Любуясь всеми этими чудесами, трудно было сосредоточиться на опасностях, таившихся среди них. Коралловый аспид, которого Бен заметил только после того, как Барнабас предостерегающе схватил его за локоть; пятнистый мех мраморной кошки в ветвях… Когда Бен чуть не наступил на сонную гремучую змею, а Барнабас уже не мог ступить шагу, не протирая очки от паутины и москитов, Хотбродд все же посадил их себе на плечи. Бену пришлось признать, что так передвигаться гораздо легче. Насекомые троллю не досаждали: его шершавая кожа была непроницаема для их укусов, а может быть, они принимали его за ходячее дерево. Лола наверняка добавила бы: «А еще потому, что он, как все тролли, воняет рыбой».
Как бы то ни было, Бен счастлив был не смотреть больше под ноги, а без помех разглядывать все вокруг. Больше всего ему понравились летучие белки, и никогда еще, даже в храме Гаруды, он не видел таких невероятных птиц. Ради этого стоило потерпеть пропитавшуюся потом одежду, тошноту от укачивания на плече Хотбродда и звон в ушах от щебета, свиста и криков пернатых.
Хотбродда не интересовали ни птицы, ни летучие белки, ни обезьяны. Он удостоил лишь беглым взглядом огромные цветки поющего волчаника, указавшие им путь на остров Булу. Из всего, что составляло тропический лес, Хотбродда интересовало только одно – деревья. Время от времени он останавливался, шептал им непонятные слова на тролльском языке, нежно гладил кору и зачарованно смотрел на уходящие в бесконечную высь стволы, пока Барнабас не напоминал ему, что пора двигаться дальше.
И конечно, тролль притягивал других сказочных существ. С высокого тика вдруг свесился на ниточке здоровенный паук с лягушачьей головой. Из кустов высунулась кошка с мехом, как расплавленное золото, и удивленно посмотрела на Хотбродда. О многих сказочных существах, которых выманивало из джунглей присутствие тролля, никогда не слышал даже Барнабас, и Бен видел по лицу своего названого отца, как хотелось тому пообщаться с каждым из них, хотя некоторые глядели на пришельцев очень недружелюбно. Один раз они увидели на ветке крошечную фигурку, немного напоминавшую Мухоножку. Бен тут же попросил Хотбродда притормозить, чтобы рассмотреть незнакомца поподробнее, но кроха оскалил острые клыки и так злобно сощурил красные глазки, что Бен тут же похоронил вспыхнувшую было надежду. Гомункулус, конечно, мечтал о товарище из себе подобных, но этот, похоже, сожрал бы его при первой возможности.
Как ни широко шагал Хотбродд, лишь к полудню они добрались до подножия гор, на которые указала им Ме-Ра. Подъем сразу стал таким крутым, что тролль все чаще прислонялся к огромным стволам, чтобы отдышаться.
– Ох ты, огненный меч Сурта! – выругался он, с упреком воздев к небесам мокрые от пота руки. – Тролли не выживают в этом климате, Барнабас! Это не остров, а печка! Нифльхель на земле! Будем надеяться, что крысе повезет больше и она отыщет этих треклятых грифонов!
Спустя еще час пути – за это время тропический ливень насквозь промочил их и без того влажную от пота одежду – они добрались до прогалины, выжженной посреди леса молнией. Лианы прикрыли обгоревшие пни свежей зеленью, и впервые с начала пути спутники увидели сквозь ветви небо над головой. Хотбродд нагнулся, чтобы раскидать с дороги змей. Их зубы не прокусывали его кожу, как и жала насекомых. Тролль как раз отбрасывал в кусты особенно ядовитую гадюку, когда Бен услышал над головой шорох.
Сначала он увидел гиббона и только потом – двух макак.
В ту же минуту его пронзила острая боль, и он почувствовал, как покачнулся под ним Хотбродд.
И зелень, окружавшая его, покрылась черной пеленой.
22. Загадочная находка
Ты никогда не видел дерева, если не смотрел с неба на его тень.
Мухоножка вскоре пожалел, что со страху перед змеями забыл о страхе перед Лолиной манерой водить самолет. Ох уж эта сумасшедшая крыса! Она не пропускала ни одного уносящего вверх воздушного потока, ни одного порыва ветра, не говоря уж о гибельной страсти к мертвой петле и штопору! Мухоножка спросил ее однажды, почему она не выступает на авиашоу. «Ты такой наивный, хромункулус! – С этими словами Лола ущипнула его за щеку. – Кто же захочет смотреть на пилота-крысу? И потом, зачем я буду изображать цирковую зверюшку, когда могу летать где хочу и как хочу?»
«Где хочу и как хочу!» – это, несомненно, был Лолин девиз. Мухоножка всю свою долгую жизнь считал крыс естественными врагами: ведь для существа его размеров эти звери представляли опасность. В юности крыса чуть не откусила ему руку по плечо, а уж сколько раз ему приходилось от них удирать, он даже сосчитать не мог. Он поспорил бы на что угодно, что никогда в жизни не подружится с крысой, а уж тем более с такой, которая выделывает на самолете смертельные трюки и притворяется, будто не может запомнить его имя из чистого удовольствия исковеркать его. И однако же Лола Серохвост давно стала ему другом. Даже близким другом. Хотя от ее отчаянных выходок с ума можно было сойти.
