способов — ты советуешь мне ловить друзей?
— Вместо пса ты должна иметь помощника. Он будет отыскивать для тебя людей богатых и влюбленных в красоту, а потом так их направлять, чтобы они попали в твои сети.
— Не знаю, есть ли у меня такие сети, Сократ?
— Одни есть наверняка, и притом прекрасно сплетенные, — твое тело. А в теле скрывается душа, которая всегда подскажет, каким взглядом очаровать и каким словом привести в восторг. Душа советует нам любезно принять преданного человека и захлопнуть дверь перед носом недоброжелателя; если друг заболеет — нежно за ним ухаживать, а если ему повезет — радоваться его успеху. И вообще тому, кто добр к тебе, надо от чистого сердца отвечать взаимностью. А о том, что целовать ты умеешь не только страстно, но и сердечно, я знаю очень хорошо. Не только словом, но и делом показываешь, сколь дороги тебе твои друзья.
— Клянусь Зевсом, я не применяю ни одного из названных тобою способов!
— И напрасно, ведь к каждому человеку надо подходить соответственно его характеру. Потому что силой не добудешь друга и не удержишь его при себе. Этого зверя можно поймать и приручить только, заботясь о нем и давая ему наслаждения.
— Ты совершенно прав.
— Прекрасно. В таком случае ты должна поступать следующим образом: сначала обращайся к своим обожателям только с теми просьбами, выполнение которых не вызовет у них затруднений. Тогда они будут тебе верны, надолго сохранят любовный жар и в дальнейшем окажут много ценных услуг. И запомни, желанной ты станешь только в том случае, если подаришь свою благосклонность тому, кто страстно о ней мечтает. Даже самое изысканное яство может показаться пресным, если получишь его до того, как пожелаешь. Более того, у сытого оно может вызвать отвращение. Зато голодный с жадностью набрасывается даже на самую простую пищу.
— Но каким образом я могу вызывать подобный голод у моих друзей?
— Пресыщенным не показывай, не напоминай о своих прелестях. Когда же пресыщение пройдет, в приятной беседе напомни им о наслаждениях любви, намекай на свои чувства, но уходи от прямого ответами так поступай до тех пор, пока желание в твоем друге не дойдет до предела. Вовсе не одно и то же, будут ли дары преподнесены именно в такой момент или еще до того, как ты вызовешь в мужчине желание.
— А может быть, ты, Сократ, и станешь моим помощником в охоте на друзей?
— Непременно, если, конечно, ты сумеешь меня уговорить.
— Как же мне это сделать?
— Сама догадаешься, коль скоро я действительно тебе необходим.
— В таком случае заглядывай ко мне почаще.
— К сожалению, Феодота, мне не так уж легко найти свободное время. Множество частных и государственных дел постоянно занимают мою голову. А кроме того, у меня есть еще и подружки, которые не отпускают меня ни днем, ни ночью, обучаясь различным способам приготовления приворотного зелья и любовным заклятьям.
— Так ты и это умеешь?
— Друзья, в окружении которых я перед тобой стою, не покидают меня ни на секунду. Думаешь, так бы было, если бы я не использовал приворотного зелья или любовных кружочков?
— Дай мне такого зелья! Испробую его на тебе.
— Но я вовсе не хочу, чтобы ты меня к себе приманивала. Предпочитаю сам притягивать других. Лучше ты приходи ко мне.
— Я согласна. Только бы ты захотел меня принять.
— Безусловно захочу. Если, конечно, в этот момент у меня не будет в гостях кто-нибудь покрасивее тебя»[37].
Аспазия — новая Омфала
Сократ беседовал с Феодотой уже пожилым человеком. Но в то время, когда Перикл взял Аспазию в свой дом, т. е. приблизительно в 445 г. до н. э., Сократу было чуть более 20 лет и занимался он тем ремеслом, которому его обучил отец, — тесал камни. Позднее философ часто и охотно беседовал с Аспазией. Спустя много лет он с одобрением вспоминал некоторые ее высказывания, например такое: «Можно вступить в брак при помощи свахи, но только при условии, что каждой из сторон она скажет правду, избегая лживых похвал».
Не только Сократ, но и весь город считал Аспазию мудрой женщиной. Именно поэтому и появились опасения, что она завлечет Перикла своими чарами. Люди огорченно говорили: «На глазах у всех он целует ее, когда уходит из дома и когда приходит».
Вполне попятное огорчение, поскольку афинские мужья никогда не позволяли себе подобных нежностей. Вскоре после переезда в дом Перикла Аспазия родила сына. И хотя он являлся незаконнорожденным, но, весьма красноречивый факт, получил имя отца — Перикл. Это всех убедило в большом влиянии Аспазии на вождя афинского народа. Стремясь выставить на посмешище Перикла и его политику, недоброжелатели пустили слух, что она пишет ему речи и дает советы по всем государственным вопросам.
Но особенно благодатной темой роман Перикла и Аспазии был для авторов комедий. В те времена комедии в Афинах ставили два раза в год: ранней весной, во время Великих Дионисий, и в середине зимы, когда праздновали Сельские, или Ленейские, Дионисии. Награды присуждались в обоих случаях, а председательствовал в коллегии на празднествах один из архонтов. Хор оплачивал кто-либо из богатых граждан. Несмотря на помощь и надзор со стороны государства, комедии весьма зло высмеивали всех более или менее известных политиков. Не щадили и их домашних дел. Иногда отпускаемые в комедиях шуточки были просто непристойными, а словарный запас отличался большой красочностью. Но не только отдельные лица становились жертвами насмешек, авторы комедий насмехались и над самим народом, хотя в принципе это было запрещено.
Один из тогдашних олигархов жаловался: «Афиняне сами поощряют к высмеиванию в комедиях частных лиц, и всякий, кому только придет охота, высмеивает всякого. Всеобщее удовольствие вызывает