При одной этой мысли Дашу бросило в пот. Она представила, как Пашка слушает ее, посмеиваясь. Улыбка у него замечательная! Из-за нее Даша прозвала его Гагариным. Старшие братья с матерью однажды услышали и округлили глаза: «В космос, что ли, захотел?»
Им-то Пашка никогда не улыбался так, как ей. Ни одного разочка за всю жизнь.
Улыбка его потухнет, и Пашка вытаращится на нее испуганно, как щенок на взрослую злую суку, которая сначала лежала смирно, а потом ощерилась. «То есть как это – пустила? Чтобы они ее зарезали?»
И что, Дашенька? Как будешь отвечать?
Вот то-то и оно.
Сразу все встало на свои места. Она не может привести людей в чужой дом, чтобы они убили хозяйку. Денег, конечно, хочется. Очень хочется! Но этот путь не для нее.
– Я стала думать, как сбежать от Сотникова, – устало сказала Даша. – Записалась на танцы – просто чтобы была возможность уходить из дома куда-то, кроме курсов. Думала, может, мне это пригодится. Но вышло по-другому. Остальное вы вроде бы знаете. Телефон я в дупло сунула – не хотела, чтобы меня по нему нашли. Покрутилась на заправке, дождалась нормального водилу, попросила подвезти. Насчет собеседования в «Корове и дубе» договорилась заранее, еще на курсах. Они меня сразу взяли. Там все официантки – блондинки, я им подходила. Поселилась с девчонками на съемной квартире, у них как раз одна уехала, место освободилось. Думала, выбралась от Сотникова, все, дальше сами, без меня. Не догадалась, что Егор испугается…
– Чего испугается? – спросил Бабкин.
– Что я все расскажу его бывшей жене. Он все время повторял, что у них только один шанс, ничего не должно сорваться, иначе она испугается и сбежит. Наверное, они подумали, что я хочу заработать на Веронике больше, чем они мне обещали. Хотя какое там больше…
Она замолчала и стала вертеть в пальцах листик мяты, который принесли с десертом. Личико у нее осунулось и стало детское, усталое, как у ребенка, которому обещали праздник, но ничего не выполнили: и праздника не было, и таскали где-то весь день, и отругали, и игрушку потеряла, но плакать нельзя, иначе еще и побьют.
«Только восемнадцать лет исполнилось, – вспомнил Бабкин, – малявка совсем».
Он даже представлять не хотел, каково ей было расти в семье с теми типами, которых они видели. Вспомнилась ее мать, барабанившая по окнам пустой машины.
Илюшин, глядя на притихшую девушку, думал, что везучесть ее носит специфический характер. Сначала попалась в лапы Баридзееву. От него ускользнула, но оказалась в пасти еще более хищной рыбы. Баридзеев – мелкая сошка, дорвавшаяся до небольшой удачи. Сотников выглядит человеком другого склада, масштабнее. То, с какой легкостью он обвел их с Сергеем вокруг пальца, заставляло относиться к нему серьезно.
Даша подняла на них голубые глаза.
– Что вы теперь со мной сделаете?
Сыщики переглянулись. Молчаливый обмен мнениями произошел очень быстро, и Даша отдала должное тому, что эти двое понимают друг друга без слов.
– Ну, смотри, – начал Илюшин. – Мы можем отвезти тебя обратно в приют. Сергей сейчас напишет одному своему знакомому насчет места официантки… – Бабкин молча кивнул, подтверждая сказанное. – Хорошее заведение, хорошая оплата. Или, если захочешь, можем поселить тебя на съемной квартире. Там бывшие приятели тебя не найдут. Месяц-два у тебя есть, летом она свободна.
– Беда в том, что нам неизвестно, как быстро Сотников узнает, что ты жива, – прогудел Бабкин. – И узнает ли вообще! Но я бы не стал его недооценивать.
– Согласен, – кивнул Макар. – Даша, хочешь еще десерт или чай?
Бабкин озадачился: девчонка смотрела на Илюшина как-то странно, будто оцепенела. И молчала, ни звука не издала.
Догнал запоздалый шок? Она вроде бы не из тех, кто подвисает от шока, иначе ходить ей всю жизнь с таким выражением лица.
– Даша, все в порядке? – позвал Илюшин.
Она пыталась осмыслить происходящее.
Ее что, отпускают? Девочку-удачу, птицу счастья? Гарантированное везение: только зажми бабочку в кулаке?
Они разрешают ей выбирать самой?
Здесь, должно быть, какой-то подвох. Все люди, узнававшие о ее способности, немедленно пытались заполучить ее себе, – все, кроме младшего брата. Они с Гагариным тщательно скрывали от остальных членов семьи, что Дашка – мисс Везучесть.
В это верил Баридзеев. В это верили Сотников и его люди.
– Я вам что, не нужна? – ошеломленно спросила Даша.
– Нужна, конечно! – живо откликнулся Сергей. – Но мы ж не изверги!
– Не хотим тебя сегодня больше мучить, – объяснил Макар. – Ты очень много нам рассказала, тебе нужно отдохнуть.
Она окинула их недоумевающим взглядом:
– А если я сбегу?
Частные детективы переглянулись.
– Тогда мы не сможем обеспечить твою безопасность, – с сожалением сказал Илюшин. – И у нас есть еще вопросы. Но ты предоставила столько ценной информации, что на ближайшее время нам ее хватит. А ты планируешь сбежать?
