Перо бумажной птицы — страница 32 из 57

на берегу нашептывали секреты.

Даша рассуждала так: если не получилось на Сотникове заработать, кто должен компенсировать ей ущерб? Разве не логично, что это будет Ника? Даша, между прочим, к ней в гости не напрашивалась. Та сама захотела, чтобы спасительницу привезли в ее дом. Даша не грабить ее собирается, а просто… подтолкнуть к нужным действиям. Все равно у богачей денег куры не клюют, пускай поделится немножко.

Хотя, по опыту всей ее жизни, как раз у богатых каждая копеечка наперечет. А те, кто швыряется деньгами, как Егор в юности, быстро перестают быть миллионерами.

Когда приехали, Буран выскочил навстречу, громко лая. Даша шикнула на него, и пес замолчал. Не такой уж он, значит, и дурак, раз обучается! Может быть, тоже рассчитывает остаться у Ники?

«А что, было бы неплохо!»

– Ника, я свожу Бурана в парк?

Не парк, а одно название. Загончик с деревьями. Но наружу, в лес, ей выходить пока нельзя, Ника строго-настрого запретила. Даша и сама не дура. Один раз чудом увернулась от Сотникова, но во второй вряд ли так повезет.

Она прицепила поводок и повела Бурана мимо светло-желтых домов с черепичной крышей. Все дома похожи друг на друга, но каждый неуловимо отличается. Девичий виноград оплетал арку на входе в небольшой сквер. Эх, не разгуляться здесь Бурану… Ну и ладно. Сыщики поймают Сотникова, и тогда они станут убегать в лес – вон он, за Никиным домом, стоит, дышит прямо в забор.

Даша покидала Бурану палку.

Покачалась на качелях.

Вытащила из его шерсти три репья.

Потренировала пса сидеть-лежать-стоять по команде. Буран послушно все исполнял.

«Ишь ты, и впрямь мозги подвезли. Это, наверное, от хорошей жизни. От плохой люди звереют, а от хорошей – умнеют. И животные так же».

В кармане задребезжал телефон. Высветился номер Ники.

– Алло?

– Даша, срочно выходи наружу, – сказала Ника.

– В смысле? Куда – наружу?

– За проходную. Сейчас же. У меня для тебя сюрприз!

– Погоди, а разве нам можно…

– Выходи и все увидишь! – гнула свое Ника.

– А Бурана куда!

– Оставь его там, он никуда не денется! Мы за ним вернемся! Давай быстрее, тебе понравится, клянусь!

«Пашку привезли», – ахнула про себя Даша.

– Буран, ко мне!

Пса, конечно, оставлять нельзя, он испугается. Хоть и большой лоб, а доверчивый, и рассчитывает на своего человека. Кто его защитит, если что?

Она со всех ног побежала в сторону двух островерхих зеленых башенок над въездом. Где-то там ждут ее Ника с Пашкой.

Буран несся рядом и время от времени одобрительно гавкал.

– Тихо-тихо-тихо!

Они шмыгнули мимо скучающей загорелой хари в будке. Даша все эти сторожевые рыла терпеть не могла. Что ее охраняют, что от нее, – разницы никакой.

Метрах в ста впереди, за поворотом, помигала фарами машина. Рядом стоял их охранник, мелкий и противный, как глист, и махал рукой: давай, скорее сюда!

Гравий вылетает из-под кроссовок. Не поскользнуться бы, не растянуть лодыжку! Глупо будет охрометь, когда им с Пашкой предстоит освоить столько всего. Елки-палки, какая же Ника молодец! А Сотников – гад, тысячу раз гад, даже обидно, что Дашка купилась на слезливые истории о бессовестно обманувшей его жене…

Только возле машины Дашу вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. Что-то неправильно… Она перешла на шаг, приглядываясь к тем, кто сидел внутри. Зачем так много людей?

Внезапно Даша осознала, что видит перед собой вовсе не их охранника.

Буран зарычал, дернулся в сторону. Позади Даши выросла фигура, и не успела она вскрикнуть, как ее подняли в воздух и потащили к машине. Сжали с такой силой, что в глазах потемнело от боли. Даша пыталась закричать, укусить ладонь того, кто нес ее грубо, будто куклу, но рядом возник с кривой улыбочкой не глист, а Максим Калита, и уколол ее в шею чуть пониже уха. Хруст, с которым игла входила в плоть, ужаснул ее больше, чем боль. На Дашу накатила дурнота, мир сделал кувырок – и все исчезло.

Глава 7

Даша очнулась оттого, что невдалеке мама читала книжку. Такое случалось изредка, когда она была совсем маленькой. Пашка ничего подобного не помнит. С ними тогда жил то ли Вася, то ли Коля… Хороший мужик. Даша запомнила мятые семейные трусы, из которых росли две кривые, как карельские березы, белые ноги в синяках. Раз больше ничего не припоминается, значит, хороший. Про других помнится, как орали пьяные и табуретками размахивали.

Мать хотела понравиться мятым трусам. Садилась вечерами под торшер, собирала младших вокруг себя – и читала вслух.

Книжка была одна и та же: «Серая шейка». Даша замирала, представляя, как замерзает полынья. Лисица ходит по краю, лапкой трогает воду, скалит клыки. Скоро все замерзнет. Некуда деться птице с перебитым крылом. Вот тогда и попробуют на зуб утиное мясо.

Читать матери быстро надоело. А может, ее ненаглядный ушкандыбал на своих кривых ногах. Не остался в круге света под торшером, улетел ясный сокол! И мать книжку забросила.

