то, что подвергаемые осмеянию, как правило, принадлежат не к простонародью, а к числу наиболее известных и уважаемых граждан. Правда, случается, на посмешище выставляют кого-нибудь из бедняков или черни, но это бывает только в том случае, если они уж очень гоняются за новшествами или хотят выдвинуться»[38].
Излюбленным объектом шуток являлась все без исключения вожди. Народ от души веселился над тем, как метко и зло комедии высмеивают его любимцев и вообще всех знаменитостей. Но вот представление кончалось, люди отправлялись на заседание совета пятисот, в собрание, в суды и там горячо поддерживали тех, кого только что в театре показывали, как глупцов, жуликов, воров и бабников. Иностранцев шокировали такие афинские обычаи. Они с удивлением спрашивали: «Как же может существовать государство, в котором не уважают власть? Как можно допускать такую разнузданность, такую ничем не ограниченную свободу слова? И что это за ребяческое отсутствие последовательности: сегодня забрасывать человека грязью, а завтра доверять ему самые ответственные посты?»
Что касается афинян, то они не обращали внимания на язвительнозавистливые сожаления чужеземцев. Из поколения в поколение они воспитывались в убеждении, что «исегория», свобода слова, является фундаментом демократии. А на обвинения ответ был простой: «Конечно, авторы комедий немного преувеличивают. Но разве можно определить границы свободы слова? Если хотя бы один раз что-либо или кто-либо встанет выше критики, то далее последуют новые запрещения и ограничения свободы — и так будет до тех пор, пока гражданам совсем не заткнут рот. А ведь для государства нет ничего хуже рабства мысли его граждан. Если же какое-то важное лицо почувствует себя оскорбленным шутками в театре, то оно должно поскорее расстаться с общественной деятельностью: нет ничего хуже для страны, чем находящийся у власти угрюмый фанатик — борец за чистоту нравов. Мы противоречивы и непоследовательны, насмехаемся надо всем, что можно и нельзя, но нашему государству это не вредит: жизнь в нем кипит и оно наверняка богаче, нежели Спарта, где граждане не осмеливаются критиковать даже проекты законов.
Вот и Перикл, руководствуясь этими обычными принципами афинской демократии, не обижался, когда комедиографы стали уделять ему и Аспазии все больше «заботливого» внимания. Их любовь стала излюбленным объектом насмешек для известного в то время автора Кратина. В одном из его произведений со сцены раздавались такие слова: «Отвратительная похоть породила его Геру — Аспазию, наложницу с собачьими глазами»[39].
Богиню Геру называли «волоокой», а глаза коровы считались красивыми и полными грусти. Зато «собачьи глаза» Аспазии должны были, по мнению автора, свидетельствовать о ее бесстыдстве.
Кратин называл Аспазию «новой царицей Омфалой, что было довольно оскорбительно, ибо каждый из зрителей прекрасно помнил, что у Омфалы в течение года служил сам Геракл. Герой снял свою львиную шкуру и, отложив в сторону палицу, дни и ночи выполнял желания своей ненасытной госпожи. В часы отдыха Геракл, облаченный в женскую одежду, прял у ног царицы. Вот каким стал теперь Перикл, поучал Кратин.
Архитектор проектирует идеальное государство
Каково было действительное влияние Аспазии на Перикла, очевидно, не знал никто из современников. И нам было бы смешно рассуждать об этом по прошествии двадцати пяти веков. Но одно является несомненным. В доме Перикла и Аспазии собиралось множество ярких и талантливых людей, главным образом выходцев из малоазиатских государств. С помощью Аспазии им было легче попасть к Олимпийцу. В группе друзей, конечно же, выделялся Анаксагор. Перикл познакомился с ним еще раньше, но теперь их дружба значительно окрепла. Когда позднее враги решили поразить Перикла, удар был нанесен по самым близким ему людям — Анаксагору и Аспазии. Анаксагор приехал из г. Клазомены, зато из самого Милета, родного города Аспазии, происходил Гипподам — архитектор и политический реформатор в одном лице.
Почти через сто лет, но все же на основе непосредственных свидетельств и живой традиции великий философ Аристотель так писал о личности и взглядах этого интересного человека: «Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета (он изобрел разделение полисов и спланировал Пирей), первым из не занимавшихся-государственной деятельностью людей попробовал изложить кое-что о наилучшем государственном устройстве.
Он проектировал государство с населением в десять тысяч граждан, разделенное на три части: первую образуют ремесленники, вторую — земледельцы, третью — защитники государства, владеющие оружием. Территория государства также делится на три части: священную, общественную и частную. Священная — та, с доходов которой должен отправляться установленный религиозный культ; общественная — та, с доходов которой должны получать средства к существованию защитники государства; третья находится в частном владении земледельцев. По его мысли, и законы существуют только троякого вида, поскольку судебные дела возникают по поводу троякого рода преступлений (оскорбление, повреждение, убийство).