Сколько Даша ни всматривалась в них, она не могла найти даже намека на то, что их встревожило ее возможное исчезновение. Оба сидели спокойно, расслабленно. Илюшин смотрел на нее благожелательно, Бабкин – с плохо скрытой жалостью.
Эти двое не воспринимали ее как талисман. Кажется, они видели в ней человека, попавшего в беду, – и только.
– Я обещала приюту, что неделю отработаю у них, – сказала Даша внезапно осипшим голосом. – Можно мне потом… можно мне пожить в съемной квартире? Я очень аккуратная, честное слово! Я вас не подведу.
Глава 4
У Сергея Бабкина ушли сутки на то, чтобы выяснить, с какими людьми судьба столкнула их и Дашу Белоусову.
Одна из двух просторных комнат в квартире Илюшина была отведена под встречи с клиентами; здесь же располагался архив. Бабкин давно считал, что это небезопасно. Теперь же, после визита Сотникова и его людей, он встревожился всерьез.
Убеждать Илюшина переехать на время проведения расследования бесполезно. Макар легкомысленно отмахивался от любых угроз. Хотя в их истории уже был эпизод, когда он исчез, будто растворившись в воздухе.[1]
О том, что последовало за этим, Сергей не любил вспоминать.
Значит, надо как можно быстрее отыскать Сотникова.
За сутки Бабкин сдвинул небольшую гору. Он бросил на стол перед Илюшиным папку с распечатанными документами.
– А переслать не судьба? – осведомился Макар. – Сережа, ну двадцать первый век! Почему ты такой доисторический крокодил?
– Крокодил, крокожу и буду крокодить.
– Один бог знает, чего мне стоит выслушивать твои бородатые шутки, – утомленно сказал Илюшин. – Ты контрамот. Движешься во времени в обратную сторону.
– Пойду кофе заварю. Ты пока изучай материалы.
– И мне принеси! – крикнул ему вслед Илюшин.
Бабкин страдальчески закатил глаза.
Когда он вернулся с двумя чашками на подносе, Макар сидел в своем рабочем кресле, забросив ноги на стол, и безмятежно таращился в окно. Папку он даже не раскрыл.
В свое время Илюшин купил себе кресло с обивкой канареечного цвета. Назвать его просто желтым или даже ярко-желтым не поворачивался язык. Бабкин склонялся к определению «истошный». Впервые увидев его, он зажмурился и подумал, что никогда не сможет привыкнуть.
Год спустя он с ужасом ловил себя на том, что кресло начало ему нравиться. Была в этом концентрированном желтково-оранжевом безумии некая вдохновительная сила.
– Знаешь, чего я раньше не понимал? – Бабкин поставил перед Илюшиным кофе. – Что, когда ты сидишь в этом кресле, ты его не видишь. – Макар поднял левую бровь. – Серьезно. Вроде очевидно, но до меня как-то не доходило. Может, ты его приобрел, чтобы меня бесить?
Илюшин невозмутимо отпил кофе.
– Доисторический крокодил назывался пурусзавр, – сообщил он, помолчав. – Вымер, между прочим. А знаешь почему?
– Игнорировал предупреждения своих друзей? Читай досье, скотина!
– Перескажи своими словами.
Бабкин повздыхал, показывая, как тяжело ему живётся с капризами Илюшина, придвинул к себе папку и начал рассказывать, не заглядывая в дело.
– Егор Олегович Сотников. Родился в Игнатинске в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. В две тысячи третьем женился, тогда же организовал собственный бизнес – занялся производством мебели. В две тысячи тринадцатом был осужден. Материалов уголовного дела у меня пока нет, обещали прислать к завтрашнему утру… В две тысячи семнадцатом вышел по УДО, на полгода раньше, чем должен был. Отсидел, получается, три с половиной года. Дальше его следы теряются, и в следующий раз он всплывает только в Москве, где пытается организовать ограбление и, возможно, убийство бывшей жены. Если верить Белоусовой.
– Кстати, где она сама? Не сбежала, как намеревалась?
– Я звонил ей утром. В трубке стоял лай, как на псарне. Впрочем, она и так на псарне. Голосок у нее был тихий, но вполне уверенный. Так что предлагаю считать пока, что она в порядке. Сотников не додумается ее там искать, даже если кто-то сболтнет лишнего.
Накануне вечером Бабкин связался со следователем, который вел дело об убийстве в «Корове и дубе», и предупредил, что возможен интерес к расследованию со стороны третьих лиц, и неплохо бы всем причастным держать язык за зубами.
– Чем занимался Сотников после выхода из колонии? – вслух подумал Макар. – Приходил в себя? Набирал команду? Надо узнать у Даши, когда именно он навестил бывшую жену – сразу как откинулся или через какое-то время… Но в целом Сотников никаких сюрпризов не преподнес. Родители живы?
– Из родственников у него только мать, Зинаида Яковлевна Сотникова. Умерла в две тысячи шестнадцатом, за полгода до того, как сын вышел.
– Смерть не криминальная?
– Нет, по болезни. Ей было за восемьдесят. Что касается сюрпризов, у нас есть выдающаяся в этом отношении фигура.
– Тот самый Петр, которого Белоусова подозревает в покушении?
– Ошибочка вышла, гражданин начальник, – с нескрываемым удовольствием сказал Бабкин. – Разрешите представить вам Калиту Максима Ивановича. Наш фальшивый сынок. Мамина надежда, папина опора. Тысяча девятьсот девяносто второго года рождения.