Жизнь уходила, все медленнее текла река воспоминаний, а мгла смерти пугала страшным холодом и постепенно заволакивала сознание. Сможет ли Перикл, до того, как наступит вечная ночь, найти ту мысль, которую он так упорно ищет, для придания блеска погребальной речи на его собственных похоронах, мысль одновременно простую и поэтичную? В какое-то мгновение веки больного приоткрылись, губы начали беззвучно шевелиться.
Головы собравшихся немедленно склонились над ложем больного, чтобы услышать его последние слова. А он с трудом прошептал: «Вы забыли о самом главном. Никто из афинян не надел по моей вине траурной одежды.»
Надеть траурную одежду мог не только тот, кто потерял кого-нибудь из близких, но и каждый, считавший себя обиженным. Таким образом, слова Перикла надо было понимать так: «Хотя я и много лет находился у власти, но никого и никогда не обидел».
Да, это было правдой. Непосредственно Перикл вроде бы никого не обидел. Он никогда не злоупотреблял своим влиянием, не увеличивал с помощью политических махинаций своего состояния, не лгал, не лицемерил и не оскорблял людей. Был честным человеком с чистыми руками — явление чрезвычайно редкое среди тогдашних политиков.
Но правдой было и то, что на кладбище за Дипилонскими воротами все чаще и чаще отправлялись люди в траурных одеждах. Они сопровождали на место вечного успокоения своих близких, павших на войне, на той войне, за разжигание которой Перикл нес ответственность. Он сам заплатил за это смертью двух сыновей. Война была безжалостна и к сыну Аспазии.
Сразу после смерти Перикла Аспазия связала свою судьбу с человеком, которого считали будущим вождем демократов. Звали его Лисикл. Не надо удивляться такой спешке: Аспазия осталась одна в городе, где в условиях войны жить становилось все труднее. К тому же она была иностранкой, к которой многие испытывали жгучую ненависть. Однако главной причиной такого решения явилась, очевидно, необходимость обеспечить будущее молодого Перикла. В момент смерти отца ему не было еще и восемнадцати, он нуждался в мужской поддержке и покровительстве. Но Лисикл погиб осенью 428 г., и молодой Перикл волей-неволей вступил в самостоятельную жизнь. Он никогда не играл заметной роли в политике и все же в 406 г. вошел в коллегию стратегов. Он занял тот пост, который много лет находился в руках его отца. В том же году Перикл вместе с другими полководцами одержал блестящую победу над флотом Спарты. Но в Афинах победителей ждала не награда, а судебный процесс. Их обвинили в том, что они не позаботились об извлечении из волн разбушевавшегося моря тел погибших воинов. Конечно, это был только предлог. В действительности стратеги пали жертвой политических махинаций в борьбе за власть. Народ приговорил Перикла и его товарищей к смерти, приговор привели в исполнение.
Так жало войны поразило в самое сердце тот государственный строй, в превосходство которого над всеми иными формами правления глубоко верил великий Перикл. Поэтому-то он желал любой ценой, даже силой, обеспечить своему государству и демократии господство над всей Элладой. Насилие, однако, оказалось обоюдоострым оружием: оно подорвало те государственные принципы, во имя торжества которых его применяли. Остались лишь красивое название и пустые, ничего не значащие фразы о власти народа, власти, которая в действительности выродилась в террор кучки циников по отношению к оболваненным, наивным массам.
Послесловие
Уважаемый читатель! Прочтенная Вами книга представляет собою необычное литературное произведение. Автор его создал яркий художественный рассказ об исторических событиях в Афинах в тот период, когда в первой половине V в. до н. э. все силы полиса были направлены на отражение агрессии Персии, а со второй его половины — на то, чтобы, укрепив свой внутренний строй, возглавить демократические полисы и консолидировать значительную часть Эллады. Живое и увлекательное повествование А. Кравчука позволит современному читателю узнать много интересного о тогдашних событиях и людях. Лишенная научной сухости и антикварного тона книга привлекает особенностью построения: автор создал свой рассказ на основе подробного изложения сведений древних писателей о том значительном, что происходило в Афинах в «век Перикла». Большим достоинством книги является весьма умелое сочетание рассказов античных авторов различных направлений и текстов подлинных официальных документов, дошедших до нас из каменных архивов Эллады. А. Кравчук редко прибегает к выдумкам, зато широко пользуется своим правом писателя выбрать из массы источников лишь те, которые ему самому интересны и полезны. Это потребовало ознакомления с многими трудами античных авторов — историков, поэтов, трагиков, философов, биографов. Должно отметить, что привлеченные материалы необычно сопоставлены и поданы в книге подробно и весьма своеобразно: писатель заставляет читателя чувствовать себя почти участником описываемых событий. Вполне естественно, что автор настоящей повести не мог не испытать прямого воздействия тех ярких представителей античной культуры, сочинения которых он излагал. Можно сказать, даже, что А. Кравчук в значительной мере следует Плутарху, создавшему биографии Кимона и Перикла спустя более чем 500 лет после их смерти[62]. Как и античный биограф, наш писатель не стремится к исчерпывающему изложению истории и привлекает лишь те факты, которые нужны ему для характеристики упоминаемого конкретного деятеля древней Эллады. Биографический жанр позволил А. Кравчуку включить в свое произведение не только точные сведения о действительно происходивших событиях, но и многие анекдоты, сохраненные античной литературой. Это придало изложению книги особенную живость.
