Противники сошлись лицом к лицу. Увидев мрачную решимость, застывшую на лице Ф'лара, Робинтон понял: теперь, когда дракон южанина уже мертв, ничто не помешает бенденцу прикончить врага. Если позволят силы.
Робинтон не сомневался в боевой выучке Ф'лара, но Т'кул не был обычным противником. Южанину придавало силы безумие, овладевшее им после гибели Салт'а. Хотя он и был на добрых двадцать Оборотов старше, но мало в чем уступал Ф'лару; к тому же длина клинка давала ему несомненное преимущество. Ф'лару придется долго избегать разящих ударов его кинжала, пока истощится безумная энергия, переполняющая Древнего.
Из покоев госпожи Вейра донесся восторженный крик, и сразу же — пронзительный вопль. Т'кул вздрогнул и оглянулся. Казалось, Ф'лар только этого и ждал. Он молнией метнулся к Т'кулу, и не успел южанин уклониться или отвести удар, как Ф'лар направил клинок вверх и вонзил его прямо в сердце противника. Древний замертво рухнул у его ног, глаза его закатились.
Прерывисто дыша, Ф'лар тяжело опустился на колено. Он устало провел тыльной стороной ладони по лбу, и Робинтон понял — его угнетает не усталость, а исход поединка.
— У тебя не было другого выхода, Ф'лар, — тихо произнес арфист. Он хотел подойти к предводителю, но не смог даже пошевелиться.
Из покоев госпожи Вейра стати выходить потерпевшие неудачу соперники. Они двигались, как во сне, еще не справившиеся со слабостью после истощившего силы брачного полета. Они шли плотной группой, и Робинтон не мог понять, кто же остался с Козирой — кто стал новым предводителем Исты.
Внезапно арфиста одолела необъяснимая слабость. Он никак не мог отдышаться, не мог найти в себе силы успокоить Заира, который пронзительно верещал, вне себя от страха. Боль заливала грудь, тяжелым камнем давила на сердце.
— Бальдор!
— Я здесь, мастер Робинтон! — арфист Исты бросился к нему, на лице его читались тревога и страх. Он бережно довел Робинтона до ближайшей скамьи. — У тебя лицо стало серым… А губы — губы посинели! Что с тобой?
— Что-то меня всерьез прихватило. Вина! Вино должно мне помочь! — Арфист почувствовал, как на него надвигаются, падают стены. Он не мог вздохнуть. Он слышал вокруг взволнованные голоса, ощущал нараставшую панику, но впервые не мог вымолвить ни слова. Чьи-то руки потянули его вниз, бережно укладывая на скамью. Дышать стало еще трудней. Он из последних сил сопротивлялся, пытаясь сесть.
— Отпустите его… Так ему будет легче дышать.
Робинтон узнал голос Лессы. Как она здесь оказалась? Кто-то приподнял его, и он, наконец, смог вздохнуть. Ему вдруг захотелось уснуть, забыться…
— Ну-ка, выйдите все из вейра, — распоряжалась Лесса.
«Арфист, арфист, послушай нас… Слушай, арфист, не засыпай… Оставайся с нами. Ты нам нужен. Мы тебя любим. Слушай нас, арфист…»
Что за незнакомые голоса звучат у него в голове? Хоть бы они поскорее замолчали, позволили ему сосредоточиться на боли, сжимающей тисками грудь, на сне, который сулит покой…
«Арфист, ты не должен уходить… Останься, арфист, мы тебя любим…»
Эти голоса не давали ему покоя. Он не узнавал их. Они не принадлежали ни Лессе, ни Ф'лару, но звучали явственно и настойчиво. Он слышал их не ушами — они раздавались в мозгу, и он никак не мог от них избавиться. Ему хотелось, чтобы они, наконец, оставили его в покое, позволили уснуть. До чего же он все-таки устал… Т'кул был слишком стар, чтобы победить в этом полете. А ведь он еще старше Т'кула, который уснул навек. Если бы только эти голоса дали заснуть и ему — ведь он так утомился…
«Тебе нельзя спать, арфист. Мы с тобой. Не оставляй нас, арфист. Ты должен жить! Мы тебя любим!»
