– ТерТаВа, случалось тебе видеть что-нибудь похожее на этого зеленого великана?
Бен никогда еще не слышал голоса, который так напоминал бы ему Лунга. В его звуках слышалась та же сила. Это явно был кто-то очень большой!
Хотбродд с гневным воплем рванулся из пут. Обезьяны загоготали – встревоженно и в то же время насмешливо. Макак, недавно наклонявшийся над Беном, угрожающе замахнулся дубинкой толщиной в два обхвата его мохнатой лапы. От нее, наверное, и болела у Бена голова.
– Не надо! Хотбродд – добрый, совсем не такой, как кажется! – крикнул Бен. – Он фьордовый тролль!
Обезьяны затрещали все одновременно.
– Мне кажется, он родственник Шепчущих деревьев, – раздался голос позади Бена.
В нем не было тревоги, скорее любопытство. Обезьяны почтительно примолкли, когда говоривший на когтистых кошачьих лапах выступил на середину дупла.
Все изображения, какие случалось видеть Бену, все эти рельефы и статуи не могли передать великолепия этого существа.
Грифон склонился над Хотброддом, заинтересованно его разглядывая.
Шрии… Так, кажется, обращались к нему обезьяны? Он был совершенно фантастическим существом, куда невероятнее, чем все, что рисовало раньше Бену его воображение. Хвостом его была сине-зеленая, шевелящая языком змея. Мощные задние лапы и огромное львиное тело покрывали пятна, как у мраморной кошки, а оперение головы и шеи переливалось всеми оттенками зелени джунглей. Клюв, уши и глаза были янтарно-желтыми. Глаза птиц всегда казались Бену холодными, как у рептилий, – даже Ме-Ра не была тут исключением. Вороны, по его мнению, всегда выглядели сердитыми. Но глаза Шрии излучали тепло, почти как глаза Лунга, хотя по грифону видно было, что он питается не одним лишь лунным светом. Бен ощущал в нем чуткую сосредоточенность хищника, каждым мускулом готового броситься на добычу.
– Шепчущие деревья? Отлично! – Хотбродд все еще пытался разорвать опутывавшие его лианы. – Если вы меня не освободите сию минуту, я скажу им, чтобы забили вас ветвями! И уж поверьте мне, мохнатое разбойничье отродье с дубинками, – выкрикнул он вверх, к обезьянам, – многие деревья слушаются троллей! Очень многие!
– Правда? – Шрии продолжал с любопытством разглядывать его. – Отпустить тебя, что ли, чтобы ты нам это продемонстрировал? – Голова на оперенной шее повернулась к Бену и Барнабасу. – Гм… Этот что-то больно молод для шпиона. А тот, что постарше, совсем не похож на браконьеров Каа. Как по-твоему, Патах?
Барнабас так завороженно глядел на грифона, что даже не сразу догадался ответить.
– Браконьер? Нет, конечно! – проговорил он наконец. – Мы, можно сказать, выступаем на противоположной стороне. Меня зовут Барнабас Визенгрунд, а это мой сын Бен. Обезьяны могут подтвердить тебе, что при нас не было оружия. Мы пришли с мир…
– Кто позволил тебе тут выступать, человек? – резко перебил Патах. Он был мелковат для взрослой макаки, но, видимо, компенсировал недостаток роста отвагой. – Люди врут всегда и везде. Ты их просто не знаешь, Шрии, а я знаю! Купо прав. Конечно, они шпионы. Их надо бросить в море. Или послать Краа их трупы – на память о Давне, Манис и всех остальных, чьи кости белеют под нашими разрушенными гнездами!
Обезьяны откликнулись на эти слова жалобным воем, но смолкли по мановению Патаховой лапы. Лапа была коричневая, как палая листва, но лицо у макака было по цвету как у бледнокожего человека, а на щеках и подбородке топорщилась, как густая борода с бакенбардами, серо-белая шерсть.
– Их, конечно, надо убить! – повторил он. – Но сначала, – он подскочил к Бену, – мы их разговорим! Их сородичи научили меня, как это делается. Чем больше мы будем знать о планах Краа, тем лучше. Он от нас не отстанет, Шрии! Он никогда не смирится с тем, что другой грифон не пожелал признать его власть! Еще раз скажу, хоть вы и не хотите меня слушать: нам нужно убираться с этого острова.
Шрии выпрямился в полный рост.
– Нет, – возразил он. – Не нам, а вам. Уходите. Спасайтесь. А я остаюсь. Здесь моя родина – мои перья и шерсть окрашены в ее цвета. И я не могу больше слышать, как она стонет и рыдает под властью Краа.
Обезьяны пугливо покосились на щель, сквозь которую в дупло проникали звуки джунглей. Казалось, они боятся, что вызов Шрии дойдет до Краа. Бен пытался представить себе этого второго грифона, но не мог оторвать взгляд от Шрии. Зачарованный зрелищем невероятной птицы, мальчик забыл, что они в плену и чего ищут на этом острове. Даже тоска по Лунгу как будто отступила. «Шрии с Лунгом сразу подружились бы», – подумал Бен.
– Ладно, ладно, я знаю, ты отсюда не уйдешь, – пробормотал Патах. – Мы все так здесь и погибнем. Из нас получится целая куча мертвых героев. Может, ты думаешь, что все эти попугаи, гиббоны и мраморные кошки, за которых ты вступаешься, скажут тебе спасибо? Не скажут! – Он опустился на корточки рядом с Беном и ущипнул его за щеку. – А ну признавайся, человечек, какое у вас было задание? Убить Шрии?
Грифон тихо зарычал, хвост-змея распрямился, как готовая к атаке кобра.
