Все дупло откликнулось издевательским гоготом. Только Купо молчала.
– Солнечное перо? – тихо спросила она с плеча Шрии, когда все отсмеялись. – Зачем людям понадобилось солнечное перо?
Барнабасу не пришлось отвечать на этот вопрос. ТерТаВа вдруг предостерегающе поднес палец к губам.
В дупло ворвался крик – тот самый крик, который слышал Бен в первую ночь на Булу. В нем звучала смерть. Рык голодного волка, смешанный с клекотом пикирующего на добычу орла.
– Это Чра! – взвизгнул один из лори. – Чра, убийца обезьян!
– Я же вас предупреждал! – крикнул Патах. – Они были приманкой! Их послал Краа! Иначе как бы они нас нашли?
Два макака схватили Барнабаса, два других подскочили к Бену. Но все они бросились врассыпную, когда вход закрыла крылатая тень.
Толпы обезьян ввалились в дупло. Шрии разбрасывал их по сторонам клювом, лапами и когтями, но даже он отшатнулся, когда в расщелину ствола протиснулся еще один грифон. Клюв и когти у него были черные, как эбеновое дерево, но долгие века покрыли седой патиной шерсть и перья.
– Сдавайся, Шрии! – Рокочущий голос Чра перекрыл воинственные вопли обезьян. – Краа велел доставить тебя живым!
Шрии стряхнул дюжину обезьян и склюнул еще двух, коловших его в грудь заостренными палками.
– Я готов сдаться, если ты отпустишь всех остальных!
Пока одна из обезьян набрасывала лиану на шею Патаха, Чра брезгливо оглядывал дупло.
– Вот, значит, как выглядит будущее, в которое ты нас зовешь? Небесные львы в убогом дупле? Этих предателей – твоих прислужников – я пока убивать не стану. Хотя за свою строптивость они и не заслужили такой милости. Но Краа, разумеется, накажет их по заслугам. И думаю, их смерть будет не быстрой.
Он окинул взором тех, кого повязали его обезьяны, и наклонился над Купо. Страшный клюв почти коснулся шкурки лори.
– О, кого я вижу! – проворковал грифон. – Купо, твои умелые пальцы нужны Краа! По сравнению с тобой все другие лори – неумехи. Как ты можешь растрачивать свой талант на грифона, который даже приличного гнезда себе не может построить?
Купо так дрожала, что не могла произнести ни слова. Зато Патах яростно оскалил желтые зубы:
– У нас было великолепное гнездо, Грозный Чра! Помнится мне, ты лично его разрушил. По приказу Краа. Так Краа ценит искусство Купо. И не вы ли убили Манис, не уступавшую ей талантом? Вы…
Чра предостерегающе поднял когтистую лапу, и Патах смолк.
– А с людьми нам сделать что, Грозный Чра? – осведомилась одна из обезьян. Они были самых разных пород, как и свита Шрии.
Под взглядом бледно-желтых глаз Чра Бен почувствовал себя куском мяса на прилавке.
– Берем с собой, – распорядился грифон. – Может быть, их удастся продать в рабство. На окрестных людских островах полно рудников, где никто не спрашивает, откуда взялась рабочая сила. И платят за нее хорошо.
– Краа продает собственных шпионов? – Шрии щелкнул клювом в сторону макака, коловшего ТерТаВа в живот своей острой палкой. – Я думал, у него сохранилось хоть какое-то понятие о чести. Но видно, страсть к наживе вытеснила все без остатка.
– Шпионы? – Чра презрительно хохотнул. – Мы и без людской помощи умеем находить предателей! Я первый раз вижу этих двуногих. А вон то зеленокожее – это что? Оно отпочковалось от дерева?
Хотбродд обозвал грифона трусливой водяной курицей, и обезьяны Чра потащили его наружу. Там на ветвях окрестных деревьев сидели еще пять грифонов. Трое – песочного цвета или седые, как Чра, а еще двое – разноцветные, почти такие же яркие, как Шрии.
Бен не мог не признать, что внешне все они производили неизгладимое впечатление. Ветви гнулись от порывов ветра, вызванного ударами их крыльев; а когда они плотным кольцом окружили Шрии, весь лес загудел от их торжествующих возгласов. Несмотря на огромный размах крыльев, они свободно скользили между деревьями, словно кроны почтительно расступались перед ними. «Интересно, – думал Бен, – много ли потребовалось времени, чтобы самые старые из них забыли бескрайние пустыни своей юности и привыкли к влажности тропического леса? Сколько их было, когда они впервые сюда прибыли? Есть ли у них еще молодежь, кроме Шрии и двух других грифонов с разноцветным оперением?» Обезьяны Чра, тащившие Барнабаса, Хотбродда и Бена по верхушкам деревьев за своими крылатыми повелителями, наверное, тоже не знали ответов на эти вопросы. Они перекидывали пленников друг другу, как мячики, или роняли их понарошку и тут же снова подхватывали. От их игр Бен порой переставал не только думать, но и дышать. С Хотброддом они обращались немного аккуратнее. Тролль был слишком тяжел, чтобы служить обезьянам игрушкой, зато Бен пришелся им в самый раз – и никогда еще он так не мечтал оказаться на спине у Лунга.
«Лола с Мухоножкой найдут нас!» – думал он, пока мучители уносили их все дальше в горы. Да, но как? И Лола, и Мухоножка были отличными следопытами, но эти похитители следов не оставляли, не считая обломанных там и сям веток.
