Несмотря на отсутствие качеств правителя государством и полководца, царь Лев тем не менее вполне вошел в историческую обстановку, какая создалась вокруг него; будучи кабинетным ученым, духовным писателем и церковным оратором, он предоставил внешние события и внутреннюю жизнь государства естественной эволюции, вследствие которой период Македонской династии развивался без особенных потрясений внутри, но имел много неожиданных и потрясающих коллизий извне, которые были бы в состоянии нанести непоправимый ущерб империи, если бы она не могла опираться на окрепшие устои внутренних учреждений.
Нелегко при указанных свойствах характера нового царя понять его решительность и инициативу, проявленные в деле патриарха Фотия. Только что приняв власть (1 сентября 886 г.), царь Лев энергично приступил к решению вопроса о смещении Фотия и замене его на патриаршей кафедре своим братом Стефаном. Мысль о возведении царевича Стефана, родившегося в 870 г., в высший церковный сан, конечно, принадлежала еще Василию, который с этой целью обрек его в отроческом возрасте на служение Церкви, и, без сомнения, с его согласия патриархом Фотием юный Стефан был посвящен в диаконы и назначен патриаршим протосинкеллом. При смерти отца Стефану было только 16 лет, тем не менее в придворных и церковных кругах не встретилось препятствия к возведению его в патриархи.
Если принять во внимание громадный церковный авторитет патриарха Фотия и сильную партию в патриархате его учеников и ставленников, то мысль об его насильственном низвержении должна бы представляться вполне невозможной и опасной для нового государя. Но при этом нельзя не взвесить и того обстоятельства, что Фотий не мог не иметь особенной близости к царю Льву и как воспитатель детей Василия. Ввиду указанных обстоятельств следует предполагать особенные мотивы, побудившие Льва к мысли отстранить от управления Церковью престарелого патриарха. Хотя идея обладания двумя высочайшими на земле преимуществами — царством и священством — не могла не льстить церковно настроенному воображению царя, но едва ли в этом следует видеть основной мотив, каким он руководился. Мы должны прийти к другому предположению, что второе падение Фотия было вызвано теми же мотивами, что и первое. Прежде, при Василии I, нужно было пожертвовать Фотием ради сближения с Римской Церковью, на этот раз необходимо оказалось новой жертвой войти в расположение папы. В истории Византии до такой степени переплетаются политические дела с церковными, что часто нельзя бывает отделить церковную политику от политической истории. И историку Византии так часто следует отвлекаться в сторону чисто церковной истории и так много давать места епископским спорам и несогласиям, что он находит здесь уместным, подражая одному древнему церковному историку, предпослать следующее обращение к читателю.
«Обращаюсь к тем, — говорится у церковного историка Сократа (V в.), — кому случится пользоваться настоящим сочинением, пусть не посетуют на меня, что, предполагая составить церковную историю, я привношу в нее изложение фактов современной военной истории, дабы дать истинное освещение историческим событиям. На это есть много причин: первая, чтобы выяснить факты; вторая, чтобы не наскучить читателю, не давая ему отдыха от епископских раздоров и козней. Самая же главная — чтобы привести к со- знанию, каким образом политические смуты отражаются, как бы по некоторой симпатии, и в церковной истории. Если внимательно присмотреться, то нельзя не заметить, что общественные смуты идут рука об руку с церковными».
Чтобы выяснить положение церковных дел ко времени вступления на престол Льва, нам необходимо возвратиться к тому, что последовало за Константинопольским Собором 879–880 гг. Как выше было объяснено, этот Собор происходил при такой обстановке, которая позволила патриарху Фотию восстановить авторитет Вселенского патриарха и вполне обеспечить независимость Восточной Церкви. / Вопрос о возвращении Болгарии под власть Римского епископа не был даже поднят и обсуждаем с той точки зрения, как того желал папа Иоанн VIII; все распоряжения и акты пап Николая и Адриана и постановления Собора 869 г. были отринуты и уничтожены деяниями нового Собора, которому на Востоке придают значение вселенского. Легко понять, что на Западе не могли помириться с этим новым и решительным шагом патриарха Фотия, хотя проследить в подробностях ближайшие затем сношения мы и лишены возможности. / По-видимому, папа сначала не отдавал себе ясного отчета в том, что действительно происходило на Соборе. Он довольно уклончиво выражался в письме на имя Фотия от 13 августа 880 г., что в случае если бы его легаты не исполнили его приказаний на Соборе, то он считал бы подобные постановления незаконными и неприемлемыми. В письме на имя царя Василия заключаются некоторые новые данные, которыми следует здесь воспользоваться, чтобы представить в надлежащем свете причину уступчивости папы (8). / Указав на заслуги наместника св. Петра в деле