ть земель бог знает зачем?! Однако в целом переговоры шли успешно, нужные чиновники получили свое, с политической точки зрения вопрос для Оттоманской Порты был слишком мелок, чтобы не разрешить его „для дружбы царя". Словом, весной 1668 года послы отправились домой с целым ворохом султанских фирманов.
Паисий и Макарий указами турецких властей восстанавливались на своих местах. Особая грамота наместнику Египта Ибрагим-паше приказывала ограбить и сослать александрийского патриарха Иоакима и посадить на его место Паисия. По приказу султана константинопольский патриарх Мефодий также написал грамоту о смещении Иоакима и утверждении на патриаршем престоле Паисия. Разумеется, обо всем этом Оттоманская Порта официально извещала московского царя. Алексей Михайлович мог, казалось бы, успокоиться, но опыт предыдущих затруднений заставлял его вновь и вновь подстраховывать достигнутый успех.
По православному Востоку был выпущен еще один залп грамот из Москвы. Царь дважды писал новому константинопольскому патриарху Мефодию, желая, чтобы Паисий и Макарий благополучно вернулись на свои престолы и, таким образом, тот факт, что на соборе в Москве председательствовали экс-патриархи, можно было представить как недоразумение местного (восточного) значения. Грамоту Мефодию направил новый патриарх Иоасаф московский и всея Руси (вернее, она была написана от его имени). Мефодию и иерусалимскому патриарху Нектарию написали перед отъездом из Москвы также Паисий и Макарий. Все названные сочинения были приправлены изрядной дозой более или менее замаскированной лжи. Как бы то ни было, инцидент был исчерпан благополучно для московских властей, хотя одобрения своим действиям от константинопольской и иерусалимской патриархий на московском соборе и тем более на Востоке они, конечно, не дождались.
Мефодий, патриарх константинопольский
Любопытно, что в еще более сложном положении русское правительство оказалось из-за Паисия Лигари-да - признанного консультанта по церковным вопросам. Если Паисий и Макарий были попросту жертвами своей любви к золотому тельцу и интриг среди восточного православного духовенства, то их ближайший советник и помощник на большом церковном соборе
Паисий Лигарид оказался самым настоящим и притом отъявленным авантюристом.
Обвинение Лигарида в неправославии, выдвинутое патриархом Никоном, правительству удалось отвести. На соборе 1666 - 1667 годов митрополит сарский и по-донский Павел представил созданное под его руководством „сыскное дело о газском митрополите Паисий, что он православен".,,А хотя б де он, газский митрополит, и не еретик был, - не сдавался Никон, - и ему-де на Москве долго быть не для чего, я-де его за митрополита не ставлю, у него-де и ставленные грамоты на свидетельство нет. И мужик-де наложит на себя мантию, и он-де таков же митрополит!"
Обвинение Паисия Лигарида как самозванца не могло не обеспокоить московское правительство, тем более что оно вынуждено было признать правоту Никона. Не следует думать, что прежние „шалости" Лигарида ускользнули из памяти царя Алексея Михайловича. Особое впечатление произвел страх, который Лигарид не смог скрыть перед приездом в Москву двух патриархов. Не случайно царь велел заблаговременно, еще при отправлении патриархов из Астрахани в столицу, вызнать у них: „Нет ли патриаршего гнева какого на газского митрополита Паисия?" При этом царь заранее просил патриархов не спешить с проявлением этого гнева.
В соответствии с царской волей Макарий антиохийский заявил на соборе, что Лигарид является православным: „Газский митрополит во дьяконы и в попы ставлен в Иерусалиме, а не в Риме - про то-де он, ан-тиохийский патриарх, ведает подлинно". Гораздо дальше пошел в защите Лигарида царь Алексей Михайлович, объявивший участникам большого церковного собора, что газский митрополит „живет истинно… и грамота у него поставленная есть и свидетельствована, а (об) отлучении его от иерусалимского патриарха грамоты не бывало". Как видим, Алексей Михайлович покрыл Лигарида, но в его словах прозвучал новый мотив - об отлучении первого царского и патриаршего советника от церкви. Защищая Лигарида, царь невольно выдал то, о чем было известно лишь узкому кругу членов правительства и сотрудников Посольского приказа.
Как бы то ни было, заступничества царя и восточных патриархов оказалось достаточно, чтобы Лигарид воспрянул духом. На большом церковном соборе он держался хозяином, выступал самоуверенно, как признанный учитель неразумных россиян, с апломбом перебивал и поправлял других, в том числе самих патриархов. Истинное лицо этого самозванца вскрылось только по окончании собора, когда и Никон, и старообрядцы были осуждены и репрессированы, во многом благодаря усилиям Лигарида.
29 июня 1669 года в Москву пришла грамота иерусалимского патриарха Нектария, в ведении которого находилась газская митрополия. Паисий Лигарид, уведомлял Нектарий, бросил свою епархию 14 лет назад и отправился в волошскую землю. Он был не только лишен митрополии, но отлучен от церкви и проклят еще предшественником Нектария патриархом Паисием иерусалимским. Между прочим, специальной грамотой из Иерусалима об этом был извещен и патриарх Паисий александрийский, скрывший этот факт от большого церковного собора в Москве (и не случайно, ибо подружился с Лигаридом еще в Валахии, где они промышляли на пару).
