Юлия, конечно, сразу рванулась на защиту своей любимицы. Вступив в запальчивый спор с братом, она стала обвинять его в грубости, нетактичном поведении и, главное, в несправедливых оскорблениях в адрес беззащитных животных. Этого тонкая душевная организация Клеопатры не переносит, оттого с ней иногда и случаются упомянутые прискорбные происшествия. Но защитив честь Клеопатры, Юлия все же от греха подальше взяла египетскую кошку на руки и удалилась вместе со свитой под тень экзотических ветвей. А Никита, выжив третью лишнюю, стал опять засыпать Дуню комплиментами, уверять, что она еще при их первой встрече произвела на него неизгладимое впечатление, а он, можно сказать, только и делал, что мечтал о новом свидании. Дуня от этих комплиментов таяла, но до конца не растаяла. Сердечко, конечно, верило, потому что давно жаждало таких признаний, но разум холодно констатировал: если Никита действительно хотел с ней встретиться, давно бы ее нашел и встретился. Какие здесь проблемы? У Никандровых вон какая служба безопасности — Никита только им мигни, любую или любого найдут, хоть из-под земли выроют. Просто тогда в голове у него была Анжела, а Дуню он в упор не видел… Но теперь — увидел! И продолжал разливаться соловьем, однако недолго. Быстро перешел к конкретным предложениям. Поведал, что в его московской квартире собрана уникальная коллекция картин художников — модернистов, конструктивистов, дадаистов, футуристов и прочих истов, а в здешних апартаментах располагается еще более уникальная и дорогая коллекция всевозможных изделий из золота, серебра и драгоценных камней: кольца, браслеты, броши, забавные статуэтки и прочие вещицы, представляющие ювелирное искусство чуть ли не всех стран мира. Дуня заочно восхитилась уникальной коллекцией, но Никита напомнил, что лучше один раз увидеть ее своими глазами, чем сто раз о ней услышать, и предложил Дуне посетить эксклюзивную выставку прямо сейчас. При этом тонко намекнул, что одна из драгоценных безделушек может стать собственностью посетительницы, если экскурсия пройдет на должном уровне. Тут Юлия, которая бродила в отдалении среди экзотической флоры и, казалось, ничего не могла слышать, вдруг прокомментировала сладкие речи брата:
— На твоей художественной выставке экскурсанток уже побывало больше, чем в Третьяковской галерее. И к драгоценным браслетам и амулетам девиц прошастало — хватит на целый табор. Так что вы, Дуня, не особенно радуйтесь приглашению моего братца. Среди посетительниц его домашних музеев вы будете не первая и не последняя…
Никита страшно разозлился и резко ответил языкатой сестре, что у нее со слухом такие же проблемы, как у ее подопечных хвостатых любимцев с нюхом. Те поедают всякую дрянь, не умея отличить тухлятину от свежих продуктов, а потом их проносит на дорогие ковры. А их тугоухая хозяйка подслушивает звон, да не разбирает, о чем он. Они беседовали о живописи и тонкостях ювелирного искусства, а Юлия недослышала и в меру собственной дурости вообразила себе невесть что. Ей бы не лезть в чужие дела, а заняться своей личной жизнью! А первым делом вместо целой своры блохастых и лишайных собак завести себе хотя бы одного приличного молодого человека. Тогда бы она своим болтливым языком не вносила разлад и в личную жизнь брата!
— Ничего я никому не говорила! — видимо, считая Дуню «никем», оправдывалась Юлия. — Или ты думал, что Анжела такая глупая и сама ни о чем не догадается? — Тут у Юлии зачирикал мобильник, она послушала и торжествующе сообщила:
— Анжелка едет сюда! Сам с ней объясняйся, а я в ваши дела и раньше не вмешивалась, и впредь влезать не собираюсь!
— Ага! Сначала напакостила, а теперь твоя хата с краю?! Нет, милая, придется и тебе кое-чем расплатиться за невоздержанность на язык! — и Никита, несмотря на возмущенные протесты Юлии, переходящие в визг, стал обрывать экзотические цветы, составляя букет для новой, воистину дорогой гостьи.
Но как Никита ни лебезил перед прибывшей в сопровождении многочисленной охраны Анжелы (слава богу, Геннадия среди охранников не было), ему никак не удавалось восстановить их былые теплые отношения, которым и Дуня некогда была свидетельницей. Анжела разговаривала с бывшим возлюбленным с такой холодной вежливостью, что даже самые пылкие его объяснения, уверения, признания и комплименты несравненной красоте гостьи, слетая с языка Никиты, казалось, сразу превращались в ледышки и бесславно падали на зеленую траву зимнего сада, а случайно долетевшие до ушей олигархической принцессы повисали на них в виде сосулек, не затрагивая ее высочайшего слуха. Пышный букет из экзотических цветов, собранный под отчаянные вопли Юлии, Анжела приняла из рук экс-возлюбленного с непроницаемым видом, а спустя некоторое время, чтобы это не казалось вульгарной демонстрацией, как бы случайно положила его на край стола, откуда экзотическая красота, провожаемая горестным взглядом гринписовки, благополучно свалилась на пол, под ноги поправшей ее непреклонной красавицы.
