С лета 1918 года перлюстрация вошла в арсенал политического контроля с их стороны. Естественно, что новые руководители политического розыска обратились к опыту царской службы. В первой половине 1919 года для ВЧК В.Н. Зверевым, бывшим сотрудником Московского охранного отделения, был составлен секретный обзор «Перлюстрация корреспонденции при царизме и телефонные перехваты».
Перлюстрационная деятельность Российской империи практически без изменений перешла в качестве формы политического контроля в политический сыск Советской России. В декабре 1918 года в Московском военно-почтово-телеграфном контрольном бюро из 119 работников 47,9 % начинали службу в перлюстрации до ноября 1917 г., в том числе в отделе учета 100 %. Иностранными языками владело 91,6 % сотрудников. Более 20 сотрудников владели каждый от 4 до 7 языков.
Тем самым, профессионалы перлюстрации перешли в новое ведомство, что лишь подчеркивает значимость политического контроля для государства, готовность ради получения адекватной объективной информации поступиться в определенной мере идеологическими постулатами.
Таким образом, отрицание и возмущение перлюстрацией, господствовавшее в обществе, в том числе и в партии большевиков до 1917 года, в 1918 года повернулось на 180 градусов. Ее признание во многом обуславливалось тем, что перлюстрация регулярно имела в своем распоряжении значительное количество довольно беспристрастных данных, получаемых из просматриваемой корреспонденции. Позволяя представлять общее мнение по самым разнообразным вопросам, перлюстрация оказалась действенным каналом политического контроля.
По мере усиления роли ВЧК в политической жизни страны и передаче ей всех функций тайной полиции встал вопрос об отнесении к ней органов, занимавшихся перлюстрацией. Приказом РВСР от 10 августа 1920 года функции почтово-телеграфного контроля были переданы Особому отделу ВЧК. 9 августа 1921 года, согласно совместному приказу РВСР и ВЧК, Управление военной цензуры Штаба РККА стало подотделом военной цензуры Информационного отдела ВЧК.
В процессе перлюстрации письма распределялись по группам: красноармейские, официальные, международные и частные. Затем корреспонденции передавали на «секретный стол», где ее просматривали по адресам. Письма на имя лиц, значившихся в секретных списках ВЧК, поступали к начальнику «стола».
В эти списки включались фамилии лиц, деятельность которых контролировалась органами государственной безопасности оперативным путем. По отобранным таким образом письмам составлялся список с указанием номеров писем (без указания адресов и фамилий).
Это была своего рода защита от расшифровки фигуранта, которым занималась ВЧК. Эти письма, как и остальную корреспонденцию, возвращали на стол № 1. «Международную корреспонденцию на неизвестных языках» в тот же день отправляли в Московское отделение. Все письма адресатов, значившихся в поименных списках, начальник «секретного стола» тотчас пересылал «нераспечатанными в то учреждение, по спискам которого они задержаны».
Стол № 1 передавал письма под расписку цензорам-руководителям (стол № 3), те — цензорам (стол № 4), оставив себе не менее 50 %. В обязанности цензоров-руководителей входил контроль за работой подчиненных, а также проверка меморандумов и составление по ним ежедневной сводки. Письма с меморандумами передавались на «осведомительный стол» (№ 7), а оттуда — «в соответствующие учреждения».
«Осведомительный стол» составлял общую сводку по данным цензоров-руководителей. Был еще и стол № 5, который производил контроль за работой. Дальнейшим пунктом движения был стол № 6 (заклейщики), где «приводят конверты в первоначальный, по возможности, вид тщательно их заклеивают и передают корреспонденции) обратно на стол № 1», который сдает ее в почтово-телеграфную контору под расписку.
Анализ перлюстрированной корреспонденции в первые годы советской власти показывает, что большинство населения страны не допускало даже мысли, что государство таким образом заглядывает в частную жизнь своих граждан. Вместе с тем органы государственной безопасности получали возможность увидеть срез реальной, а не отретушированной на собраниях и митингах, жизни граждан.
С первых дней советской власти превалировал не принцип социалистической законности, о котором на каждом углу немного позднее говорили большевики, а принцип государственной целесообразности. То, что выгодно было государству и партии большевиков, возводилось в ранг государственной политики, осуществляемой специфическими, совершенно секретными способами.
В Инструкции ВЧК № 11943 от 10 мая 1920 года Председателю Пермского губернского ЧК «По содержанию левых эсеров, числящихся за секретным отделом ВЧК» прямо указывалось: «Ни одно письмо от заключенного на волю не должно быть отправлено им. непосредственно не пройдя тюремной цензуры, причем необходимо снять копию такового и переслать в секретный отдел ВЧК».