Жить? Разумеется, он будет жить. Что за глупые голоса! Он просто очень устал. Ему нужно только выспаться…
«Арфист, арфист! Не покидай нас. Мы тебя любим, арфист. Не уходи».
Голоса звучали негромко, но неотступно. Они цепко удерживали разум, не позволяя ему соскользнуть во мрак беспамятства. Кто-то поднес к его губам питье.
— Мастер Робинтон, попробуй проглотить лекарство. Ты должен постараться. От него тебе сразу станет легче.
Он узнал голос Лессы, в нем звучала тревога.
Неудивительно — ведь Ф'лару сегодня пришлось убить всадника… да еще все эти переживания, связанные с кражей яйца…
«Слушайся Лессу, арфист. Ты должен ее слушаться, понимаешь? Открой рот и постарайся проглотить».
Он еще мог ослушаться Лессу — слабо отталкивал поднесенную к губам кружку, пытался выплюнуть горькую пилюлю, тающую на языке, — но не смог избавиться от этих настойчиво звучащих голосов. Уловив запах вина, он сделал глоток и запил лекарство. Хорошо, хоть догадались дать ему вино, а не воду… Главному арфисту Перна не подобает пить воду… Он не сумел бы проглотить даже каплю воды при такой боли в груди. Вино — другое дело… Вдруг внутри у него словно что-то щелкнуло. И сразу боль стала отступать, как будто с этим щелчком лопнул тугой обруч, сжимавший сердце.
Робинтон облегченно вздохнул. «Почему мы все так мало ценим, когда у нас ничего не болит?» — подумал он.
— Выпей еще вина, мастер Робинтон.
Он почувствовал, как край кружки снова коснулся его губ. Вино — это как раз то, что ему нужно, оно вылечит его. Вино всегда прибавляло ему сил. Только по-прежнему хочется спать. Все-таки он ужасно устал.
«Потом поспишь. А сейчас ты должен слушать нас, быть с нами. Слушай, арфист! Мы тебя очень любим. Ты должен оставаться с нами».
Робинтону начинала надоедать их настойчивость.
— Скоро он, наконец, приедет?
Это Лесса, только голос ее звучит как никогда яростно. И еще в нем почему-то слышатся слезы. Лесса плачет?
«Лесса плачет из-за тебя. Ведь ты же не хочешь, чтобы она плакала? Ты не должен уходить. Мы не позволим тебе уйти. Нельзя, чтобы Лесса плакала».
Что ж, они правы. Нельзя, чтобы Лесса плакала. Робинтон вообще не мог поверить, что с ней может случиться такое. Он заставил себя открыть глаза и увидел склонившуюся над ним госпожу Бендена. Он не ошибся — она плакала! Слезы стекали с ее лица и капали на его раскрытые ладони.
— Почему ты плачешь, Лесса? Я не хочу, чтобы ты плакала… — Великая Скорлупа, что с ним? Его голос так предательски дрожит… Робинтон откашлялся. Нет, это совсем никуда не годится.
— Не надо разговаривать, Робинтон, — глотая слезы, попросила Лесса. — Просто лежи и отдыхай. Тебе нужно отдохнуть. Сейчас прибудет Олдайв. Я велела, чтобы его привезли. А ты пока отдыхай. Еще вина?
— Разве я когда-нибудь отказывался от вина? — Почему его голос еле-еле слышен?
— Никогда, — ответила Лесса, смеясь и плача.
— Кто это все время пристает ко мне с разговорами? Они меня совсем замучили. Скажи им, Лесса, чтобы они оставили меня в покое. Я смертельно устал.