– Грифон против грифона! Похоже, мы оказались тут в самый неподходящий момент, – прошептал Бену Барнабас, когда обезьяны воткнули их рядышком в развилку сучьев, польстившись на заманчивые спелые плоды, попавшиеся на пути. – Надо мне было все-таки отговорить тебя сюда ехать!
– У тебя ничего не вышло бы, – прошептал Бен в ответ.
Обезьяны, тащившие Патаха и Купо, передышек не делали. Интересно, отобрали они у Патаха медальон? Оставят они в нем непонятную блестящую пластину или выкинут? Бен испытывал одновременно отчаяние и облегчение. Отчаяние – потому, что он лишился связи с Лунгом, облегчение – потому, что не был уверен, что перед лицом такой страшной опасности удержался бы и не позвал дракона на помощь.
В какой-то момент обезьяны завязали им глаза. Грязные полоски ткани были оторваны от хлопчатой футболки. Бен старался не думать о том, что сталось с ее владельцем. Похитители не хотят, чтобы пленники знали, куда их тащат, – это хороший знак! Ведь если люди и тролль предназначены на корм их крылатым повелителям, то зачем трудиться? «Да, – думал Бен, ощущая на лице мгновенные прикосновения влажной листвы, а на шее сзади – мохнатые обезьяньи пальцы, – хорошо, что пластина чешуи пропала!»
Но она не пропала.
Патах сумел-таки открыть медальон. Он как раз вынимал пластину, когда в дупло ворвался крик Чра, – и рука макака в смертельном страхе крепко сжала чешуину Лунга. Патах поспешно засунул ее дрожащими пальцами обратно и даже защелкнул замок, не желая расставаться с сокровищем. Но когда обезьяны Чра потащили его из дупла, он в пылу борьбы обронил медальон. Серебряный овал падал и падал сквозь листья и ветви с пластиной внутри, липкой от холодного пота перепуганного Патаха. Летучая белка пыталась схватить непонятный блестящий предмет, но промахнулась. Змея-сорока чуть не вонзила зубы в серебро, а дженглот так резко потянулся к нему когтистыми руками, что слетел с ветки вверх тормашками. А медальон продолжал свое плавное падение.
Пока не упал в теплую речную воду и течение не понесло его мимо морды сонного крокодила в сторону моря.
25. На связи
Мир так пустынен, ежели представлять себе только горы, реки и города, но когда знаешь, что тут и там есть кто-то, с кем мы единодушны, кто безмолвно сопутствует нам, тогда земной шар становится для нас обитаемым садом.
Лунг нес Майе охапку цветов, заменявших ей в пещере лунный свет, и вдруг почувствовал пульсирующую боль в груди. Дыра в его панцире на месте оторванной пластины болела так, словно туда вонзили острый нож, а сердце бешено заколотилось, будто от страха, смертельного страха. Но это не был страх Бена – он исходил от Патаха. Может быть, поэтому Лунг испытал перед лицом этих ощущений странное отчуждение и испуг. Как будто Бен перестал быть самим собой. А эта злоба, примешанная к страху, – она откуда взялась?
– Лунг?
Сердце у него билось так, что почти заглушало голос Майи. Бледно-голубые яйца, которые она насиживала, по-прежнему были не крупнее страусиных – и почти такими же и останутся. Драконьи дети вылупляются размером примерно с глаза родителей. По мнению Лунга, для такого результата они неоправданно долго прячутся в скорлупе.
– Похоже, Бену нужна помощь! – сказал он. – Я чувствую страх и злобу!
– Так что ж ты стоишь – скорей лети его искать! – воскликнула Майя.
Она была такой бесстрашной! Лунг очень любил ее за это. Бесстрашная и сильная. Любая другая на ее месте сказала бы: «Пожалуйста, не оставляй меня!» Но Майя знала, как он привязан к мальчику. И помнила, что без Бена Лунг никогда не нашел бы Подол Неба и не встретил ее.
– А о тебе кто будет заботиться? – спросил он встревоженно.
– Кто-нибудь из дракониц, кто не сидит сейчас на яйцах! Или Искрохвост!
Искрохвост был ее кузеном. Обычно он проводил время, сидя на солнышке с кобольдами или летая наперегонки с другими драконами, но, конечно, не дал бы Майе умереть с голоду. И у нее в самом деле хватало подруг, не обзаведшихся пока гнездом.
– Но у меня есть одно условие, – предупредила Майя. – Я, конечно, хотела бы полететь с тобой, но раз это невозможно, – она легонько коснулась носом яиц, – прошу тебя, возьми с собой кого-нибудь! Ты говоришь, до тебя докатились страх и злоба. Это не предвещает ничего хорошего! Оставаясь здесь, мы не можем догадаться, в какую опасность попал Бен. Ради твоих детей – не лети туда один!
Лунг не знал, как отнестись к этим словам. Вот так они, видимо, начинаются – отцовские обязанности, как говаривал Барнабас.
– Один? Ты же знаешь, я никогда не летаю один! – возразил он. – Серношерстка разворчится, что мне опять не сидится на месте, но одного меня точно не отпустит!
Серношерстка… Лунг поискал ее взглядом, но у Подола Неба она уходила за грибами еще чаще, чем на родине. «Еще бы – тут можно дни напролет рыскать, пока найдешь хоть грибок! – заявила бы она в ответ. – Не говоря уж о том, что ничего вкусного на этой куче щебня все равно не растет».