– Я помню все твои трещинки, уо-уо! – бормотала она под нос. – Пою твои-мои песенки…
Кирпич понемногу становился отдельным кирпичом, а не частью стены. С заточенной монеткой дело пошло бы куда быстрее, но монеток в карманах не водилось. Большое упущение.
Она отвлекала себя дурацкой болтовней, чтобы дело шло быстрее. Вжик-вжик по серенькой бороздке. Туда-сюда. Спина ноет так, словно она не с бегунком сидит на корточках возле стены, а машет кайлом в забое. Кайло бы сейчас пригодилось…
К концу второго дня дело пошло легче. Даша приободрилась. Похоже, строители все-таки сэкономили на растворе и недоложили цемента. Слава халтурщикам!
Обтачивать становилось все труднее: пальцы проваливались в выемку. Приходилось оборачивать ладонь футболкой, чтобы не ободрать. Теперь Даша боялась, что Калита заметит результат ее работы. Максим имел обыкновение оглядываться, войдя в ее камеру, словно за время его отсутствия здесь мог объявиться кто-то еще, кроме Даши.
Но пока ей везло.
А к вечеру третьего дня, когда она уже расшатывала кирпич, словно молочный зуб в лунке, он треснул прямо в ее руках. Половина вывалилась наружу, половина осталась внутри. От неожиданности Даша грохнулась на пол. Ударилась копчиком и локтем, потому что с таким трудом добытый кирпич держала перед собой на весу, словно драгоценное яйцо.
Сберегла!
Половина кирпича – это подарок небес. Она в два раза удобнее. Так что в определенном смысле половина была больше целого. Некоторое время Даша упоенно осмысливала этот парадокс, а затем пришла в себя. Затолкала кирпич обратно, пыль разметала ладонью и уползла на свой матрас.
И очень вовремя: через десять минут явился Калита с ужином.
– Здоров, беглянка! – Даша вздрогнула. – Сегодня праздник у тебя! Танцуй!
Из поддона расточали аромат креветки в рисе.
Но как Даша ни была голодна, она не набросилась на еду. Встала, изящно повела бедрами. В памяти всплыло откуда-то: «пленная черкешенка». Вскинула руки над головой – спина заныла – и, улыбнувшись изумленному Максу, провела средними пальцами сверху вниз: через виски, через плечи, по груди, по бедрам – и снова развела руки в стороны (черт, как же ноют мышцы).
– Лай-лай-ла-ла-ла! – напела Даша, продолжая призывно улыбаться.
Рис с креветками, собака такая, пах одуряюще и сбивал ее с настроя. Но главное, чтобы Макс не сбился.
– Ого! – Макс тоже вскинул руки и пощелкал пальцами. – Это что за айнэнэ? По какому поводу?
– Надоело мне, Максимушка, тут сидеть! – нараспев сказала Даша. – Ску-у-у-чно! Веселья хочется! Устроишь мне веселье?
Она шагнула с матраса на пол, не переставая двигаться, как учили в школе танцев, и сделала несколько па перед Максимом.
Надо отдать ему должное: бдительности он не потерял. Подался назад, с ухмылкой глядя на нее.
– Ну брось! – протянула Даша. – Не нападу же я на тебя, честное слово! Ты меня двумя пальцами придушишь, если захочешь. Просто достало меня тут сидеть, правда… Хоть погулять меня выведи, ну пожалуйста! Иначе волком буду выть!
С этими словами она мягко прижалась к нему и в самом деле тихонько провыла: «У-у-у-у!» Но все с улыбочкой, не всерьез…
Пальчики пробежали по его бедрам. Даша положила ладони на талию Максу, подтолкнула влево-вправо: давай, танцуй со мной. С талии ее руки снова переместились чуть ниже, затем она откровенно ухватила его за задницу и засмеялась.
– Танцуем или нет?
Калита взял ее за запястья, отстранил от себя.
– В другой раз, ага? Ешь, пока не остыло.
И вышел.
Даша сползла на матрас, вытерла пот со лба. Кажется, Макс ее не раскусил. Всерьез решил, что она к нему пристает.
Все, что ей нужно было, – это обшмонать его карманы. В полном смысле, конечно, не получилось, но хватило и того, что она сделала. В задних карманах его спортивных штанов нет никаких ключей. В боковом прощупывались телефон и пачка сигарет. Странно: Макс ведь не курит…
Значит, ключей от камеры Ники он с собой не носит. Черт, как плохо! Но может быть, Нику тоже запирают на обычный засов, как и ее саму? Это упростило бы дело…
«Пусть так и будет», – решила Даша.
Скрестила ноги по-турецки, подняла с пола свой лоток с рисом и поужинала – впервые с аппетитом за все эти дни.
Утром все пошло наперекосяк.
Виноват был рис. Даша просидела на стульчаке пятнадцать минут, проклиная свою жадность, но ничего не вышло. А не надо было вечером набрасываться на жратву, знала же, что рис крепит! Хватило бы и одних креветок – чай, не отощала бы.
Пришел Макс, принес завтрак и вынес ведро. На нее глянул подозрительно. Но Даша сидела притихшая, сонная, то и дело зевала, и он расслабился.
– Что, не тянет больше танцевать? – Он подмигнул и вышел.
Даша во все предыдущие дни заключения не задавала ему вопросов. Тот, кто молчит, меньше привлекает к себе внимание. Но сейчас у нее вертелось на языке: «А где Вера?» Отчего ночной горшок за ней выносит Максим, а не подруга Сотникова? Это с первого дня казалось ей странным.
