Так и произошло. Когда мальчики очутились на территории святилища, они уже были в полной безопасности. Правда, взбешенные коринфяне попытались вытащить их оттуда, но на защиту беглецов стеной стали самосцы. «Мы не можем вам этого позволить, ибо гнев богини падет на нашу землю», — сказали они. Тогда коринфяне решили взять мальчиков измором. Но не тут-то было. Каждую ночь в храм стали приходить самосские юноши и девушки, которые водили хороводы и возлагали на алтарь богини лепешки из кунжута и меда. Коринфяне не смели этому мешать. Наконец, потеряв терпение и измучившись от скуки, они покинули остров. Чудом спасенных детей самосцы за свой счет отвезли на родину.
Говорят, что вспыхнувшая тогда ненависть Коринфа к Самосу уже никогда не угасала. Ее еще больше подогревало морское и торговое соперничество. Через полвека после случая с керкирскими мальчиками коринфяне вместе со спартанцами напали на Самос. Островом тогда правил тиран Поликрат. Захватчики утверждали, что хотят освободить остров от деспотического правления и вернуть изгнанных тираном граждан. Они прибыли на множестве кораблей, сорок дней осаждали город, но, ничего не добившись, удалились восвояси.
Это был очередной триумф Поликрата, которому уже много лет везло буквально во всем. С тех пор как стал хозяином Самоса, тиран не ведал поражений. Под рукой имел всегда сто пятьдесят кораблей и тысячу лучников. Он захватил несколько соседних островов и городов на азиатском побережье. Богатства Поликрата были неисчислимыми, ибо он не брезговал пиратством, грабил и друзей, и врагов. Никто в тогдашнем греческом мире не мог противостоять ему на море. Правда, появилась угроза с востока — молодая и динамичная персидская монархия. Но «царь царей» был далеко, а с его малоазиатскими сатрапами Иоликрат поддерживал неплохие отношения. С тогдашним фараоном Египта Амасисом его даже связывали узы сердечной дружбы. От него-то Поликрат и получил письмо следующего содержания: «Приятно слышать, что удача во всем сопутствует моему дорогому другу. Но непрерывный поток твоих успехов рождает во мне опасения. Я хорошо знаю, как завистливы боги, и поэтому предпочитаю, чтобы везение иногда сменялось неудачей. Лучше умеренность, чем непрерывная полоса успехов, ибо тот, кому везет во всем, умрет в нищете. Послушай-ка, доброго совета! Найди среди своих вещей такую, потеря которой огорчила бы тебя больше всего на свете. Выброси ее, и притом так, чтобы никто ею уже никогда не завладел. А если тебе и после этого будет везти по-прежнему, используй в дальнейшем тот же способ отведения от себя зависти богов».
Прочитав письмо Поликрат решил, что среди всех дорогих предметов и ценностей есть только один, потеря которого действительно его глубоко огорчит, — прекрасный перстень с изумрудом. Тиран поднялся на борт свое — го самого большого корабля и вышел в открытое море. Там он снял перстень с пальца и бросил его в зеленую глубину.
Через несколько дней какой-то рыбак поймал рыбу такой величины, что решил подарить ее владыке острова. Повар вскрыл ей брюхо и, не помня себя от радости, побежал к Поликрату. В руках у него был любимый перстень тирана.
Когда Амасис узнал из письма об этом происшествии, он тут же послал на Самос вестника. Тот предстал перед
Поликратом и сказал: «Мой господин понял теперь, что не в человеческих силах уйти от приговора судьбы. Если боги отдают тебе даже то, что ты сам хотел потерять, — это значит, они готовят тебе страшный конец. Поэтому мой господин отказывает тебе в своей дружбе. Он не хочет ни погибнуть вместе с тобой, ни горевать, когда с тобой случится несчастье».
Несколько лет спустя персидский сатрап предательски заманил к себе Поликрата. После страшных пыток он был распят на кресте. Однако на Самосе еще долго сохранялась память о величии Поликрата. Поколение за поколением восхищались чудесами техники и великолепными зданиями, построенными по его приказу. Среди них туннель длиной в восемь стадий, т. е. более чем в 1 км. Пробитый в горе, он дал возможность горожанам пить здоровую родниковую воду. По современным подсчетам прокладка туннеля заняла не менее пятнадцати лет. Весьма впечатлял и каменный мол, защищавший вход в порт и протянувшийся в море на несколько сотен метров.
А за городом возносила к небу свои колонны огромная святыня, долгое время считавшаяся самой большой во всей Греции. Хозяйкой храма была Гера, ибо, как гласили мифы, она родилась на Самосе.
Жители острова с гордостью показывали чужеземцам эти постройки. Наверное, некоторым из них приходила в голову мысль, что все тирании стремятся к монументальности. Хотят восхищать и поражать, жаждут, чтобы современники падали перед ними на колени, а потомки славили их имена, восклицая: «Прекрасны правители, создавшие такое чудо!»
