Она торопливо обтерла руки, обыскала его карманы. Никаких ключей. Что ж, это не было неожиданностью. «Разуть бы тебя, сволочь, только времени нет». Она босиком прошлепала к двери, приоткрыла ее, высунулась – никого! Шмыгнула наружу.
Теперь найти Нику…
Коридор, в котором она оказалась, был освещен точно такой же тусклой лампочкой, как та, под которой валялся сейчас Калита. Слева тупик, нагромождение каких-то мешков, пахнущих бытовой химией. Даша свернула вправо. На цыпочках пробежала несколько шагов и остановилась перед поворотом. Выглянула, затаив дыхание, и с облегчением убедилась, что длинная кишка коридора пуста.
Впереди в полумраке маячила лестница. Четыре ступеньки, а дальше – стена, скрывающая оставшиеся. Интересно, сколько их там?
И еще очень интересно, где все-таки она находится. Куда их привезли-то?
А вдруг вокруг одна сплошная тайга и комары величиной с котят?
Обувь. Надо раздобыть обувь. Босиком далеко не убежать.
Но сначала надо отыскать Нику.
Какая жалость, что Калита не таскает с собой оружия. Нож – не нужно, нож хорош только в руках умелого человека. Но хотя бы простой «Удар» мог бы носить за поясом! Сейчас он бы очень Даше пригодился. В спертом воздухе она различала запах курева и немытого мужского тела.
Петр где-то неподалеку. Животное тупое! Он застрелил ее. Просто подошел и застрелил, когда она стояла и курила на заднем крыльце ресторана. Пальнул ей в спину, а потом в голову. И это не его заслуга, что Даша не лежит сейчас в морге, укутанная в мешок, а крадется по низкому коридору, где стены дышат холодом.
Даша на секунду задумалась, что будет делать, если встретится с Петром.
«Что-что… Умирать буду!»
Не надо сбивать себя этими мыслями. От мыслей вообще толку меньше, чем принято считать. Кое в каких ситуациях думать очень вредно. Вот как сейчас, например…
Она сделала еще два шага и остановилась. Здесь коридор расширялся. Вдоль стены в углублении стояли три стула с мягкими сиденьями, неуловимо напоминавшие о каком-то не очень приятном месте вроде поликлиники или приемной депутата. По таким приемным их, мелких, часто таскала с собой мать – выбивала материальную помощь.
От неожиданности Даша замедлила шаг. Эти цивильные стулья в сером коридоре выглядели дико, как футбольный мяч посреди натюрморта. От них было трудно оторвать взгляд. Даша смотрела и смотрела, хотя давно уже надо было бежать, и даже зачем-то пересчитала их, хотя что тут пересчитывать: три стула и есть три стула. У ближнего спинка протерта.
Наверное, из-за этой протертой спинки, она не сразу заметила то, что находилось напротив.
Или просто в голове не сразу уместилось увиденное. Потребовалось время.
Это была стеклянная стена – в точности как в океанариуме. Метра два в длину, высотой от пола до потолка.
За стеклом сидела Ника в голубой пижаме.
Она сидела на краю кровати в комнате, словно позаимствованной из фильмов про особо опасных заключенных. Стол, унитаз, умывальник. Лампы дневного света на потолке. Даже календарь с морем и парусником на стене! Тот, кто посадил сюда Нику, планировал держать ее здесь долго и создал извращенное подобие уюта.
Даша оцепенела. Она стояла, впитывая увиденное, словно разбухая от всего этого, – невозможного, немыслимого, – а затем кинулась к стеклу и принялась барабанить изо всех сил.
Ника вздрогнула, вскинула голову и невидящим взглядом уставилась мимо нее.
– Ника! – заорала Даша. – Ника!
В стене она заметила дверь – тускло-серый прямоугольник, словно поставленный вертикально свинцовый гроб. С одного взгляда ясно, что его крышку ей не открыть, хоть убейся об нее. Но Даша все-таки подергала за ручку. Ника с обреченной усталостью все так же смотрела в стекло, и Даша наконец-то догадалась, что ей видно в нем только собственное отражение.
Где-то близко с силой хлопнула дверь и послышались шаркающие шаги. Даша похолодела. Она что, не задвинула засов?
Шаги приближались. Времени на раздумья не оставалось. Она кинулась к лестнице и перед тем как взбежать по ступенькам в темноту успела увидеть вывалившегося из-за угла Калиту.
Больше всего ее поразило, что с ушей у него капает кровь. Он был похож на исхудавшего слоненка, искупавшегося в алой луже. Калита увидел ее и несколько секунд смотрел одним глазом – второй заплыл. А затем плавно выкинул вперед правую руку, словно приглашая Дашу на танец. Вальс!
Подошва соскользнула с края ступеньки, и Даша провалилась вниз. Воздух прорезал короткий свист. Там, где только что была ее голова, в стену ударилась сверкающая рыбка и упала на пол, подпрыгивая.
Это был обоюдоострый короткий нож с широким клинком в насечках, как в чешуе.
Даша непонимающе уставилась на него. Как?! Откуда Макс его вытащил? Она же обыскала его!
В следующую секунду она мчалась вверх, перепрыгивая через две ступеньки. За спиной слышались шаги, хриплое дыхание… А потом Макс начал орать. То ли он кричал не по-русски, то ли Даша от ужаса перестала понимать человеческую речь, но только ей казалось, будто он призывает глухим воем и нечленораздельными выкриками своих собратьев, и сверху ее встретят такие же кроваво-заплывшие, одноглазые уроды.