«Уж не убили ли они ее?»
Эта мысль впервые пришла ей в голову, и Даша дернулась.
Егор мог. Макс – вряд ли: у них с Верой была какая-то своя история, и ладили они между собой очень здорово. Прямо как настоящие мать и сын.
А еще до Веры мог добраться Петр. Тоже странность: отчего он не пришел посмотреть на нее, которую убил, как он думал, своими руками? Неужели ему не интересно?
Впрочем, Петру интересно только жрать. Когда он ест, у него такое одухотворенное лицо, словно не очередной пельмень валится в бездонный желудок, а ангелы поют ему на ухо псалмы серебряными голосами.
Вернулся Макс, поставил ведро, в котором на дне плескалась химическая жидкость ядовито-синего цвета.
– Ссы, не бойся, лягуха!
Заржал и ушел. Когда Макс хохочет, у него уши шевелятся – даже со спины видно. Даша проводила их задумчивым взглядом, и, выждав минуту после того, как закрылась дверь, принялась раздирать простыню на полоски.
Чувство времени – отличная вещь. Оно кажется бесполезным только на первый взгляд: зачем уметь определять время, когда в кармане смартфон, а на руке браслет с электронным циферблатом? Часы есть повсюду. И захочешь забыть о них, а не получится. В углу экрана на ноутбуке. В телевизоре. По радио сообщают, который час. Невозможно проехать в метро, чтобы не узнать об этом.
Но если ты сидишь в подвале, из которого бесконечно далеко до метро, ноутбука и смартфона, чувство времени становится твоим первым помощником.
Калита приносил ужин примерно в один и тот же час: около половины десятого. Даша решила, что ее кормят по остаточному принципу – после всех. Около девяти они ужинают. Может быть, стол стоит прямо над ее головой, и вся честная компания сидит под абажуром и жрет картошку или мясо, словно они нормальные люди, а не упыри, у которых в подвале гниют живые люди.
Или они здесь не живут. Приезжает Калита на машине, кормит ее и Нику, расправляется с очередной свиньей – и уматывает восвояси.
Как бы там ни было, сегодня все прояснится.
Потому что у Даши есть чувство времени. И оно, это чувство, в полный голос твердит, что до визита Макса осталось минут пятнадцать, а то и меньше.
Даша приготовила все заранее. Конечно, вонь в комнате установилась страшенная, аж глаза щипало. Проветрить-то невозможно! Но тут уж выбора не было.
Она волновалась, но руки не дрожали. Кирпичный обломок славно лежал в плетеной чаше – чисто птенчик. Целый кирпич так не уложить. Косичка из длинных лоскутов заканчивалась широким «гнездом». Даше пришлось попотеть, чтобы закрепить в нем с таким трудом добытый кусок, но в итоге все получилось.
Она ждала.
Волноваться будет, когда все начнется. А сейчас – ну какой смысл? Только изведет себя раньше времени.
Время, время… Где-то пять минут до Макса.
Калита появился через три. Сначала сквозь дверь каким-то образом просочился запах тушеной капусты с сосисками. Затем приветственно брякнул засов, и тощая головастая фигура возникла в дверном проеме.
Даша улыбнулась и помахала Максу свободной рукой. Первые секунды чрезвычайно важны. Нельзя, чтобы он что-то заподозрил.
Хвала тушеной капусте! Калита вошел, окутанный капустно-сосисочными ароматами, и дверь за ним закрылась.
Он приблизился, поставил перед матрасом лоток, положил пластиковую вилку. И тут к нему наконец-то пробилась мерзкая вонь. Калита поднял на Дашу удивленно-насмешливый взгляд – не иначе, решил, что она обделалась. Вот тогда она легко, будто играючи, запустила ему прямо в горбоносую морду свой отвратительный «снежок», слепленный из содержимого отхожего места.
Если ты собираешься накормить врага дерьмом, тебе не до брезгливости. Но, готовясь, Даша в последний момент дала слабину и обернула руку двойным слоем простыни. Не то чтобы это сильно помогло… Но все-таки было не так противно.
Макс в ужасе отшатнулся, заморгал, с губ его сорвалось короткое ошеломленное ругательство, а затем он принялся молча, не произнося ни звука, очищать лицо, став до смешного похожим на умывающегося енота.
На это и был расчет.
Даша схватила лежавшую за матрасом пращу и точным сильным движением, которое она отрабатывала с самого утра, со всего размаха нанесла удар.
Человек, у которого все лицо в дерьме, почему-то совершенно не ожидает кирпича в висок. Он думает, что худшее уже случилось.
Ей никогда не удалось бы застать Макса врасплох, будь в ее распоряжении только праща. Даже напади она сзади, Калита увернулся бы. Его реакция против ее собственной: нет, в этой схватке Даше ничего не светило!
А там, где тебе ничего не светит, используй самые грязные трюки. Уж это правило она за годы жизни со своей семейкой выучила на отлично.
Макс издал странный полувздох-полувсхлип и повалился на бок. Даша кинулась к нему и принялась бить куском кирпича по голове, не разбирая, куда попадает. Ее заставил остановиться только противный хруст. В первую секунду она перепугалась, что сломала себе пальцы. Но пальцы были целы. Макс валялся перед ней, залитый кровью, прижав колени к животу и пытаясь закрыть ладонями лицо. Даша слышала, как он стонет. «Выживет, тварь».