Но правду не закроет ни одно здание, даже если оно упирается крышей в небо. Мы знаем, что каменные глыбы таскали свободные, но запуганные люди, а туннель рыли доведенные до скотского состояния полурабы. Счастлива страна, жители которой не могут показать чужестранцам никаких диковинок архитектуры. Они спокойно живут в бедных домиках среди полей и огородов, а воду черпают из отдаленного источника. Вечером за чашей вина свободно беседуют об общих делах. Но тиран никогда не поймет их хозяйственных забот, их, казалось бы, мелких дел, а ведь они и составляют то, что мы называем радостью жизни. Нет, его привлекает только «великое», угнетающее человека. И грозит такой деспот людям: «Уж я-то научу вас работать!»
Война и философы
Летом 440 г. до н. э. вести с Самоса держали Афины в постоянном напряжении. Сначала все говорили: Перикл затаился со своей эскадрой и наверняка застанет врасплох самосцев, возвращающихся из-под Милета. Ведь те даже не знают, что уже началась война. Лишь бы только Софокл вовремя прибыл с подкреплениями с Хиоса и Лесбоса».
И действительно, через несколько дней пришло официальное сообщение Перикла о победе: «Хотя нас было и меньше, мы рассеяли семьдесят самосских кораблей и теперь плывем прямо к самосской столице».
Однако торжествовать победу оказалось рано. Афиняне узнали, что у самосцев действительно было семьдесят кораблей, но из них только двадцать военных, а остальные — обычные торговые суда. Их флотом командовал Мелисс. И как командовал! Он сумел прорваться сквозь афинские боевые порядки и вернуться в свой город. Перикл не смог отрезать Мелисса от его базы и решить исход войны в одной битве. Ничего удивительного, что он был взбешен. Говорили, афинский вождь приказал ставить самосским пленникам клейма на лоб.
Позднее настроение в Афинах снова изменилось: Перикл блокировал Самос со стороны моря. Наконец-то прибыл Софокл и привел с собой несколько кораблей. Их могло бы быть и больше, по наши союзники предпочитают переждать, кто окажется победителем. Рано или поздно город сдастся, хотя бы от голода».
И вдруг, как снег на голову, новое известие: «С юга к Самосу идет большой финикийский флот под персидским командованием. Пять самосских триер прорвали блокаду. Наверное, соединятся с финикийцами и приведут их на помощь своему городу. Периклу придется отступить, иначе эти тараны разнесут его флот в щепки».
Почти десять лет назад Афины заключили с персами мир. Он гарантировал, что персидский флот не войдет в Эгейское море. Неужели «царь царей» нарушил договор? В данной ситуации это означало бы катастрофу. Ведь персы не только могли оказать помощь Самосу, но и договориться со Спартой.
А тем временем с Самоса пришла еще более страшная весть: «Мелисс разгромил нашу эскадру, блокировавшую вход в порт. Самосцы снова хозяйничают на море. Везут в город все, что только пожелают. Теперь они мстят за Перикловы жестокости: выжигают пленным афинянам на лбу изображения сов!»
Все с удивлением спрашивали, как же такое могло произойти. Объяснение пришло вскоре, но оно не делало чести авторитету вождя: «Перикл поступил легкомысленно, взял из-под Самоса шестьдесят кораблей и поплыл на юг, чтобы расправиться с финикийцами как можно дальше от острова. Как же можно было так ослаблять отряд, охранявший порт? Ведь в нем осталось всего несколько кораблей. Мелисс не слепец, он сразу все заметил. Как коршун, бросился он на наших. Уничтожил или прогнал афинские триеры, взял в плен сотни людей. Надо признать — он прекрасный вождь. Удивительно то, что этот философ демонстрирует столько энергии и стратегических талантов».
Многие, заинтересовавшись, каких же философских взглядов придерживается столь умелый военачальник, теперь узнали о его книжке. Она называлась «О природе вещей». В ней рассказывалось о бытии. Вот что говорилось в самом ее начале: «То, что существует, всегда существовало и существовать будет. Ибо если бы оно когда-нибудь появилось на свет, то не существовало бы до своего появления. А если бы оно и раньше не существовало, то никоим образом не могло возникнуть из ничего. Поэтому то, что никогда не рождалось, существует ныне, существовало раньше и впредь всегда будет существовать. И оно не будет иметь ни начала, ни конца, а будет бесконечным, и так же, как его жизнь будет вечной, так и размеры — бесконечными. Ибо то, что имеет начало и конец, не может быть вечным и безграничным. Но то, что безгранично, должно составлять единство, ведь если бы существовали два бытия, то они были бы не безграничными, а ставили бы друг другу предел»[46].
Вряд ли кто-нибудь проявлял больший интерес к взглядам Мелисса, как два воина, стоявших у борта одной из афинских триер, находившихся в районе самосского побережья. Не будет преувеличением сказать, что один из них вызывал не меньший интерес, чем самосский философ-военачальник. Давайте послушаем их беседу.
«По сути дела Мелисс опровергает и твои взгляды, Архелай, хотя, и не называет никого по имени. Получилось немного смешно. Наверняка многие на нашем флоте посмеиваются над тобой: "Ого, а Архелай-то специально приехал на Самос, чтобы расправиться с философом, который иначе думает о природе вещей. Оп сам верит во множественность, а тот — в единство бытия. И вот теперь, когда им не хватило философских аргументов, они взялись за мечи: началась война мыслителей". Как теперь отвечать на подобные шуточки? Ведь, по правде говоря, ты действительно не был обязан участвовать