Но убаюкивающий голос Даша запомнила навсегда. За это воспоминание она держалась цепко, как ребенок за своего единственного засаленного медвежонка. Значит, мама все-таки ее любила. Пусть недолго, но любила. Может быть, даже не в семейных трусах было дело, а просто матери хотелось сделать для Даши что-то приятное.

Неужели они и маму сюда привезли?

Но когда рассеялся грязный туман в голове, Даша поняла, что чтение вслух ей почудилось. Ничего подобного здесь быть не могло.

Голова раскалывалась. И во рту как будто хомячок издох. Пластиковая бутылка с водой стояла у изголовья, и Даша принялась жадно глотать из нее, обливаясь и кашляя.

Попила – стало полегче.

Она находилась в низком дощатом коробе с металлической дверью. Одна стена кирпичная. Под потолком болтается тусклая лампочка. Даша сидела у стены на толстом ватном матрасе, накрытом простыней. Скомканное шерстяное одеяло валялось в стороне.

– Эй! – позвала она.

Голос севший, глухой.

Даша налила немного воды в ладонь, ополоснула лицо. Закрутила крышку и отставила бутыль в сторону. Воду надо беречь.

В стороне ей был любезно оставлен пластиковый стульчак. Поднявшись, Даша побрела вдоль стены, держась рукой. Подняла крышку, и в нос ударила химическая вонь.

По крайней мере, о ней позаботились. Есть туалет и питье.

Вытянув руку, Даша дотронулась кончиками пальцев до потолка. Принюхалась. Пахнет сыростью и характерным ароматом лежалых овощей. Словно здесь недавно хранились ящики с позеленевшей картошкой и морковью, пересыпанной песком.

Первая догадка была верна. Ее держат в подвале.

Кричать Даша даже не пыталась. Сотников не идиот. Если ей не заткнули рот, значит, здесь можно хоть обораться – никто не услышит.

«Руки не связали, – размышляла она. – Воды дали. Толчок поставили. Матрас бросили на пол. Даже простыню не пожалели».

Значит, убивать ее пока не собираются.

Зачем она Сотникову? Хочет отомстить ей за побег? Замучить на глазах других членов банды, чтобы неповадно было удирать от него? Или он снова вцепился в нее, как в амулет, и больше из рук не выпустит?

Приглушенно брякнул засов. Дверь она разглядела как следует только сейчас, когда та приоткрылась; на секунду Даша увидела ее толщину, и ей стало не по себе.

Вошел Максим.

– Здорово, лягушка-путешественница!

Он выглядел очень довольным. Круглая башка на тонкой шее, казалось, вот-вот начнет крутиться вокруг своей оси от радости.

Даша настороженно следила ним.

– Не ссы, лягуха, – добродушно сказал Максим. Он присел на корточки и поставил перед ней пластиковую посудину с вареной картошкой. – Вилочка тебе тоже пластиковая. Вернешь. Они у меня все наперечет.

Даша разлепила губы.

– Где я?

– Не имеешь ты права на вопросы, лягуха, – укоризненно сказал Макс.

– А Ника где?

– А тебе до нее что? Где надо. Жри!

Он похлопал ее по плечу и вышел. Снаружи снова лязгнуло.

«А подвальчик-то они подготовили заранее, – подумала Даша. – Какой нормальный хозяин будет на внешней стороне двери ставить засовы? Сотников это! Обжился здесь, как паук».

Сначала ей казалось, что она не проглотит и картофелины, но когда запах теплой еды ударил в нос, у Даши проснулся аппетит. Она заставила себя есть медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Времени у нее много, нужно себя чем-то занять. Попросить, что ли, у Макса кроссворды или комиксы…

Она тихо засмеялась.

И тут же осеклась, потому что из-за стены донесся женский вскрик.

Звук был негромкий, но отчетливый. Даша вскочила, едва не перевернув плошку, подлетела к двери и забарабанила в нее:

– Хватит! Перестаньте!

Дверь снова распахнулась, едва не ударив ее по носу, и в подвал ввалился Макс. За ним в коридоре виднелся Петр. «Ну все, – обреченно подумала Даша. – Сейчас еще Сотников подтянется, и конец. Замучают».

На голову нацепили мешок. Руки в два движения утянули сзади – стяжка больно врезалась в кожу. Даша закусила губу и не пикнула.

Ее вытолкали в коридор и потащили куда-то. Она едва успевала перебирать ногами, чтобы не споткнуться. Принюхалась, пытаясь хотя бы так получить еще какую-нибудь информацию, но пахло только старой пыльной тряпкой.

Шаги, приглушенная ругань, стук двери. Ее куда-то втащили. Даша уловила шестым чувством, что в комнате, кроме них, еще есть люди.

После недолгой тишины ее усадили на стул. Возня, бормотание… Кто-то крепко ухватил ее за плечи – и вдруг отпустил, словно в испуге отдернув руки.

А затем тело пронзил разряд. В нее словно вогнали иглы со всех сторон. Она выгнулась от боли, клацнула зубами, сползла со стула на пол, и тут же боль отпустила, осталось только ее эхо во всем теле.

– Прекратите! Ублюдки! Отпустите ее!

Кричала Ника.

– Хватит, хватит, ХВАТИТ! Я сделаю… – Ей не хватало воздуха, она задыхалась. – Я сделаю все! Не трогайте ее!

Дашу отволокли обратно в подвал и бросили на матрас, даже не сняв мешка, только стяжку разрезали. Она сама стащила его дрожащими пальцами и облегченно глотнула спертый подвальный воздух, показавшийся свежим, как после дождя.