— Мастер Робинтон, миленький, ну, пожалуйста!
— Что значит «пожалуйста»?
«Оставайся с нами, арфист. А то Лесса снова будет плакать».
— Мастер Олдайв! Наконец-то! — Лесса поднялась с колен и хотела отойти он него.
Робинтон потянулся за ней.
— Тебе нельзя напрягаться! — она наклонилась, удерживая его на месте. И больше не отходила. Милая Лесса! Он всегда любил ее, даже когда бывал на нее сердит. Может быть, как раз поэтому он любил ее еще больше — гнев так красил ее, а гневалась она часто.
— А вот и я, мастер Робинтон.
Услышав успокаивающий голос целителя, Робинтон открыл глаза.
— Снова боли в груди? Не надо отвечать, просто кивни. Пока тебе лучше не тратить силы на разговоры.
— Рамот'а говорит, что его мучают сильные боли и что он очень устал.
— Неужели? Как удобно иметь под рукой дракона, который может поставить диагноз.
Мастер Олдайв принялся прикладывать к его груди и рукам холодные инструменты. Робинтон с трудом удерживался, чтобы не оттолкнуть их.
— Дорогой мой арфист, я знаю, что они холодные, но без них никак не обойтись. А теперь послушай меня. Ты перетрудил сердце, этим и объясняется боль в груди. Лесса дала тебе лекарство, которое временно облегчило боль. Сейчас особой опасности нет. Я хочу, чтобы ты попытался уснуть. Тебе, мой друг, нужен долгий отдых. Очень долгий отдых.
— Тогда скажи им, чтобы они замолчали и не мешали мне спать.
— Кто должен замолчать? — Голос Олдайва звучал успокаивающе, но Робинтон ощутил смутное раздражение — он подозревал, что Олдайв не верит, будто он слышит голоса, не дающие ему уснуть. — Вот, прими еще одну пилюлю и запей ее глотком вина. Я-то знаю, от вина ты никогда не откажешься.
Робинтон слабо улыбнулся. Как хорошо они его изучили — Олдайв и Лесса.
— Это Рамот'а с Мнемент'ом с ним разговаривают, мастер Олдайв. Они сказали, что он едва нас не покинул… — Голос Лессы оборвался.
— Я — едва не покинул? Так, значит, вот что чувствует человек на пороге смерти — невыносимую усталость…
«Теперь, арфист, ты останешься с нами. Мы больше не будем мешать тебе спать. Но мы будем с тобой — ведь мы тебя любим».
«Драконы со мной разговаривали? Драконы не давали мне умереть? Как это предусмотрительно с их стороны — ведь я пока не намерен умирать. Нужно еще так много сделать. Решить столько проблем. Мне самому не дает покоя один вопрос… он тоже имеет отношение к драконам…»
— Кто же догнал Кайлит'у?
Неужели он умудрился произнести свой вопрос вслух — он ведь даже не услышал собственного голоса.
— Ты слышал, Олдайв, что он спросил?
— Кажется, что-то про Кайлит'у.
— Он даже в такое время не перестает волноваться об исходе полета, — наконец-то в голосе Лессы звучат знакомые колючие нотки! — Барнат' догнал Кайлит'у, Барнат'! Слышишь, Робинтон? Может быть, теперь ты успокоишься и уснешь?
«Спи, арфист. Мы с тобой».
Робинтон глубоко вздохнул и с облегчением смежил веки.
Глава 15
Вечер в бухте Джексома.
Ночь в Иста-Вейре.
Пятнадцатый Оборот.
Двадцать восьмой день восьмого месяца
Шарра объясняла Брекке и Джексому правила игры с камешками и палочками, которой развлекались дети в Южном, когда Рут', дремавший рядом с ними в компании файров, внезапно проснулся. Он медленно сел, вытянул шею и издал протяжный скорбный вопль, означавший у драконов плач по ушедшему собрату.