Сергей не удивился бы таким личностям, встреть он их в Санкт-Петербурге. Где-нибудь на улице Марата… Но в этом районе, у черта на куличках! Странные ребята, нездешние.
– Шаляпин, Верочка, нынче притих и песен не поет. – Хлыщ в пальто склонился над пухлой ручкой и чмокнул воздух. – У человека, может быть, потрясение!
– Какое еще потрясение? – отмахивалась Верочка, смеясь и стреляя глазками.
– Единственное возможное в жизни мужчины нашего цветущего возраста, – очень серьезно отвечал хлыщ. – Любовь, Верочка, истинная и неподдельная любовь!
Немедленно чокнулись и выпили за любовь.
Бабкин, прислушиваясь к этой дурацкой болтовне, постепенно понял, что человек, которого здесь называли Шаляпиным, с семнадцатого числа не показывался в пивной. Он явно был завсегдатаем.
– Господа, не откажите удовлетворить любопытство! – громко сказал Сергей. – Отчего все-таки Шаляпин? Неужели не оскудела талантами земля русская? И позвольте заказать вам светлого…
Спустя десять минут он узнал, что Шаляпина зовут Костей Мартыновым, что тот перебивается сдельной работой, женат на мегере, за счет которой живет и пьянствует и которую боится как огня, и что, выпив, поет высоким басом, бесплатно развлекая местную публику, – чем и заслужил свое прозвище. Семнадцатое число было последним днем, когда Шаляпин встречался в пивной с товарищами. После этого он исчез.
– Не в прямом смысле, поймите меня правильно, коллега, – хорошо поставленным голосом объяснял Бард. – Но потерян для общества. Должно быть, дражайшая супруга лишает его роскоши общения с друзьями…
Бабкин осторожно выяснил, во сколько друзья пьянствовали семнадцатого. Начали около полудня, поскольку необходимо было похмелиться. Около трех Бард и Хлыщ ушли, а Шаляпин остался в пивной.
– Набрался, конечно, – подала голос из-за стойки Верочка. – Уходил-то совсем на рогах…
– И куда же он, бедный, пошел в таком состоянии?.. – сострадательно сказал Сергей. – К жене, наверное?
На него замахали руками и сказали, что Костя, бывает, совершает глупости, но где глупость, а где суицид. Мол, это же различать надо, дорогой коллега. Нет, к супруге он пойти не мог.
Сегодня певец пивной подрядился разгружать грузовики, которые привезли товар в продуктовый магазин.
Бабкин сказал себе, что это ложный след. Даже если Мартынов – тот самый человек, которого видел подросток на стройке, хотя сложно поверить в такую удачу, – это мало что меняет. Выпил, побоялся идти домой, решил отлежаться где-нибудь… И забрел на стройку.
Сергей обогнул продуктовый магазин и вышел на заднюю площадку. Возле грузовика курил водитель. Под ногами у него крутился рыжий котяра с таким видом, будто клянчил сигаретку.
Из подсобки вышел мужчина лет сорока, лохматый, с красным от загара лицом и набрякшими мешками под глазами.
– Костя, хлебный через час приедет, – послышался изнутри женский голос.
Мужчина молча кивнул и встретился взглядом с сыщиком.
Бабкин открыл было рот, чтобы представиться, и тут случилось неожиданное. Несколько секунд человек таращился на него, как кролик на удава, и вдруг, отшвырнув ногой пустой ящик, нырнул между грузовиком и стеной магазина и бросился бежать.
Шофер удивленно уставился ему вслед. Беглец петлял по улице, словно ожидал выстрела в спину. Сергей выругался и побежал за ним.
Метров через сто он всерьез рассердился. Мартынов мчался с такой скоростью, словно возле продуктового ему привиделся не Сергей Бабкин, а расстрельная команда. Он нырнул в арку, оглянулся через плечо и понесся во весь опор через пустырь.
От сорокалетнего алкоголика Бабкин никак не ожидал такой прыти. Он понял, что этот кретин собирается выскочить на шоссе.
«Еще размазанного по асфальту свидетеля мне не хватало!»
Он ускорился и метров через сто догнал Мартынова.
– Слышь, мужик, – выдохнул Сергей, поравнявшись с ним. – Может, по-человечески поговорим?
Тот скосил на него дикий, как у лошади, черный глаз, налившийся кровью. Бабкин понял, что время увещеваний прошло. Он слегка прихватил Мартынова за локоть, дернул на себя, и когда тот начал падать, аккуратно перехватил и положил в траву.
Мартынов лежал вверх багровым лицом, словно ему по физиономии распределили тонким слоем сырую отбивную, и дышал как в последний раз.
Бабкин сел рядом и сунул в рот травинку. Когда дыхание беглеца немного выровнялось, он наклонился над ним и веско сказал:
– Очень не люблю бегать после еды. Очень. Зачем все это было, Константин?
Мартынов молчал.
Бабкин пожал плечами:
– Глупо. Глупо и бессмысленно. Взрослый человек, а хуже школьника…
Мартынов перевернулся на бок.
– Я двое суток… – хрипло начал он. – Двое суток ждал, когда за мной придут. Каждый час. Вот что глупо. Надо было самому идти.
– Возможно, – осторожно согласился Бабкин.
– Явку с повинной дашь мне оформить? – безнадежно попросил Мартынов. – Будь человеком, а? А я тебе все, что смогу… Много не получится.