Решив отправиться на Русь, Лигарид по пути, на Украине, подделал свои документы (на которые, как мы помним, ссылался Алексей Михайлович). Факт подделки был установлен точно, поскольку ни Паисий, ни Нектарий проклятому архиерею их не выдавали, а человек, осуществивший подделку (архимандрит Леонтий), находится ныне в распоряжении Нектария. Втершись в доверие московского двора, Лигарид полученные якобы для своей епархии деньги отсылал к себе домой на остров Хиос. Он попросту спекулировал на желании русских властей помочь притесняемым мусульманами единоверцам!
Итак, писал Нектарий, „даем подлинную ведомость, что он отнюдь не митрополит, не архиерей, не учитель, не владыка, не пастырь, потому что он столько лет отстал (от православного архиерейского служения. - А. Б.), и по правилам святых отец есть он подлинно отставлен и всякого архиерейского чина лишен, только именуется Паисий". Православной церковью он проклят, зато „латыни свидетельствуют и называют его своим и папа римский берет от него на всякий год по двести ефимков". То есть московские деньги шли отчасти анафемствованному изгою, отчасти папе римскому, которого в Москве называли чуть ли не первым врагом православия! Десятой доли вины Лигарида было бы достаточно, чтобы простой смертный сгнил в заточении. Но что не позволено человеку - позволено верному царскому прихвостню, и богомольный „тишайший" царь Алексей Михайлович не только не разгневался (думаю, он знал подноготную Лигарида заранее), но устремился на спасение проклятого и перешедшего в латинство самозванца.
Поначалу все шло удачно. 13 июля 1669 года царь писал патриарху Нектарию „о митрополите газском Паисий, которого мы имеем в царском нашем дворе как великого учителя и переводчика нашего, - да возымеет первую честь и славу как и было, поскольку некоторые, радуясь злу, от зависти злословили его пред святительством вашим, и бесчестили, и извергли". Отмечая большие заслуги Паисия на церковном соборе в Москве, царь лично просил патриарха, чтобы Лигарид на Востоке „был принят с прежней честью… И так молим, да приимется прошение наше, ведая, что (бы) ни учинилось - и то учинилось от зависти". Московский патриарх Иоасаф в своей грамоте также просил простить Лигарида и выслать на Русь „писанием своим архипастырским прощение и благословение", ибо пре-многие труды его (Лигарида) премудрые многую пользу церкви великороссийской принесли". В сочетании с царскими и патриаршими пожертвованиями иерусалимской церкви эти грамоты должны были оказать свое действие.
Успеху предприятия по восстановлению Паисия в Газе способствовало добровольное оставление Нектарием своего престола. С 23 января 1669 года иерусалимским патриархом стал Досифей (с которым мы не раз столкнемся в следующей главе), ревностный противник католичества, сильно нуждающийся в русской помощи. Это сочетание хорошо отразилось в его ответном послании в Москву.
„Прочитали о газском митрополите, чтоб мы его простили, - писал Досифей, - и что будто не имеет вины на себе. А он, Лигарид, имеет многие великие вины и согрешения, которые, написав, послал (я) было к тебе, великому государю, свидетельства ради; только стыд послать нас не допустил, отчего и возвратили (Досифей действительно старался не допускать до России вести о преступлениях в недрах греческой церкви, боясь окончательного падения ее авторитета. - А. Б.).
Только одно говорим, - продолжал патриарх, - что кир Нектарий патриарх не таковский, чтобы писать или говорить ложно, но такой в правиле, что ныне иного такого архиерея разумного и богобоязненного не будет!"
Далее Досифей осуждал „неподобные, хульные, непотребные и превознесенные слова" Паисия Лигарида о патриархе Нектарии и завершал свою грамоту… обещанием полного прощения Лигарида, а также восстановления его в достоинстве газского митрополита.
Скрытый в столь странном построении письма намек был мигом расшифрован в Москве, и в Иерусалим поехали связки соболей на 1300 рублей по московской цене. Отвечая на намек намеком, Посольский приказ сообщал Досифею, что дары посланы „по челобитью газского митрополита Паисия". Царь просил их принять, „имея добрую надежду иное и большее восприять, когда сбудутся наши желания о газском митрополите… и на прежнее будет возвращен достоинство, и разрешение совершенное получит".
В ответ из Иерусалима 24 января 1670 года пришла разрешительная грамота патриарха Досифея, освобождавшая Паисия Лигарида от церковного отлучения и восстанавливающая его в архиерейском достоинстве. Выполнив желание царя, Досифей, однако, самому Лигариду прислал письменный выговор, сообщая, что, если бы не ходатайство государя, не видал бы тот святительского сана как своих ушей. С удивительной откровенностью Досифей признает, что простил и восстановил в сане того, „кто работает на папежей (католиков. - А. Б.) хийских и оставил свою паству на 15 лет без пастыря". „Ты не столько велик, - пишет Досифей Лигариду, - сколько глуп, безчеловечен и безстыден, - только место, где пребываешь, есть двор царский" - и этим объясняется снисхождение патриарха.