– Не тронь его, Патах. Его вина пока не доказана!
Макак оскалил зубы, однако отпрянул от Бена.
– Ты погибнешь от своей доброты, Шрии! – пробурчал он. – И нас всех погубишь.
У Бена замерло сердце, когда он увидел, чтó висит у макака на шее. Медальон, который дал ему Барнабас для чешуи Лунга! Интересно, Патах его открывал? А если да, почувствовал ли Лунг, что пластина оказалась в чужих руках? Или он будет принимать сигналы макаки за чувства Бена?
– Патах – псих, но сейчас он прав, Шрии! – пролепетала Купо, лори, назвавшая их шпионами. – Она вспрыгнула на пятнистые плечи Шрии и оттуда таращилась на Бена круглыми, как блюдца, глазами. – А давайте построим клетку и будем держать их там как домашних зверей, как они поступают с нами. Я могу украсить клетку, как они это делают на своих ярмарках, хотя моя резьба несравненно лучше! – Купо гордо взглянула на свои тонкие пальцы и вдруг резко потянулась вперед: – Ой, что это там? Отличный инструмент, похоже!
Резак Хотбродда лежал среди прочих их пожитков, аккуратно разложенных на огромном древесном листе. А рядом с ним – самописка с парализующими стрелами. Барнабас и Бен встревоженно переглянулись.
– Слишком большой, конечно! – щебетала Купо. – Но какое лезвие! Таким что угодно можно вырезать! – Она жадно протянула лапку к ножу и испуганно отшатнулась, когда Хотбродд яростно забился в своих путах.
– Аллигаторы. – Патах поднес к глазам бинокль Барнабаса и навел его на Купо. – Там, под большим водопадом… – Он отложил бинокль и взял в руки самописку. – Они жрут все. Людей, обезьян и наверняка зеленых древесных великанов тоже. Причем без остатка! Краа никогда не узнает, что сталось с его шпионами.
Остальные одобрительно загоготали. Все, кроме гиббона. Он был весь черный, только лицо окаймляла рыжеватая, как у косули, шерсть. Всё это время он не сводил взгляда с Барнабаса, а теперь поднялся и танцующей походкой двинулся к нему. Длинные мохнатые руки служили ему для ходьбы так же, как ноги. Звали его ТерТаВа, и он пострадал от людей не меньше Патаха. Куртку, что была на нем надета, он стащил у человека, который годами водил его на цепи от деревни к деревне и выучил воровству. Гиббон сбежал от него, украв ключ от замка своей цепи. Он спрятался на лодке птицеловов и так попал на остров Булу. Лодка отправилась восвояси, нагруженная пленными птицами, за которых браконьеры заплатили грифонам, а ТерТаВа остался.
– Тебя зовут Визенгрунд? – Он выпевал каждое слово. Гиббонов неспроста называют поющими обезьянами.
– Да, – ответил Барнабас. – И в свое время я имел честь дружить с одним гиббоном. Его звали Э-Мас.
ТерТаВа взглянул на грифона:
– Шрии, этот человек не шпион. Он наш друг. Он спас Золотого Гиббона.
Бен вопросительно взглянул на Барнабаса.
– История времен моей юности, – шепнул тот. – Если мы выберемся отсюда живыми, я тебе расскажу. Но чтоб ты знал, гиббон спас меня не меньше, чем я его! Бен! – добавил он еле слышно. – Не смотри так на Патаха!
Легко сказать. Макак оставил в покое самописку и теперь пытался открыть медальон.
«Отдай! – хотелось выкрикнуть Бену. – Я Повелитель драконов, а не ты!» Но Барнабас, конечно, был прав. Нельзя, чтобы Патах заметил, как ему дорог медальон. Может, макаку надоест с ним возиться и он его бросит. А пока от попыток справиться с неподатливой серебряной защелкой Патаха отвлекли слова гиббона. Макак откликнулся с неприкрытой яростью:
– Ха-ха, какой же ты неисправимый мечтатель, ТерТаВа! А казалось бы, должен понимать – как-никак ты достаточно пожил с людьми! Никому из них нельзя доверять. Никому! Это железное правило, если хочешь выжить. Ну, или можно сотрудничать с ними против своих же, как Краа.
Шрии пристально смотрел на Барнабаса с той минуты, как гиббон переспросил его имя.
– Если вы не браконьеры и не шпионы Краа, что привело вас на наш остров? – осведомился он, не обращая внимания на неодобрительные возгласы Патаха.
– Нам нужно одно ваше солнечное перо – и, разумеется, мы готовы заплатить за него хорошую цену.
Шрии явно был необычным грифоном, но Барнабас решил все-таки не упоминать пегасов. Презрение к лошадям казалось таким же врожденным свойством грифонов, как страсть к сокровищам.
– Там, – вступил в разговор Бен, показывая на шкатулку с браслетом Багдагюль, – лежит то, что мы привезли в уплату!
ТерТаВа схватил шкатулку и вытащил золотой браслет. Купо восхищенно зацокала языком. Но взгляд Шрии мгновенно похолодел.
– Золото. Ну конечно. Грифоны любят золото. – Перья у него вздыбились от гнева. – Совсем как люди, правда? Наверное, поэтому ваши сородичи всегда так легко находили общий язык с моими. Но мне ваши драгоценности даром не нужны. К тому же, если бы я и пожелал вашего золота, солнечные перья есть на этом острове у одного-единственного грифона – у Краа.
– Слыхал, Патах? – насмешливо бросил другой макак. – Незачем нам марать руки, убивая их. Краа заберет золото и пооткусывает им головы.