Сергей оказался в сложном положении. Он понятия не имел, о чем идет речь, а свидетель явно был убежден, что ему все известно.
– Давай так с тобой решим, – в конце концов сказал он. – За то, что ты заставил меня вспотеть как свинья, выкладывай все сейчас. А там подумаем насчет явки. Обещать пока ничего не могу, сам понимаешь…
Мартынов понуро кивнул.
– Ладно. Я человека убил. Не знаю, как это вышло. Сильно пьяный был.
Он заплакал, уткнувшись в ладони. Сергей смотрел на него, не веря своим глазам.
Какого черта? Что он вытащил вместо нормального свидетеля?
– Так. Рассказывай, – сказал он наконец. – Что произошло и когда. Во всех подробностях, какие помнишь.
Мартынов помнил немногое. Последнее цельное воспоминание относилось к песне «Не для меня придет весна», исполненной с большим чувством в пивной. После этого его угощали, и все дальнейшее слилось в двухчасовой праздник, который закончился, когда Костя осознал, до какой степени он пьян.
Случилось это на детской площадке. Вернуться домой в таком виде было невозможно. Оставаться на площадке – еще хуже. У него, как у любого приличного пьяницы, имелась в запасе пара мест, где можно было отоспаться, но в этом месяце он уже исчерпал лимит посещений.
Кляня себя за слабоволие, Мартынов поплелся к стройке. Даже сон на обломках кирпичей пугал его меньше, чем перспектива встречи с супругой. Семейная жизнь могла на этом и закончиться. Всего неделю назад он пообещал жене, что у него впереди месячник полной трезвости.
На стройке часто играли подростки. Мартынов забился, точно крот, поглубже, в одно из подвальных помещений, чтобы на него случайно не наткнулись, расчистил себе место и заснул прямо на полу.
Он помнил, что его кто-то потревожил. Какой-то человек ходил, шумел, мешал ему спать. Мартынов отмахивался от него, затем пригрозил, что встанет… Человек не слушал, он стал колотить камнями о стены, этот шум был невыносим… Мартынов не выдержал, поднялся, и тогда этот пришлый наконец замолчал.
– Я проснулся… он рядом лежит, – бесцветным голосом сказал Константин, глядя перед собой. – Все в крови. Я в крови. Доской, видать, его ударил, а в ней гвоздь. Вот и все дела.
– И что ты сделал? – спросил Сергей.
– Стемнело уже. Как до дома добрался, толком не помню. Шатало меня, мутило. Жена, слава богу, к соседке вышла, я хоть помылся. Все это время спать не могу, еда не лезет. Глаза закрою – вижу его. Телевизор пытался смотреть, чтоб отвлечься, – невозможно: каждую секунду жду, что объявят, что труп нашли. А-а, что тут говорить. – Он махнул рукой. – Синька меня довела. Трезвый я бы никогда…
– Ты возвращался в подвал?
Мартынов вздрогнул и так уставился на него, что Бабкин понял бессмысленность своего вопроса.
– Ладно. Пойдем, покажешь. – Он поднялся и отряхнул штаны.
– Н-н-не пойду! – стуча зубами, отказался Мартынов.
Сергей устало посмотрел на него сверху вниз.
– Сейчас-то чего тебе бояться? Все уже сделано. Вставай, доведешь меня туда.
То, что он сейчас предлагал Константину, делать было нельзя. Бабкин отлично это понимал. Свидетель признался в преступлении; он обязан сдать его полиции, и пусть дальше разбираются сами.
«Но ведь никакого трупа может и не быть, верно?» – спросил он себя. Стоит ли доверять признаниям алкоголика, способного спать на бетонном полу? Если Мартынов не возвращался на место своего якобы преступления, откуда ему знать, что тело существует? Что все это не плод его воображения?
Он, частный детектив Сергей Бабкин, категорически не верит Мартынову и хочет только убедить несчастного пьянчугу, что тот никого не убивал. Жалко стало человека, мучается ведь, сил нет смотреть.
Да-с. Вот так. И никак иначе.
Построив эту неопровержимую логическую цепочку, Бабкин потащил Мартынова к стройке.
– Где входил, помнишь?
– Кажется…
Мартынов пошатывался. Голос у него дрожал. Сергей безжалостно загнал его на первый этаж и прислушался. Кажется, никого. Дети еще в школе, а больше сюда, будем надеяться, никто не забредет.
Он наткнулся на крутую лестницу, ведущую вниз, и включил фонарик на телефоне.
– Здесь спускался?
– Здесь я бы себе все кости переломал, – неожиданно здраво возразил Мартынов.
– А где тогда?
– Хрен знает. Может, и здесь…
– Главное, сейчас не переломай, – сказал Сергей, спускаясь в подвал и светя перед собой.
В нос ударил запах земли, цемента, человеческих экскрементов. Гнусное место! Он бы эти замороженные стройки, простоявшие больше полугода, взрывал, а котлован заливал водой. Пусть в нем жирные утки выращивают утят. А зимой дети на коньках рассекают. И никаких подвалов.
Мартынов шел за ним на деревянных ногах и покачивался.
– Куда ты пошел, когда спустился? – обернулся к нему Сергей.
– Налево…
– Почему туда?
– Там дверь…
Направив фонарик на стену, Бабкин увидел черный проем. Сам он его не заметил. «А пьяный Мартынов ухитрялся здесь ориентироваться…»