Признавая права автора на свободное изложение темы художественного произведения, все же позволю себе, историку-профессионалу, высказать некоторые замечания, дополнения и даже возражения уважаемому писателю.
А. Кравчук сразу вводит читателя в гущу сложной борьбы политических групп в Аттике в VI–V вв. до н. э., не упомянув хотя бы кратко о предшествующей, восходящей еще к середине III тысячелетия до н. э. истории всей Эллады. В таком длительном процессе развития греков история Аттики особо выделялась тем, что население ее не испытало завоеваний — факт, который подчеркнул Фукидид (460–396 гг. до н. э.), одареннейший историк древности[63]. Фукидид ставил своей целью излагать только достоверные факты, и многие древние документы подтверждают его добросовестность. Поэтому особенно важно то, что в труде аттического историка, отличающемся тщательностью отбора источников и глубиной проникновения в суть исторических событий, наряду с описанием активности лидеров полиса постоянное внимание уделено деятельности простых афинских граждан. Для Фукидида весомая роль демоса, т. е. всего населения Аттики в событиях VI–V вв. до н. э., совершенно закономерна. Правда, только недавно историки смогли по-настоящему оценить такой подход автора.
Я пишу «недавно» потому, что лишь с начала 1900-х годов благодаря археологическим раскопкам исследователи глубоко изучили материальные свидетельства высокого подъема жизни греков в эпоху бронзы (III–II тысячелетия до н. э.). Развитие хозяйства и общественной структуры привело к образованию в XVII–XIII вв. до н. э. ранних монархических государств в ряде областей Греции. И уже тогда в небольших ахейских царствах народ имел не только обязанности, но и определенные права, причем и в такой сфере, как землевладение. Это стало известно науке в 1953 г., когда было сделано эпохальное открытие: английские ученые М. Вентрис и Дж. Чэдуик прочли греческие тексты XIV–XIII вв. до н. э., написанные слоговым письмом[64]. Ахейские документы не только у древни ли письменность античной Греции[65]. Они позволили лучше понять ранние предания греков, сохранившиеся в устной и литературной традиции VII–V вв. до н. э., в особенности известия о смене монархического строя в Аттике республиканским. События XII–XI вв. ярко свидетельствуют о силе аттического демоса и делают вполне естественным дальнейший рост республиканской системы. Последнее определяло отношение Фукидида к демосу и его глубокое суждение о политике Перикла: «Народоправство оставалось по имени, а на деле власть принадлежала первому гражданину» (II, 65, 9). Перед этими словами Фукидид кратко, но глубоко рисует сложную гамму отношений Перикла с народом, показывающую социальную весомость свободного гражданства Аттики. К сожалению, эта грань исторической действительности не привлекла должного внимания А. Кравчука.
Трудно согласиться с заключением автора о том, что демократия в Афинах после Перикла выродилась. Развернувшаяся в последующие десятилетия политическая борьба между демократами и олигархами завершилась в 403/402 г. до н. э. восстановлением демократической системы управления[66]. В дальнейшем создаются эффективные органы демократического строя, хотя это была демократия лишь части населения Аттики — ее свободных граждан.
Решусь отметить несогласие со слишком прямолинейным использованием ряда текстов. Конечно, Аристофан (около 450–385 гг.) писал остро и хлестко, но нельзя ограничиваться лишь самыми грубыми шутками. Политические комедии Аристофана содержат и более ценные сведения о борьбе демократии и олигархии в его время.
Трудно согласиться с упрощенным освещением союза. Перикла и Аспазии, которое выражено даже в излишне вульгарных эпитетах. Не касаюсь первоначальной профессии Аспазии, но ее появление в доме Перикла после его развода с первой женой имело законный характер: она была жена-инополитянка. Брак с нею Перикла относился к разряду обычных в полисной практике союзов граждан разных полисов. Некоторые греческие государства даже заключали специальные соглашения с дружественными полисами о полноправности браков своих граждан. Афины не имели такого договора с Милетом. В реальной жизни браки афинян со свободными инополитянками считались действительными, и дети от таких союзов получили даже особое название — «метрокс