Да, подумала Дуня, видно, проштрафившийся любовник сильно насолил предмету своей страсти, если этот предмет будто задался целью убить преступника своим пренебрежением, еще более подчеркивая это пренебрежение любезным и обходительным обращением с Юлией и даже со столь незначительной личностью, какой сознавала себя и сама Дуня. Никита попытался поцеловать Анжеле руку. Она не то чтобы грубо ее отдернула, нет, поступила куда изощренней. Вроде изволила согласиться, но когда впавший в немилость кавалер приложился губами к ее пальчикам, вдруг повернулась к Юлии и, как бы увлекшись разговором с ней, дернула рукой и проехалась длиннющими наманикюренными ногтями не только по губам, но и по носу поцелуйщика. Может, даже и ободрала ему эти чувствительные части тела. Никита, конечно, как стойкий оловянный солдатик, не подал и виду, что ему больно. Юлия с Дуней и подавно сделали вид, что ничего не заметили. Зато в глазах коварщицы промелькнул огонек удовлетворения. Как только неутомимый кавалер снова пытался изъясняться Анжеле в своих чувствах или заводил разговор на возвышенно-лирические темы, неумолимая мстительница, выбрав самый патетический момент его цветистого диалога, вдруг поворачивалась к оратору спиной и обращалась к Юлии или Дуне с каким-нибудь прозаическим вопросом, оставляя поклонника с разинутым ртом и нереализованными наилучшими намерениями. Чтобы еще и еще раз уесть таким образом Никиту, Анжеле вскоре пришлось обращаться только к Дуне, потому что Юлия как-то стушевалась и постаралась отступить на второй план в переносном и прямом смысле: вначале перестала подыгрывать Анжеле, а потом и вовсе под благовидным предлогом отступила в экзотические заросли. Видно, это все-таки она разболтала Анжеле о похождениях брата, а теперь сама была не рада тому, что натворила. Зато Дуней, как молотом, Анжела вволю лупила Никиту то в лоб, то по темечку, пинала его безропотной девушкой, как коленом, под зад, толкла, словно толкушкой ватрушку. А Дуня, не по своей воле находясь в таком пикантном положении, чувствовала себя одновременно и молотом, и наковальней, но в конце концов ясно осознала, что очутилась между двумя этими тяжелыми кузнечными аксессуарами.
Анжела, не собираясь останавливаться на достигнутом, предложила Юлии и Дуне отправиться на верховую прогулку. Юлия уклонилась от участка в конном круизе, а Никита, напротив, напросился и взял на себя все сопутствующие хлопоты. У Дуни, разумеется, даже не сочли нужным поинтересоваться, ездила ли она вообще когда-нибудь на лошади. К счастью, в седле она держалась хорошо, а костюм для верховой езды ей пожертвовала Юлия. За свои хлопоты, за услужливость Никита получил заранее предназначенное ему вознаграждение — Анжела всю дорогу ехала рядом с Дуней и разговаривала только с ней, а Никита болтался позади, как собачий хвост. Анжела за все время не перекинулась с ним и двумя словами.
Дальше — больше. У Артюнянцев вечером собиралась великосветская тусовка золотой молодежи, и Анжела пригласила Никандровых — Юлию и присоединившегося к компании старшего ее брата Изяслава, — а также Дуню принять участие в гламурном мероприятии. Никита, уже на грани нервного срыва, истерическим тоном спросил, распространяется ли приглашение и на него? Анжела, не удостоив его ответа, лишь равнодушно пожала плечами: мол, не посылать же особого приглашения какому-то не стоящему внимания ничтожному субъекту?! Ну а если придет, пусть толчется на задворках, за спинами достойных кавалеров. Никита, выброшенный на моральные задворки посредством использования той же Дуни, волей-неволей вынужден был обратить часть своего внимания на предмет, которым его шибали, пинали и толкли. И это хоть и ущербное, но все же внимание, не столько радовало Дуню, сколько приводило в ужас. Известно, что есть только шаг от любви до ненависти, и передвижение Анжелы в этом направлении своей быстротой подтверждало краткость расстояния между двумя антиподами. Но и обратная дорога к Храму временно порушенной любви может оказаться не длиннее. Тогда даже то ничтожное внимание, которое Никита уделил молоту-наковальне-толкушке, разъярит Анжелу сильнее, чем красная тряпка быка, и она поднимет Дуню на рога, как неудачливого матадора. И даже если Анжела окончательно порвала с Никитой, ей, как и любой женщине — миллиардерша она или костюмерша, — не понравится, что бывший любовник уделяет внимание другой девушке. И этой другой мало не покажется! Для Дуни же ссора с Анжелой вообще была бы смерти подобна! Если Додик об этом узнает, не дни, а часы Дуниной жизни будут сочтены! Но и с Никитой ее связывали самые светлые надежды, и предать их — значило похоронить свое счастливое будущее. Лавируя между молотом и наковальней, посередке двух смертей, Дуня искала и нашла единственно верное и гениальное в своей простоте решение. Это было как простоватая на первый взгляд стихотворная строка «Евгения Онегина» — «Мой дядя самых честных правил…». Простенько? А попробуй, напиши нечто подобное!
Короче, выбрав удобный момент, чтобы слышали и Анжела, и Никита, Дуня обратилась к Юлии с маленькой просьбой… Дело в том, что в институте в Дуню безумно влюбился милый юноша старшекурсник Павлик Бранд, мальчик из порядочной семьи. Он умоляет Дуню выйти за него замуж. Родители Павлика, папа — видный бизнесмен и мама — светская дама, уже души не чают в будущей родственнице. Дуня окончательного решения не приняла, но относится к Павлику очень хорошо и готова во всем помогать жениху. А Павлик — большой поклонник Гринписа, душой болеет за несчастных бродячих животных и хотел бы построить для них приют. Слышал об успехах Юлии в этой области, хотел бы с ней проконсультироваться и перенять передовой опыт. Нельзя ли Дуне захватить его с собой при следующем визите? Ну, Юлию только п