что предатель имеет отношение к отряду, напавшему на его дочь в лесу.
– Ролло, воды, – приказал Антоний, и дед Леверна вылил полное ведро ледяной воды узнику на голову. Пленник закашлялся, приходя в себя.
– Ты не умрешь, пока я не получу ответ на свой вопрос. – Король занес хлыст для очередного удара. – Где! Моя! Дочь!
Хлыст свистел. Один удар. Два. Десять. Ролло сбился со счета, ожидая, когда спадет ярость его величества.
– Тебе… – послышалось из уст пленного, и король в последний момент успел увести хлыст в сторону. – Тебе не найти ее раньше других. Нас тысячи, и каждый делает вид, что принадлежит тебе. Принцесса мертва, даже если еще дышит. Мой хозяин позаботится об этом.
Голова пленника запрокинулась, и он упал набок – потерял сознание. Антоний, глубоко дыша от бессилия и ярости, что никак не могла найти выход, выбежал из камеры. Поднимаясь по винтовой лестнице, король жаждал одного – обнять сына.
– Пытайте его дальше, – внезапно остановившись, приказал Антоний, обращаясь к шедшему за ним Ролло. – Я хочу знать все, что вы сможете выжать из этого червяка. И, Ролло. – Король обернулся, нависая исполином над начальником стражи. – Пошли весть Байону. Я должен знать, почему он до сих пор не нашел мою дочь. Пусть делает, что хочет, только без лишнего шума – мы не можем допустить, чтобы жертвоприношение сорвалось. Иначе монахи придут за моим сыном.
Ролло кивнул и направился обратно к подвальной камере. Там его встретил надзиратель – он ждал указаний, но начальник королевской охраны не спешил возобновлять пытки. Дедушка Леверна, при всем своем самообладании и внутренней силе, чувствовал себя ужасно – он едва спасся от костлявых рук смерти, и теперь слишком сильно беспокоился за внука, ведь, сам того не зная, он отправил Леверна в гущу событий. Письмо, полученное от верного друга, было едва ли не единственной вестью, сохранявшей надежду на то, что Леверн жив – Гектор вскользь упомянул, что Леверн наведывался к нему с друзьями пару недель назад.
«Живи, оболтус, живи», – думал Ролло, когда, не в силах более сопротивляться боли, сползал по каменной стене подвала, прижимая руки к сердцу. Откуда-то сверху эхом доносились крики надзирателя, который звал на помощь.
«Ради всех святых, живи».
На другом конце королевства, в той его части, жители которой видели монарший замок только на картинках, встретились двое. Господин в своем кабинете, застланном великолепным белым ковром, вальяжно раскинулся в кресле. Во всей его позе ощущалась расслабленность; его собеседник, напротив, ощутимо нервничал.
Советник Габор то и дело одергивал рукав своего черного камзола и такой нервозностью забавлял хозяина кабинета. Габор чувствовал себя зажатой под когтистой лапой мышкой, которая пытается предложить нечто посущественнее собственной жизни голодному коту. Не выдержав откровенного веселья, Габор сказал:
– Не вижу ничего смешного, милорд.
– Правда? – возразил его собеседник, улыбаясь еще шире. Но Габор мог поклясться, что улыбка не затронула холодных глаз господина. – Вы переживаете по любому поводу, советник. – Милорд поднялся и подошел к высокому окну; дальнейшие его слова теплым дыханием отпечатались на стекле. – Принцесса как правильная девочка следует к храму. Она сама придет к вам, не волнуйтесь. Вашей самой непосильной, – в этом слове Габор явственно услышал издевку и стиснул зубы, – задачей сейчас является ожидание. Проявите силу и выполните ее. Вы ведь помните, для кого стараетесь?
Габор сжал рукоятку своей трости, вырезанную в форме головы куницы – он помнил. В руках милорда блеснул колокольчик – серебряный звон разлетелся по комнате, и спустя миг на пороге кабинета показался слуга и склонился в поклоне перед Габором.
«Похоже, милорд считает разговор оконченным. Наглый, самовлюбленный…» – нелестные эпитеты в мыслях советника приобретали зловещие оттенки, а градус ненависти по отношению к нему рос с каждой их встречей. Но Габор прекрасно знал, что разбрасываться подобными связями он не имеет права, и высокородный господин, который выделял немалые суммы на его замыслы, был далеко не последним человеком в его плане. В конце концов, ему удавалось руководить и манипулировать самим королем – какое значение тогда имеет какой-то лорд, пусть даже влиятельный и могущественный?
«Я использую вас всех, будь вы хоть потомками проклятого рода, хоть богатыми отпрысками. Всех, кто недостоин моего сына, и каждого, кто поможет завоевать для него весь мир», – размышлял Габор, выходя из комнаты.
«Некогда отвлекаться на заносчивого лорда. Подготовка в храме идет полным ходом, и Агата с сопровождением скоро прибудет. И пусть только попробуют наемники не доставить ритуальные когти вовремя – я устелю их трупами всю дорогу до настоящей принцессы».
– Милорд, советник Габор отбыл. Он благодарен вам за гостеприимство, но не смеет более утруждать вас своим присутствием.
