И с криком вбиваю ублюдка в ребро колонны, вскакивая на ноги.
Моё тело пронизывают сумеречные нити. Они скрепляют сломанные кости. Экзоскелетом заставляют трудиться израненное мясо, которое шустро исцеляет себя. Без отравляющего влияния Бездны это происходит быстро и непринуждённо.
Костяная броня орка дробится от удара. Он лягает меня, но скорость позволяет мне увернуться, чтобы вогнать кинжал ему меж лопаток. В последний миг, уродец дёргается всем телом, избегая лоботомии.
В этот раз я готов к вспышке едкой черноты. Теневой щит встаёт на её пути. Меня тащит назад, будто от цунами. Внезапно над головой вспыхивает купол. Не зелёный, как в прошлый раз. Абсолютно чёрный. Непроницаемый. Такого же цвета стрела лежит на тетиве Арктура.
В его груди проступают сломанные кости. Хлюпает едкая кровь. Ему плевать на боль. Как и мне. Мы привыкли к ней. Сроднились. Потому что есть вещи сильнее боли. Гораздо сильнее.
Например, ненависть.
Стрела, как и в прошлые разы, множится, обрастая сотней отражений.
До конца Заячьего бега ещё целых восемь секунд. За глаза.
Невероятная изворотливость наполняет меня грацией, а моё шестое чувство приобретает почти пророческие качества.
Призрачная дымка замедляет всё вокруг, погружая в кисель тумана.
С тетивы срывается первая стрела, а вместе с ней и все копии. Купол заполняется грохотом рикошетов. Я двигаюсь в океане стремительной смерти. Она жаждет нашей встречи. Слишком долго бегала за мной. Костяная лапа тянется, пытаясь ухватить за ногу, но я быстрее.
Не сегодня, старая, не сегодня.
Я чувствую траекторию каждой стрелы. Знаю, где они будут на всём протяжении полёта. Некоторые проносятся так близко, что касаются моих доспехов. Я скольжу сквозь шум, сквозь треск, сквозь попытки нашпиговать меня десятками смертоносных гостинцев. Мне приходится сделать трудный выбор, потому что в определённый момент пути вперёд нет. Только через боль.
Когда купол исчезает, в нём остаётся лишь Арктур.
И я.
Моя левая рука срезана у плеча под корень. Кровь остановлена силой моего дара, что закупорил рану.
— Невозможно… — демон осекается.
Моими глазами смотрят все предшественники, кто жил до меня.
Моим голосом говорят все, кто носил это звание.
— Эфирные тени были созданы, чтобы совершать невозможное, — голос лязгает сталью.
Я выгибаюсь под взмахом когтистой лапы и перенаправляю взрыв тьмы, подставив под неё водораздел Теневого щита. Гамбит Прометея вскользь чиркает врага по горлу, заставляя того сбиться с шага. Он отшатывается назад, а я уже кружу вокруг него Осенним листопадом.
Его броню бороздят десятки проколов. Из каждого вырывается Теневое пламя. Словно целое скопище гейзеров внезапно открылось посреди костистой равнины его мерзкого тела. Не отстаёт от меня и Брут. Его лапы-лезвия пластают противника.
В самом конце я оказываюсь за спиной Арктура. Эфемерной левой рукой, сотканной из теней, придерживаю его подбородок, заставляя запрокинуть лицо к потолку. И тяну лезвие кинжала на себя, отделяя уродливую голову. Она остаётся у меня в руке, перекатываясь и почти обиженно глядя мне в глаза.
Тихий шелест заполняет мой слух.
— Дайте мне увидеть его один раз… Всего один…
Постепенно адреналин спадает.
В груди пустота. Я ждал радость, но она не пришла. Только усталость и тяжесть накопившихся ран. Некоторые уже исцелились, другие, душевные, залегали гораздо глубже.
Опрокинув внутрь целебную склянку, прыгнул верхом на Брута. Следующий зал мы проскочили почти до конца. Я уже видел вход в Пепельный Склеп. Эту уродскую нашлёпку на благородных камнях, когда сзади застучали стремительные шаги.
Взгляд через плечо открыл мне пару дроу. Мужчину и женщину. Их слитный крик прокатился под сводами схрона.
— Стой, Гвинден! С тобой желает говорить Прекраснейшая!
— Сорян, ребят, — отозвался я, — слегка занят. Давайте потом в зуме пересечёмся.
Неугомонная парочка что-то скастовала и пелена энергии дугой пролетела у меня над головой. Из неё степенно вышла Эстрикс. Как всегда нагая. Как всегда красивая.
— Мой любимый болтливый слуга. Какая удача, — она холодно улыбнулась. — Пришло время отблагодарить меня верностью за все те милости, что я тебе даровала. Ведь ты верен мне, не так ли? — вопрос повис в воздухе. — Отдай краски!
По бокам богини, как матёрые телохранители, возникли дроу.
Первая — женщина ледяной и какой-то чёрствой красоты. При виде неё голос разума любого адекватного человека настойчиво зашептал бы: «не связывайся!» Длинные белые волосы падали до плеч. Замысловатый корсет подчёркивал неглубокое декольте, а поверх него была наброшена малахитовая узорчатая накидка, открытая посередине. Чтобы выделить яркий рубин, блестящий в ложбинке груди. Под горлом переливалось ожерелье с идентичным алым самоцветом. Дамочка сжимала в левом кулаке короткий магический жезл с обсидианом в навершии.