Крыса, как всегда, громко распевала, выделывая зигзаги между деревьями. Пиратские песни. Разбойничьи песни. Застольные песни. У Лолы был неисчерпаемый репертуар. Спустя пять минут полета Мухоножку уже дважды стошнило в окно; он не мог дождаться, когда они наконец вырвутся сквозь лиственный потолок в открытое небо.
Что, если в пропеллере запутается лиана и выведет его из строя? Или самолетик, облетая на бешеной скорости дерево, напорется на сук? Но Лола, конечно, наслаждалась игрой и не торопилась набирать высоту.
– А вдруг гнезда грифонов сверху не видно? – откликнулась она на увещевания Мухоножки. – Нет, надо еще поискать здесь, внизу.
В ту же секунду они запутались в гигантской паутине и вырвались, лишь когда Лола разогнала двигатель до такой степени, что он гудел, как пойманный шмель. После чего едва не столкнулись с летучей белкой.
– Что это было? Клянусь всей моей голохвостой родней! – возмущенно воскликнула Лола, сбросив, к облегчению Мухоножки, обороты. Самолет пошел наконец вверх.
– Это животное из семейства беличьих, – пояснил Мухоножка, держась за больной живот. – Довольно распространенное в этой климатической зоне. В Индонезии обитает тридцать семь видов летающих пушных зверей. То есть они, конечно, не летают по-настоящему. Перепон…
Он смолк на полуслове, а Лола успела в последний момент направить самолет в заросли диких орхидей. Они едва не столкнулись с гиббоном, перемахивавшим на длинных руках с дерева на дерево.
– Безобразие! Как можно управлять самолетом, когда белки и обезьяны суются в воздушное пространство?! – ругалась Лола, с помощью сложного маневра выруливая из орхидей. – Все удовольствие портят! Я обожаю авиаслалом между деревьями… Знаешь, как в том фильме с космическими кораблями и говорящими медведями на другой планете.
Мухоножка понятия не имел, о чем она толкует. По части фильмов у них с Лолой были очень разные вкусы.
– Ну ладно, – пробормотала крыса, так резко направив самолет вверх, что желудок Мухоножки скакнул куда-то в область лба.
Они неслись к лиственному потолку на такой скорости, будто Лола разгонялась для полета на Луну. И вдруг Мухоножка закричал во всю глотку:
– Лола! Лола! Вот они! – и ударился головой о потолок от Лолиного резкого торможения.
Перед ними раскинуло массивные ветви дерево с перистыми вечнозелеными листьями.
Но Мухоножка смотрел не на листья, а на свисавшие с дерева плоды – круглые, как арбузы, но намного крупнее. На подлете к дереву сердце у Мухоножки колотилось в горле – на этот раз не только от страха. Гомункулус нашел в библиотеке Мимамейдра несколько описаний того, как гнездятся грифоны. Источники единодушно свидетельствовали, что постройкой гнезд занимаются крошечные птички, родственные Furnarius rufus, рыжему печнику, называемому также птица-гончар или горшечник. Как можно догадаться по названию, птица-гончар строит гнезда из глины. Самое древнее описание – Мухоножка обнаружил его в персидской рукописи XV века – утверждало, что гнезда грифонов сооружались по образцу дворцов правителей Месопотамии, у которых грифоны в древности служили хранителями сокровищ. Когда Лола подлетела к первому гнезду, лепившемуся к стволу под огромной веткой, Мухоножка убедился, что рукопись говорила правду, увидев собственными глазами: летное отверстие гнезда, размером с амбарные ворота, обрамлял искусный рельеф, похожий на рельефы из развалин Персеполя. Глядя на него, невозможно было поверить, что находишься в джунглях Индонезии. Но рельеф, похоже, не был закончен. Как будто работу над ним внезапно прекратили.
– Погоди! Эй, погоди! Ты что делаешь?! – в ужасе завопил Мухоножка, видя, что Лола направляет самолет прямо к входу. – Барнабас поручил нам только отыскать гнезда! Он не просил залетать внутрь!
– Спокойно, хромуколосс! – Лола показала на левую сторону гнезда. – Не волнуйся: хозяев нет дома.
Она была права. Только теперь Мухоножка заметил, что гнездо разорено: глиняная стена выглядела с этой стороны так, словно ее проломили огромные когти. Птичьи когти.
Ерунда какая-то. С какой бы стати грифоны стали разрушать собственные гнезда? Но разорены были и гнезда поменьше, лепившиеся ниже по стволу или висевшие на ветках. В них селились животные, прислуживавшие грифонам. В Месопотамии это бывали змеи, кошки или хищные птицы.
– Все равно не надо! Мне кажется, нам совершенно незачем залетать в гнезда! – не унимался Мухоножка.
Но Лолин самолетик уже влетал в отверстие гнезда, как муха в разинутую жабью пасть. Их окружил коричневатый полумрак.
Глиняный пол гнезда был так изборожден когтями, что Лола не сразу нашла, куда посадить самолет.
– Мыший хвост! – выругалась Лола, выпрыгнув из кабины. – Их тут больше нет!
Лола ругалась не так изобретательно, как Серношерстка, но тоже очень охотно.
Мухоножка, поколебавшись, вылез вслед за ней.