— Они никогда этого не делают! — ответил он. — Если только их специально для этого не вооружишь.
Рамон поднял рубаху и надел ее. Мгновенно на белом полотне проступила кровь.
Он спустился вниз. Она прислушивалась к его шагам на лестнице. Весь двор был в тени и пуст, только лежали два мертвых тела в белой одежде, одно у загуана, другое у столба навеса.
Машина, бешено сигналя, мчалась по аллее к дому. Накренясь на повороте, въехала в загуан. На подножках стояли солдаты.
— Дон Рамон! Дон Рамон! — закричал, выпрыгивая из машины, офицер. — Дон Рамон! — Он забарабанил в ворота внутреннего загуана.
Почему Рамон не открывает? Где он?
Она перегнулась через парапет и пронзительно закричала, как дикая птица.
— Viene! Viene Don Ramón! Ėl viene![131]
Солдаты подняли головы на крик. Она в ужасе отшатнулась. Потом в панике бросилась вниз по лестнице на террасу. На каменных ступеньках была кровь, а внизу — лужа крови. На террасе, возле кресел-качалок, лежали в луже крови два мертвых человека.
Один из них был Рамон! На мгновение чувства покинули ее. Потом она медленно шагнула вперед. Рамон лежал, залитый дымящейся кровью, сочившейся из раны на спине, и обхватив другого человека, тоже окровавленного. Второй человек открыл дикие глаза и, ничего не видящий, умирающий, прохрипел:
— Господин!
Это был Мартин, личный слуга Рамона. Он умирал на руках Рамона. А Рамон ослабел и лишился сознания от потери крови, когда поднимал Мартина. Но Кэт увидела, что жилка на его шее слабо пульсирует.
Она слепо бросилась вниз и стала трясти огромные железные перекладины засова на двери, безостановочно крича:
— Сюда! Кто-нибудь! Дон Рамон здесь! Он умирает!
Из кухни показались перепуганные мальчишка и женщина. Дверь открыли как раз в тот момент, когда во двор галопом ворвались шестеро солдат на лошадях. Офицер соскочил с коня и, как заяц, бросился через двор, потом по лестнице — в руке пистолет, шпоры сверкают, вид безумный. Когда Кэт вернулась назад, офицер с пистолетом в руке стоял над Рамоном и смотрел на него.
— Он умер? — потрясенно спросил он, взглянув на Кэт.
— Нет! — ответила она. — Просто потерял много крови.
Офицеры подняли Рамона и положили его на террасе. Быстро сняли с него рубаху. Из раны на спине лилась кровь.
— Надо остановить кровь, — сказал лейтенант. — Где Пабло?
Бросились искать Пабло.
Кэт побежала в спальню за водой, сдернула с кровати старую льняную простыню. Пабло, молодой врач, находился с солдатами. Кэт вручила ему кувшин с водой и полотенце и принялась рвать простыню на бинты. Рамон лежал голый на полу, весь в крови. Темнело.
— Свет! — распорядился врач.
Он быстро промыл и внимательно осмотрел рану, чуть ли не касаясь ее носом. И сделал заключение:
— Ничего серьезного!
Кэт приготовила бинты для перевязки и, опустившись рядом с врачом, передала их ему. Служанка поставила возле врача лампу с белым отражателем. Он поднял ее, еще раз внимательно осмотрел рану.
— Нет! — снова сказал он. — Рана не слишком серьезная.
Потом поднял глаза на солдат, молча толпившихся кругом, на чьи смуглые лица падал свет лампы.
— Tu![132] — сказал он, сделав жест.
Лейтенант, быстро схватив лампу, держал ее над неподвижным телом, а врач с помощью Кэт стянул и забинтовал рану. И Кэт, касаясь податливого, вялого тела Рамона, думала про себя: «Это тоже он, это неподвижное тело! И то его лицо, когда он вонзал нож в горло бандита, тоже был он! И тот сумеречный лоб, и те отчужденные глаза непорочного убийцы — тоже он. Даже сумеречный дикарь! Но где человек, который знает меня, где он? Один из множества этих людей, не более того! О Боже! верни этому человеку душу, верни ее в это окровавленное тело. Дай ему вновь обрести душу или вселенная станет ледяной пустыней для меня и для многих людей».
Врач закончил накладывать временную повязку, осмотрел рану на руке, быстро отер кровь с бедер, ягодиц и ног и сказал:
— Нужно положить его на кровать. Поднимите ему голову.
Кэт торопливо подняла тяжелую безвольную голову Рамона. Глаза его были полуоткрыты. Врач нажал на сжатые губы под редкими усами. Но зубы Рамона были крепко стиснуты.
Врач покачал головой.
— Принесите матрац, — сказал он.
Неожиданно поднялся сильный ветер, длинный коптящий язык пламени заметался в колбе лампы. По террасе, шурша, неслись листья и пыль, мелькнула молния. Голое, неподвижное тело Рамона с повязкой, уже пропитавшейся кровью, лежало на террасе, освещаемой тусклым пляшущим светом лампы.
И снова Кэт ясно увидела, насколько тело — это пламя души, разгорающееся и угасающее на невидимом ее фитиле. И сейчас, казалось, душа догорает, как фитиль, а тело — гаснущее, меркнущее пламя.
«Боже, дай его душе вновь разгореться!» — крикнула она про себя.
Единственное, что она видела в нагом теле перед собой, это что живая душа покинула его. Единственное, чего хотела, это чтобы душа вернулась в него, чтобы глаза открылись.
Его положили на кровать и укрыли одеялом, закрыли двери, чтобы не задувал ветер и не залетал дождь. Врач растер ему лоб и руки коньяком. Наконец глаза открылись; душа вернулась, но еще стояла в отдалении.