Ильва́ста[3] из Старшего Дома Мель’накк, Правая Длань Эстрикс, 130й уровень, полностью здорова.
Её напарником выступал матёрый воин в сегментированном доспехе. Лицо хмурое и сосредоточенное. Виски выбриты до блеска и покрыты вязью татуировок. Зато на макушке волосы длинные. Косички падали аж до лопаток. Эдакий андеркат на Аскешский лад. В руках боец держал парные изогнутые мечи. Без гарды зато с замысловатым шипом, выдающимся вперёд из рукояти. Такой можно использовать для захвата чужого оружия, но мастерство потребуется изрядное.
Ко́рдис[4] из Старшего Дома Улаэль, Левая Длань Эстрикс, 130й уровень, удовлетворительное состояние.
— Ну же, — торопливо бросила Эстрикс, — я жду.
Как она узнала, что краски у меня?! Чёрт. Брут!
Арахнид, реагируя на ментальный крик, выбрался из моей спины и показался на глаза, тоскливо прижимая морду к земле. Хелицеры как-то обвисли, а виноватый приглушённый стрёкот прозвучал на манер сверчков.
— Как тебе не стыдно? — выдохнул я, и паук ещё сильнее сжался, уменьшаясь в размерах.
— Гвинден! — рыкнула обнажённая красавица.
— Зачем тебе краски? — я посмотрел на неё и устало вздохнул.
Разиен, если ты меня слышишь, мне не помешала бы твоя помощь.
Кордис перетёк в боевую стойку, готовый сорваться в любую секунду.
— Не тебе задавать мне вопросы! — припечатала Эстрикс.
Прошли те времена, когда подобная отповедь могла заставить моё сердце напряжённо стучать. Я выдержал её разгневанный взгляд, и, наконец, богиня заговорила.
— Потому что кто-то должен навести порядок в этом мире. Он погряз в слабости. В праздности, — её голос выражал отвращение к этим понятиям. — Виашерон переполнили нахлебники, ни разу не державшие оружие в руках. Которым не ведомо, что такое рисковать своей жизнью. С каждым годом Бездна и Элизиум всё сильнее покушаются на нашу независимость. Аларис, Малааку, даже Разиену. Им плевать. Их заботит лишь то, кто встанет во главе всех Пантеонов, чтобы присосаться к вере миллионов подобно пиявке.
— И что ты предлагаешь? — я вскинул бровь, на миллисекунду погружаясь в Теневой сдвиг. — Уничтожить всех, кто просто хочет жить в мире, чтобы у тебя была планета-легион? Разве не для того воины сражаются, чтобы обычным жителям не пришлось? В этом нет ничего постыдного.
— Похоже, ты забыл моё кредо. А ведь когда-то превозносил его с таким жаром, — с укором заметила она. — Доверчивый должен быть обманут, глупый — использован, а слабый — убит!
— Как ты использовала меня, чтобы освободить Разиена?
— Безусловно, — благосклонно улыбнулась она. — Он был нужен, чтобы встряхнуть этот заплесневелый мир. Было очевидно, что он захочет перекроить статус-кво, а это откроет мне новые возможности. Знаешь, это ведь я когда-то рассказала Разиену про Первозданные Краски, — доверительно промолвила красотка. — До своего исчезновения его идеалы во многом совпадали с моими. Развитие целого мира требует жертв. Древо совершенствования время от времени должно орошаться кровью слабых и сильных. Это для него естественное удобрение.
Глаза Эстрикс на миг заволокло поволокой.
— Жаль, что Разиен свернул с верной тропы, — богиня покачала головой. — Последний шанс. Отдай краски. Ты не зря служил мне всё это время. Я знаю, что мои слова отзываются в тебе. Ты — воин, а не бесхребетный крестьянин или раб. А теперь вообрази мир, полный твоих братьев! Воинов с железной волей! Каких небывалых вершин вы сможете достичь?.. — она мечтательно улыбнулась.
А я увидел его. Отчётливо увидел этот мир.
Если у Аксиоса получится планета-карцер, мечта Большого Брата. То у Эстрикс — военная машина, которая промчится по вселенной, подминая под себя другие обитаемые миры. Погибнут миллиарды.
Я снял с лица маску и небрежно швырнул её перед собой. Она проскользила по отполированным плитам, остановившись у ног богини.
Этот обыденный жест заставил взгляд Эстрикс налиться смертельным льдом.
— Ты смеешь отрекаться от меня?!
РАЗИЕН!
Это было неизбежно, если посмотреть трезво. Я использовал её, а она — меня, и каждый прекрасно это понимал. Никакой веры. Никакой преданности. Благодарности. Благородства.
Всего лишь практическая целесообразность.
На таком фундаменте настоящие отношения не наладить.
Да, мы определённо стоили друг друга.
В правой моей руке показался Гамбит Прометея. В левой — Кальсар. Отведя ногу назад, я занял стойку боком к троице, готовый сместиться в любую секунду.
— Дитя! — её пальчик повелительно указал на Брута. — Убей его! — изящный ноготок ткнул в мою сторону.
Арахнид сделал два шага ко мне, вскидывая передние лапы, увенчанные длинными лезвиями. Я посмотрел в скопище грустных глаз на морде заботливого паука и ничего не сказал. Вспомнил, как он неумело пытался заменить мне Курта, подставляя шершавую голову под поглаживания.
Брут задрожал. Внутреннюю борьбу было видно невооружённым взглядом.