Он предполагал учредить одно верховное судилище, куда должны переноситься разбирательства по всем делам, решенным, по мнению тяжущихся, неправильно; в этом судилище должно состоять определенное число старцев, назначаемых путем избрания. Судебные решения в судах должны, по его мнению, выноситься не путем подачи камешков: каждый судья получает дощечку, на которой следует записать наказание, если судья безусловно осуждает подсудимого, а если он его безусловно оправдывает, то дощечка оставляется пустой; в случае же частичного осуждения или оправдания пишется определение. Современные законоположения он считает неправильными: вынося либо обвинительный, либо оправдательный приговор, судьи вынуждены нарушать данную ими присягу.
Сверх того, он устанавливает закон относительно тех, кто придумал что-либо полезное для государства: они должны получать почести; и дети павших на войне должны воспитываться на казенный счет, коль скоро такого установления еще нет у других. Такого рода закон в настоящее время существует и в Афинах, и в других государствах. Все должностные лица должны быть избираемы народом, т. е. теми тремя частями государства, о которых упомянуто ранее. Избранные должностные лица обязаны иметь попечение о государственных делах, а также о делах, относящихся к чужестранцам и сиротам»[40].
Этот проект идеального государства, не единственный в те времена и не очень оригинальный, тем не менее вызвал интерес как у современников Гипподама, так и у потомков. Создание стройных логических конструкций было любимой забавой эллинов (именно таким образом формировались основы математики). С такой же беззаботной смелостью они судили о делах государства и общества, Пытливый исследователь открывает и изучает особенности геометрических фигур, их соотношение, почему же нельзя таким же образом узнать формулу идеального государства и определить составные части общественного организма? Через несколько, десятков лет мысль Гипподама талантливо развил Платон. Он начертал план создания идеального государства, в котором были предусмотрены буквально все детали, но сохранена основная мысль Гипподама — разделение общества на касты. Игра в конструирование идеального государства продолжается уже много веков, приводя ко все более трагическим последствиям. Справедливости ради надо сказать, что время от времени раздаются голоса предостережения. Уже ученик Платона Аристотель критиковал его конструкции идеального государства. Он ясно показал их внутреннюю противоречивость и отстраненность от действительных потребностей общества.
Было бы интересно узнать, как относился к предложениям Гипподама Перикл. Он, несомненно, высоко ценил способности Гипподама-архитектора, иначе никогда бы не доверил ему строительство Пирея. Перикл полностью развязал ему руки, хотя урбанистические планы Гипподама выглядели для того времени революционными. Ни один город в Элладе не имел тогда правильной планировки улиц, пересекающихся под прямым углом. Это производило впечатление, а вместе с тем облегчало застройку и передвижение по городу. Правда, некоторые жаловались: «В старых городах каждый строил как хотел и где хотел, если имел хоть кусочек земли. Улицы были узкие и извилистые: что ни шаг, то тупик. Но в этом была и своя хорошая сторона, например во время войны. Бывает, что неприятель врывается в город; вот тут-то он и начнет плутать среди беспорядочного скопления домов и узких проулков, окруженный со всех сторон яростно нападающими жителями».
После окончания основных работ в Пирее Перикл использовал талант Гипподама при закладке другого города, из чего вовсе не следует, что он был в восторге от его политических проектов. Опытный политик, афинский вождь прекрасно понимал: невозможно придумать такой порядок в государстве, чтобы все было простым и четким, как сеть улиц на плане города. Более того, придумывание будущего людского сообщества может оказаться весьма опасным, ибо жизнь капризна и полна неожиданностей. Расстановка сил как внутри государства, так и вне его подвержена постоянным изменениям. Конечно, хороший политик заранее определяет цель и упорно стремится к ее достижению, но как извилисты порой бывают дорожки, ведущие к ней!
Может быть, поэтому, хотя Перикл и имел огромное влияние в обществе и мог бы действительно подумать о радикальном изменении государственного устройства, он никогда не утверждал, что все исправит, урегулирует и предусмотрит, ибо так можно только выставить себя на посмешище. Вот отчего принятых по его инициативе законов было относительно немного. Очевидно, Перикл придерживался того мнения, что каждый закон вызывает такие побочные эффекты, которых не в силах предусмотреть даже самый блестящий ум. Уж лучше ограничиться и законодательной деятельности самым необходимым. Жизнь общества подобна быстрому и мощному потоку, который пробивает себе дорогу, послушный лишь неведомым законам природы. Задача политика состоит в том, чтобы регулировать и расчищать его русло, а не засыпать его камнями или преграждать плотиной, поскольку в таком случае поток быстро превращается в грозную опустошающую стихию или в гниющее застойное болото.