Светловолосый мужчина, до этого не отрывавший взгляда от окна, обернулся. Затянутая в черную шелковую перчатку рука вцепилась в спинку стула, выдавая его настрой, – он ненавидел принимать Габора в поместье. Человек, принесший вести, был ему куда ближе, чем покинувший кабинет советник. По-настоящему верных людей у господина было немного, особенно таких, чья вера не нуждается в подпитке золотыми монетами.
– Милорд, – продолжил гонец, и в его голосе послышалась толика недоумения. – Судя по полученному ранее докладу, господин Леверн все еще с принцессой. Мне следует что-то предпринять?
Для слуги господин, которому он служил, был человеком, которому чужда привязанность к кому-либо, – произнесенное имя никак не потревожило спокойствие на его лице, словно речь шла о незнакомце, который не стоил и капли его внимания. Будь гонец ближе, возможно, он увидел бы единственный жест, выдавший мужчину, – на миг его рука дернулась. Милорд, отворачиваясь от слуги точно так же, как до этого от советника, едва слышно ответил:
– Ждать.
Винсент начинал всерьез подозревать, что обидел чем-то старушку судьбу. Старая карга заставляла некогда прямую дорогу петлять, а после завязывала ее в немыслимые узлы – не иначе как решила напомнить смертному, что даже самый продуманный план она может сломать, как сухую тростинку. Командир еще вчера утром был уверен в своем нерушимом авторитете среди путников, но уже сегодня его никто не хотел слушать, словно его слова были не важнее лепета пятилетнего ребенка.
Винсент сидел в трактире, полном пьяных, праздных людей, которые в ожидании развлечения громко стучали кружками по столу. Попивая из своей чашки пресный чай, который принес ему Леверн, он буравил взглядом сцену, на которой ехидный рыцарь настраивал струнную тирфу. Игра на этом инструменте считалась женским делом, но Леверна это, похоже, не волновало. Где рыцарь ее добыл, командиру было плевать, – из всех событий за сегодняшнюю ночь это было наименее значительным.
Началось все невинно. Небольшой поселок, от которого до Мурусвальда было подать рукой, вселял радость и некоторое облегчение и в его спутников, и в него самого. Винсент порядком устал от напряжения, накапливающегося в нем, словно пыль на полках старого шкафа. Их продвижение было и вполовину не таким быстрым, как он ожидал, и командир всю дорогу с тревогой размышлял, сможет ли Евандер выиграть столько времени для его отряда. Только завидев наконец долгожданный поселок, за которым виднелась вторая столица, он позволил себе перевести дух. День подходил к концу, и жалобы его спутников, слившиеся в дружный хор, перевесили его желание мчаться дальше – он согласился, что им всем необходима пара часов отдыха.
Проходя мимо переправы, которая связывала эту часть поселка с другой, на противоположной стороне реки, Винсент никак не мог избавиться от навязчивой идеи. Если верить сплетням, которые с охотой пересказывали друг другу местные жители, лжепринцесса сейчас была именно там. Как и Евандер. Командир размышлял, что его ждет, если сейчас он просто сядет в лодку и окажется там; как поступят Силиус и Феликс, осведомленные о его назначении командиром отряда настоящей принцессы, когда мертвец предстанет перед ними, и что скажет лжепринцесса на обвинения, которые он может выдвинуть?
Командир потряс головой, вновь надеясь избавиться от тревожных мыслей. Жажда увидеть друга сбивала его с верного пути. Евандер рисковал, чтобы помочь ему, находясь в стане врага, и Винсент боялся, что в любой миг стража уличат во лжи, а потому ждал следующего письма от друга с нетерпением, которое изводило его не хуже настоящего сражения.
Судьба не собиралась отдавать победу и вытаскивала раз за разом выигрышную карту из своего рукава. Поселок, в котором полным ходом шла подготовка к празднеству, обернулся для Винсента неожиданной проблемой.
На каждом углу, не понижая голоса, говорили о принцессе, что со дня на день прибудет в Мурусвальд, и только глухой не услышал бы об этом. Но Адалин, хвала небесам, едва различала голос командира, не то что пересуды в толпе, и это было заслугой Леверна, хотя слов благодарности он от Винсента никогда не дождется. Молодой рыцарь единственный сохранил хорошее настроение и без перебоя рассказывал принцессе истории из своей жизни, пока Винсент лихорадочно искал место, где не будет слышно восторженного народа на улицах. Трактир с яркой вывеской показался тогда отличной идеей – объявление на дверях гласило, что задорная музыка и именитые исполнители в этот вечер не дадут скучать даже самому привередливому гостю.
– Заходим, быстро все заходим! – торопил Винсент спутников.
Надежды его оправдались: в огромном помещении, хаотично заставленном столами и забитом людьми, сложно было услышать даже того, кто говорит на ухо. Командир провел принцессу поближе к сцене, на которой отплясывал резвый квартет под задорные звуки волынки. Исполнительница, чей голос Винсент про себя назвал скорее резким, нежели приятным, пела бодрую песню о приключениях пастуха, забывшего дома обувь; в трактире то и дело раздавался громоподобный хохот слушателей. Винсент встал к принцессе поближе, защищая от постоянно перемещающейся толпы. Адалин подавила желание высказать протест – возможно, место не было столь плохим, как ей сначала показалось.