Несколько мгновений Рамон лежал с открытыми глазами, незряче глядя перед собой и не двигаясь. Затем слабо пошевелился.
— Что случилось? — спросил он.
— Лежите спокойно, дон Рамон, — сказал врач; прикосновение его тонких смуглых рук было даже легче женских. — Вы потеряли много крови. Лежите спокойно.
— Где Мартин?
— Он снаружи.
— Что с ним?
— Он мертв.
Взгляд темных глаз из-под черных ресниц оставался твердым и спокойным. Затем послышался голос:
— Жаль, мы не убили их всех. Жаль, мы не убили их всех. Надо было убить всех… Где Señora Inglesa?
— Она здесь.
Его черные глаза посмотрели на Кэт. Взгляд его стал осмысленней.
— Спасибо, что спасли мне жизнь, — сказал он, закрывая глаза. Потом: — Уберите лампу.
Солдаты снаружи застучали в стекло, зовя лейтенанта. Вошел черный маленький человек, утирая мокрое от дождя черное лицо, откинул назад густые черные волосы и доложил офицеру:
— Там, на крыше, еще два трупа.
Лейтенант встал и ушел с ним. Кэт тоже вышла на террасу. В ранней темноте хлестал дождь. С крыши спускался огонь фонаря: проплыл по террасе к лестнице, за ним двое солдат несли под дождем труп, следом другая пара со вторым трупом. Сандалии солдат хлюпали на мокрой террасе. Мрачный кортеж проследовал вниз, во двор.
Кэт стояла на террасе, глядя во тьму дождя. Она чувствовала себя неуютно здесь, среди мужчин, солдат. Она спустилась в кухню, где мальчишка раздувал угли в плите, а женщина давила в ступке помидоры для соуса.
— Ох, сеньора! — закричала, увидев ее, женщина. — Пять человек убито, и господина ранили до смерти! Ох! Ох!
— Семь человек убито! — поправил ее мальчишка. — Двое на крыше.
— Семь человек! Семь человек!
Кэт села на стул, потрясенная, неспособная ничего чувствовать, ничего слышать, кроме шума дождя. Вошли двое или трое пеонов и еще две женщины. Мужчины в наброшенных на головы одеялах. Женщины принесли тесто и принялись раскатывать его, лепить тортильи. Они быстро и негромко переговаривались на местном диалекте, которого Кэт не понимала.
Наконец дождь начал ослабевать. Она знала, что он прекратится внезапно. Слышен был громкий плеск воды, хлещущей в баки. И она подумала про себя: «Дождь смоет кровь с крыши, и вода по водостокам попадет в бак. И в ней будет кровь».
Она взглянула на свое перепачканное кровью белое платье. Почувствовала, что замерзла. Встала, собираясь вернуться обратно в темный, пустой без хозяина дом.
— Сеньора! Вы идете наверх? Даниель, посвети сеньоре!
Мальчишка зажег свечу в фонаре, и Кэт вернулась на верхнюю террасу. В комнате, где лежал Рамон, горел свет. В гостиной она надела шляпу и укутала плечи коричневой шалью. Лейтенант услышал, что она в гостиной, быстро вошел и очень любезно и почтительно обратился к ней, приоткрыв дверь к Рамону, лежавшему в комнате для гостей:
— Не могли бы вы зайти, сеньора?
Кэт вошла. Рамон лежал на боку, уткнувшись черными редкими усиками в подушку. Он уже пришел в себя.
— Вы, конечно, испытываете крайнее неудобство, находясь здесь, сеньора Катерина, — сказал он. — Не желаете вернуться домой? Лейтенант отправит вас на машине.
— Может, я могу быть чем-то полезна?
— Ах, нет! Ни к чему вам оставаться здесь! Слишком это неприятно для вас. Я скоро встану и приеду поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь.
Он посмотрел ей в глаза. И она увидела, что душа вернулась к нему и это он смотрит на нее, узнает ее, хотя и из своего странного далека, где пребывает постоянно.
Она спустилась вниз в сопровождении молодого лейтенанта.
— Ужасный случай! Это были не просто бандиты, сеньора! — пылко сказал молодой человек. — Они пришли не грабить. Они пришли убить дона Рамона. И если бы не вы, им бы это удалось! Только подумайте, сеньора! Дон Рамон лучший человек в Мексике. Возможно, во всем мире на найдется человека, подобного ему. И у него нет личных врагов. У него нет врагов среди людей. Нет, сеньора. Ни одного! Но знаете, кто будет его врагами? Священники, а еще Рыцари Кортеса.
— Вы уверены? — спросила Кэт.
— Уверен, сеньора! — в гневе воскликнул лейтенант. — Смотрите! Семеро убито. Двое — это вооруженные слуги, охранявшие загуан. Мартин, личный слуга дона Рамона! — ах, как он был предан ему, как отважен! Дон Рамон никогда не простит его смерти. Кроме того, двое людей было убито на крыше и двое во дворе, их застрелил дон Рамон. Еще один — человек, которого ранил Мартин, упал и сломал ногу, так что мы поймали его. Пойдемте, посмотрим на них, сеньора.
Они спустились во двор, сырой после дождя. Под навесами горели небольшие костры, вокруг которых с беспечным видом сидели на корточках маленькие смуглые солдаты и стояла горстка пеонов в наброшенных на плечи одеялах. На другой стороне двора переступали копытами и позвякивали сбруей кони солдат. Прибежал мальчишка с тортильями, завернутыми в полотенце. Смуглолицые солдатики посыпали тортильи солью и принялись есть, впиваясь в них мелкими, белыми, сильными зубами.