Вместе с тем говорить об истинной объективности информации, полученной путем перлюстрации корреспонденции, вряд ли возможно. Она обрабатывалась людьми, которые составляли меморандумы и которые не были лишены человеческих качеств
Подборка и анализ писем могли носить вполне тенденциозный характер и. прежде всего, зависели от личности самого цензора. Они не были вольны изменить содержание того или иного письма, но из подбора выписок порой нельзя было составить реальной картины событий. И даже тот факт, что эти сводки перепроверялись еще раз, не мог быть гарантией их объективности
6 февраля 1922 года ВЧК было упразднено и на его базе образовано Государственное политическое управление (далее — ГПУ) при Народном комиссариате внутренних дел (далее — НКВД) РСФСР. Перлюстрация почтово-телеграфной корреспонденции, цензура и охрана государственных тайн в средствах информации была возложена на Отдел политического контроля (далее — ПК) в составе Секретно-оперативного управления (далее — УСО).
С 21 июня 1922 года Отдел ПК возглавил Б.Е. Этингоф (заместитель начальника — И.А. Медведев). Он состоял из 2-х отделений: 1-е — печати и зрелищ (начальник — Г.А. Галгут), 2-е — почтово-телеграфное (начальник — Н.Г. Архипов). С 1 мая 1923 года начальником Отдела ПК стал И.З. Сурта, одновременно являвшийся начальником Оперативного отдела (далее — ОО).
Помимо перлюстрации и отбора корреспонденции по спискам органов ГПУ при НКВД РСФСР (с 1923 года — ОГПУ при СНК СССР), сотрудники службы вели наблюдение за работой типографий, книжных магазинов, просматривали ввозимые и вывозимые из страны печатные произведения, полиграфическую и кинопродукцию, осуществляли политический контроль за деятельностью театров, кинотеатров и т. и.
Законодательно порядок перлюстрации нигде не был прописан, поэтому самая подобная процедура была незаконной, и производили ее чекисты по своему усмотрению. Согласия прокуратуры не требовалось, добытые незаконным путем сведения принимались в качестве доказательств в суде.
Причастные к перлюстрации в ЧК Российской империи почтовые служащие в Ленинграде в большинстве продолжали служить в почтово-телеграфном ведомстве. Так, сотрудники Санкт-петербургской цензуры барон Ф.Г. Тизенгаузен и Р.В. Швейер на протяжении 1923-24 годов трудились контролерами отдела политконтроля ОГПУ в Петрограде. Потом они были уволены по сокращению штатов.
За один лишь август 1922 года работники ПК проверили 135 тысяч из 300 поступивших в РСФСР из-за границы почтовых отправлений и отцензурировали все 285 тысяч писем, отправленных из РСФСР за границу. Уже осенью 1922 года ПК корреспонденции проводился в почтовых учреждениях в 120 городах РСФСР. При этом запрещалась перлюстрация корреспонденции ведущих партийных и государственных деятелей, органов печати и дипломатической почты.
2 июля 1922 года из состава 00 УСО ГПУ при НКВД РСФСР был выделен Контрразведывательный отдел (далее — КРО). Впервые в истории спецслужб России контрразведка стала отдельным подразделением по противодействию шпионажу, который возглавил Артур Христианович Артузов.
Естественно, что для оперативной разработки подозрительных лиц необходимо осуществление постоянного контроля за их действиями, то есть перлюстрации их почты, тайной слежки за ними и прослушки их разговоров. Сначала для этого начальник КРО привлекал к своей работе соответствующих сотрудников Спецотдела ГПУ, а затем организовал свое техническое отделение.
Так, в 1922 году, когда «Американская администрация помощи» осуществляла завоз и распределение продовольствия в районах, охваченных голодом, чекисты противодействовали американской разведке, работающей под прикрытием этой организации. Используя перлюстрацию их почты, наружную разведку и прослушку, КРО разоблачил нескольких американских разведчиков и завербованных ими агентов в Среднем Поволжье.
Выемкой, обработкой и перлюстрацией дипломатической почты иностранных государств, оперативным обслуживанием иностранных дипломатических миссий и представительств занималось 1-е отделение КРО. Его начальник А.Р. Формайстер привлёк к этой работе старых специалистов царского Охранного отделения по организации так называемых ЧК.
Он в короткий срок научил своих сотрудников методам тайного физического проникновения (далее — ТФП), вскрытия хранилищ дипломатической почты, фотографирования дипломатической переписки и шифровальных книг, подделки пломб и печати, подмешивания дурманящих препаратов дипломатическим курьерам, а немного позже начал использовать технику прослушивания.
А.Р. Формайстер первым создал с этой целью техническую лабораторию, а затем и передвижной вагон-лабораторию, который прицепляли к поездам с международными вагонами для дипломатов. В результате все иностранные посольства и консульства, а также представительства частных лиц были «нашпигованы» подслушивающей аппаратурой и агентурным аппаратом. Благодаря ему через несколько лет дипломатическая тайна в СССР просто перестала существовать.
В 1923 году после образования СССР на базе ГПУ советских республик было организовано Объединенное ГПУ при СНК СССР (далее — ОГПУ). 30 ноября 1924 года в «Краткой справке о деятельности КРО ОГПУ при СНК СССР за 1923-24 операционный год» Артузов писал: