В результате резидентура в китайском Харбине получила задание Центра узнать как можно больше любой информации о том, как упаковывают свою дипломатическую почту японские службы, какие при этом используются материалы, где их покупают или изготавливают и т. д. Речь шла о писчей бумаге, конвертах и пакетах, чернилах, карандашах, канцелярском и специальном клее, сургуче, упаковочной бумаге и т. п.
Суть плана ТФП сводилась к следующему. Японский МИД доставлял свою дипломатическую почту во Владивосток, где она отправлялась японскими курьерами на почтовом поезде без сопровождения, а в Москве, прямо из почтового вагона диппочту принимали сотрудники японского посольства.
Таким образом, создавалась возможность ознакомиться с японской диппочтой в пути от Владивостока до Москвы, который в то время длился от 6 до 8 суток. Центр предусматривал негласную организацию в почтовом вагоне небольшой лаборатории, в которой и планировалось вскрытие почтовых мешков и корреспонденции, фотографирование содержимого и обратное запечатывание так, чтобы никаких следов вскрытия на диппочте не оставалось.
Полученная разведкой предварительная информация о правилах перевозки почты и используемых японцами при этом материалов еще мало что говорила обо всей сложности такого ТФП. Когда разведчики получили и изучили совершенно секретные документы МИД Японии, касавшиеся японо-американских отношений, им пришлось запросить вашингтонскую резидентуру по ряду возникших из этих японских материалов вопросов.
Как оказалось, полученная разведкой из различных резидентур, в том числе и из Японии, информация свидетельствовала об исключительной сложности ТФП по перехвату японских почтовых отправлений.
Во-первых, при упаковке корреспонденции она помещалась в пакеты и заклеивалась специальным клеем и сургучными печатями. Пакеты, клей и сургуч были не обычными канцелярскими, а специально заказываемыми японским МИД.
Во-вторых, одна из наших резидентур смогла добыть старую упаковку японской диппочты. Исследование ее выявило наиболее трудно преодолимое для 5-го отдела ГУГБ препятствие: почта помещалась в специальные пакеты, имеющие подкладку из тончайшей, легко разрушающейся рисовой бумаги. Как убедились специалисты, вскрыть такой пакет без повреждения подкладки оказалось невозможным.
В связи с этим в японскую резидентуру внешней разведки было направлено задание выяснить источник поставки МИД Японии такой рисовой бумаги или новых пакетов с подкладкой из нее и постараться приобрести эти предметы, а также специальные японские клей и сургуч, сорта и специфику которых 5-й отдел установил по полученной использованной упаковке.
Японская резидентура, к счастью, располагала агентом, который был знакомым с производителем указанных товаров и смог приобрести то, что требовалось отделу, в достаточном количестве. Только после этого началась та операция ТФП, которая разведчикам представлялась просто фантастической.
Была собрана и подготовлена специальная бригада из нескольких оперативно-технических специалистов, мастеров высокой квалификации своего дела — вскрытия и закрытия особо сложно упакованных емкостей с интересующим разведку содержимым. Эта спецбригада НКВД оборудовала специальный отсек в почтовом вагоне, курсирующем между Москвой и Владивостоком.
В этом тесном спецотсеке им предстояло совершить ювелирную по точности и аккуратности совершенно секретную работу особой государственной важности. Причем не в спокойной обстановке, а во время движения поезда, когда вагон трясется на стыках рельсов и при поворотах пути.
Поэтому все наиболее деликатные операции по проникновению в японские дипломатические мешки спецбригаде пришлось производить только во время длительных остановок поезда на больших станциях. Таких остановок было 8-10, и нужно было укладываться в такой ограниченный срок, что еще больше осложняло работу спецбригады.
Как только японские курьеры во Владивостоке (или японские дипломаты в Москве) сдавали под расписку свои дипломатические мешки почтовому служащему вагона, их немедленно брали «в разработку» специалисты бригады НКВД.
Прежде всего они фотографировали со всех сторон на цветную пленку внешний вид, характер упаковки, печати, пломбы и все, что можно было заметить на поверхности почтовых мешков, все их особенности и характерные детали. Пленки тут же проявлялись. Затем тщательно исследовались под лупой почтовые печати, узлы и запоры.
После этого начинался процесс вскрытия внешних упаковок мешков — в зависимости от характера почты. Если мешков было немного, спецбригада успевала к моменту отправления поезда провести всю подготовительную работу к их вскрытию. Но к самому вскрытию она могла приступить, только когда поезд уже тронется, поскольку теоретически японцы могли неожиданно обратиться с просьбой о возвращении диппочты, что однажды уже имело место.