Она ударилась в какую-то дверь, даже не успев испугаться, что та заперта, и вылетела в темный коридор. Сундуки, обои, картины, часы, вешалки с длинными лапами, чьи-то зимние куртки, похожие на сутулые спины спящих стоя людей… Все эти предметы показались ей реквизитом. Имитацией человеческой жизни.
Даша прорвалась мимо фальшивок. Сбоку ей наперерез метнулась безмолвная фигура с белым лицом, и она вскрикнула от ужаса, прежде чем поняла, что это ее отражение в зеркале. Неподалеку зашумели, позвали. Вспыхнул свет – лезвие прорезало темноту прямо перед ней. Женский голос, мужской…
– Она здесь!
Макс наконец-то заорал по-человечески.
Сонное пространство вокруг ожило и взбесилось. Кто-то вывалился прямо за Дашей, ухнул, цапнул воздух за ее спиной. Она споткнулась, полетела на пол, перевернулась и помчалась дальше, не чувствуя боли и даже не ощущая больше страха, потому что так много ужаса вынести было невозможно. Двери вели в новые коридоры, коридоры заканчивались дверями, в какой-то момент ей показалось, что она бегает по кругу и здесь нет ничего, кроме бесконечного лабиринта, и он теперь с ней навсегда, – как вдруг очередная дверь ощерилась на нее двумя засовами. Даша сдвинула оба, потянула дверь на себя, не оборачиваясь, – и холодный влажный воздух принял ее, как вода.
Это все-таки был частный дом. В окнах за ее спиной вспыхивал свет, словно там разгорался пожар. Всполохи высветляли сад. Орали, топали, чем-то гремели, а Даша бежала по холодной земле, по сырой траве, в промокших насквозь носках. Невдалеке хрипло лаяли собаки, деревья тускло светились в подвесках дождевых капель, путь ей перегораживали заборы, которые появлялись снова и снова, словно поезд, состоящий из заборов, ехал по кривой колее, постоянно оказываясь перед Дашей, и она перелезала через них, подтягиваясь из последних сил. Когда она спрыгнула с очередной ограды, на нее молча выпрыгнула ощерившаяся собака. Но рядом с Дашей повалился Петр, он ударился о землю, огромный и тяжелый, словно голем, и собака с глухим рычанием бросилась на него. Даша, оторопев, смотрела, как Петр отбивается от зубастой пасти.
Наконец ее словно толкнули под локоть. Она попятилась, обогнула бочку с дождевой водой, перевалилась через сетку, едва не распоров бедро.
Сигналы машин, крики, шелест дождя… Даша уперлась в калитку, открыла ее, не сразу разобравшись с крючками и запорами, – и оказалась на длинной заасфальтированной улице с частными домами.
По обочинам стояли машины. Мокро блестел асфальт. Вдалеке человек, покачиваясь, медленно переходил дорогу. Даша пошла по направлению к нему, постепенно ускоряя шаг. Каждую секунду ей казалось, что из подворотни вот-вот выскочит Калита и метнет в нее нож.
Когда за спиной с металлическим лязганьем хлопнула калитка, она вновь бросилась бежать. Все окружающее выглядело ирреальным. И улица, и дома, и фонари, под которыми желтым светились кроны деревьев, словно причудливые лампы.
Под подошву попал камень, и Даша проехала на нем, будто на мяче. Упала, а когда попыталась подняться, щиколотку пронзила боль.
Она доковыляла до обочины, села, прислонилась спиной к машине. Та взвизгнула, словно разбуженный зверь. Даша закрыла глаза. Все стало неважно: и Петр, убивающий чужую собаку, и Калита, идущий за ней с ножом, и даже Ника в той странной комнате со стеклянной стеной. У Ники есть пижама. Ей тепло. У нее ничего не болит.
– Эй! Пьяная, что ли?..
Даша с трудом открыла глаза. Перед ней сидел бородатый дядька с озадаченным лицом, легонько потряхивая ее за плечо. За ним стоял растерянный мальчик лет пятнадцати.
– Я не пьяная, – с трудом выговорила Даша. – Меня похитили, я сбежала. Пожалуйста, спрячьте меня. Пожалуйста…
Глава 10
Илюшин стоял перед подъездом дома, из которого шестнадцать лет назад вышла и исчезла навсегда Наташа Асланова.
На циферблате высветился вызов: Сергей.
– Какие новости, Серега?
– Егор Сотников найден мертвым, – сказал Бабкин.
Тело Сотникова пролежало больше суток в подвале. Его завалили сверху строительным мусором.
– Удар был нанесен сзади, под лопатку, длинным ножом. Били профессионально: Сотников умер мгновенно. Нож не сломался о ребро, нигде не застрял.
– Знакомый почерк…
– Причем убили его, скорее всего, уже в подвале. На полу найдены следы крови. Убили, перетащили в угол и попытались замаскировать на скорую руку. Если бы не свидетель, который мне попался, он мог бы разлагаться там еще неделю, а то и больше.
– Что за свидетель? – спросил Макар.
– Местный алкаш. Завалился пьяный в подвал, хотел отоспаться. Случайно наткнулся на Сотникова, перепачкался в его крови и, когда проснулся окончательно, решил, что это он его прикончил. У него даже оружия не было. А палкой такую рану не нанести. – Слышно было, как Бабкин садится в машину и хлопает дверью. – Сотникова убил, я думаю, Калита. Это его рука. Но вот зачем – этого я понять не могу, хоть ты тресни.