примирения Церквей и, в частности, в деле Фотия, папа очень определенно указывает как уже полученные, так и ожидаемые милости со стороны царя, которыми и следует объяснять его уступчивость и отмеченную выше уклончивость. / Прежде всего оказывается, что царь Василий отправил флот на защиту владений Римского престола и этот флот как раз в занимающее нас время находился в распоряжении папы [65], затем папе был пожалован константинопольский монастырь Сергия и Вакха, обладавший большими доходами и пользовавшийся особенным почитанием; наконец, папа не терял надежды на улажение болгарского вопроса и благодарил царя за выраженное якобы обещание возвратить Болгарию Риму. Вообще папа не скрывал в этом письме, что Римская Церковь находится в отчаянном положении и что она очень нуждается в могущественной поддержке византийского императора. Выше мы видели, что с приведенными письмами отправлен был в Константинополь кардинал Марин, / занявший Римский престол после Иоанна VIII. Но его ожидал весьма суровый прием: легат папы / был подвергнут заключению, в котором оставался целый месяц. С другой стороны, и в Риме пришел конец миролюбивым настроениям: в 881 г. папа Иоанн с особенной торжественностью произнес отлучение против патриарха Фотия и тем снова нарушил соглашение Церквей и дал на будущее время пищу дальнейшему развитию споров из-за дела Фотия. С тех пор официальных актов Римской Церкви с именем Фотия не встречается до самого падения его в 886 г. С другой стороны, наиболее резкие нападки Фотия на Римскую Церковь с богословской точки зрения должны относиться к этому времени [66].
Преемник Иоанна, вступивший на папский трон в конце 882 г. папа Марин, начал свое правление возобновлением анафемы против Фотия, а этот с своей стороны отказался признать каноническую правильность в его избрании. Царь Василий под влиянием своего патриарха написал в Рим очень резкое письмо, на которое отвечал уже преемник Марина папа Стефан VI. Но когда легат папы прибыл в Константинополь в 886 г., он не нашел уже в живых Василия и должен был передать письмо Льву VI. Таким образом, в обстоятельствах, вызвавших лишение Фотия патриаршей кафедры, получает первостепенное значение деловой материал, который сообщен был царю Льву сношениями его с Римом, а равно положение церковных партий в Константинополе, примыкавших к большому или к малому двору. Стефан VI, занявший Римский престол в половине 885 г., положил конец уклончивой политике Римских епископов по отношению к византийскому Востоку. Припомним, что это был тот самый папа, который наложил властную руку на дело св. Мефодия в Моравии и Паннонии, запретив употребление славянского языка в богослужении. По отношению к империи Стефану необходимо было разрешить вопрос о Болгарии, которым Рим, без сомнения, больше интересовался, чем другими возникшими со времени Фотия поводами к раздорам. Положение дела хорошо обрисовывается в двух актах: в письме папы к царю и в донесении епископа Неокесарийского Стилиана Римскому папе, — из этих актов и попытаемся извлечь нужные данные (9).
В письме к царю Василию папа сильными красками, напоминающими эпоху борьбы за инвеституру, обрисовывает права и привилегии священного и апостольского на земле достоинства и императорской власти. Императору Богом вручена власть над земными делами, Римскому епископу — над духовными.
«Выслушай благосклонно, — говорит папа, — следующее. Тебе поручена забота о том, чтобы оружием посекать безбожных и грубых тиранов, творить правый суд среди подданных, создавать законы и управлять войсками на суше и на море. Вот главные задачи императорской власти. Наши же задачи — попечение о духовной пастве — тем возвышенней, чем больше различия между земным и небесным». Переходя к реальным фактам, папа пишет: «Кто осквернил твои богопослушные уши наветами против святейшего Марина, тот позволил себе употребить свой гнусный язык против Господа нашего И. Христа, все направляющего по своей воле. Кто же это имел дерзновение хулить непорочного жениха и священника и мать всех Церквей? Скажи, кто тебя обманул, что ты вселенского первосвященника терзаешь бранными словами и насмешками и злословишь святую Римскую Церковь, которой ты обязан глубоким почитанием. В чем прегрешила святая Римская Церковь, что развращенные люди настроили тебя изощрять против нее свой язык? Не она ли посылала в Константинополь легатов во время твоего царствования; не прилагала ли она особенное попечение о Константинопольском Соборе? Спросишь, к кому посылала Римская Церковь легатов? К частному человеку Фотию; ибо если бы был у тебя настоящий патриарх, то наша Церковь чаще бы с ним сносилась. Но, увы! такой знаменитый и богохранимый город не имеет епископа и украшается только царским присутствием. Если бы только не сдерживала нас любовь к тебе и не побуждала сносить нанесенное нашей Церкви оскорбление, то мы бы оказались вынужденными принять против преступного Фотия более суровые меры наказания, чем это допущено нашими предме