Самое сложное начиналось при вскрытии внутренних почтовых пакетов с подкладкой из рисовой бумаги. К этой процедуре уже были заранее подготовлены новые пакеты, сравнение внешнего вида которых с пакетами диппочты проводилось также под лупой, а отдельных их участков даже под специальным микроскопом, если появлялось подозрение о наличии каких-то меток или особенностей, трудно различимых без микроскопа.
При удачном стечении обстоятельств к середине пути спецбригада успела добраться до содержания дипломатических писем, сфотографировать их и начать обратный процесс закрытия пакетов. Это обратное действие являлось наиболее ответственным, так как малейшее упущение, по-иному сложенные листы, царапина или помятости могут дать японцам повод к подозрениям.
К моменту запечатывания дипломатических пакетов и почтовых мешков специально выделенный член спецбригады уже имел сравнительные характеристики клеев, сургуча, чернил, которыми были сделаны надписи на пакетах. Если пакеты заменялись на новые, то специалист по почеркам делал абсолютно идентичные надписи на новых упаковках.
Процесс завершения закрытия дипломатических пакетов и почтовых мешков был настолько сложным, что спецбригада была вынуждена работать с чрезвычайным напряжением, чтобы уложиться в срок. В качестве гарантии от провала бригадир имел право в критической ситуации потребовать от машиниста дополнительной остановки, не доезжая до Москвы. Такой случай имел место однажды, когда почта оказалась более объемной, и спецбригада не рассчитала своего времени работы.
В целом, после такой поездки всему составу спецбригады предоставлялся «отгул» для отдыха на целую неделю. Если бы нормальный человек посмотрел, в каких кошмарных условиях работали эти чудо-мастера, он бы никогда не поверил, что там вообще что-то можно было сделать с хорошо упакованной и опечатанной дипломатической почтой.
Не каждый мог совершать негласное вскрытие почтовых мешков и дипломатических пакетов, защищенных особо изощренным способом, мастерами которого, безусловно, были японцы. С точки зрения обычного человека такой специалист являлся тем «сказочным» умельцем, который не только мог бы подковать и блоху, но даже украсть у нее подковы так, что она и не заметила бы пропажи.
Удивительно не только их мастерство, но и то, как развита у них способность в часто возникающих экстремальных условиях решать сложнейшие, внезапно возникающие задачи, причем при остром дефиците времени и в крайне неблагоприятных условиях. Способность мгновенной мобилизации всех своих умственных и физических сил была присуща специалистам ТФП, которым так часто приходилось решать, казалось бы, неразрешимые проблемы.
2.11. «ПК» Отдела «В» МГБ
Отдел «В» существовал во всех областных управлениях МГБ (далее — УМГБ). Он занимался проверкой письменной корреспонденции как внутренней, так и международной. Отдел имел 3 отделения, которые находились в разных местах города:
1. Отделение военной цензуры (проверка писем военнослужащих, находившихся за пределами СССР.
2. Тайная письменная цензура, или «ПК» (проверка частных писем граждан, пересылаемые по почте).
3. Международное отделение письменной цензуры (проверка всей входящей и исходящей международной корреспонденции).
Сотрудники тайной цензуры считались работниками органов госбезопасности, но в здание областного управления МГБ, кроме начальников подразделений, никто не имел права входить. Такой порядок объяснялся требованиями конспирации: никто не должен был догадаться, что между тайными цензорами и МГБ могла существовать какая-то связь.
Особенно строго следовало соблюдать конспирацию, связанную с местом этой работы. Никто — ни ваши родственники, ни друзья, даже самые близкие — не должен знать о существовании подразделения цензуры, а также о месте его нахождения.
В связи с конспирацией все сотрудники «ПК» приходили на работу по отдельности, каждый в строго определенное время, точно так же после работы отправлялись домой Нарушение этого графика было равносильно нарушению трудовой дисциплины.
С помощью «ПК» можно было проникнуть в тайные замыслы людей, убедиться в их благонадежности или, наоборот, в их враждебности партии и социализму. Для представителей советских органов госбезопасности это важнейший источник информации.
В служебном лексиконе цензора не должны были существовать такие слова, как «цензура», «письма», «проверка». Не цензура, а политический контроль, и в руки попадали не письма, а документы, которые не проверялись, а обрабатывались.
Все то, что стало известно из писем, ни в коем случае не подлежало огласке, не могло являться темой для разговоров или выступлений, даже на партийных собраниях. Также строго запрещалось приносить и распивать алкогольные напитки в помещении «ПК» и общественных местах.
Помещение отделения «ПК», то есть тайной почтовой цензуры, как правило, находилось в здании почтамта на вокзале крупных городов. Объяснялось это соображениями удобства, к тому же отвечало законам конспирации. Всем известно, что почтовая корреспонденция прибывает в специальных вагонах (как правило, охраняемых) на станции назначения.