Заметив, как поднимается со своего места Самсон, сидевший в дальнем углу, Порожняк подозвал его к себе.
– Ты с Корнем вопрос решил? – спросил Саша.
– А че? – успевший изрядно набухаться, Самсон едва ворочал языком.
– Че, че, бабки ему вернул?
– Так мы это… добазарились.
– Как это – добазарились?
– Ну, он это… сказал, что ему не к спеху. Подождет.
– Да? – удивленно поднял брови Порожняк.
Заявление Самсона звучало тем более странно, что еще на кладбище к Порожняку подошел сам Корень и, улучив удобный момент, пожаловался на Самсона. Мол, зажал должок, отдавать не хочет, а ему, Корню, эти бабки срочно нужны. Вон, мол, вся братва на тачках, а он, как бедный родственник, должен каждый раз просить, чтоб его кто-нибудь подвез. И ладно бы просто так кататься, а то ведь по делам надо.
Порожняк, который из-за последних событий уже смутно помнил о непонятке, возникшей между Самсоном и портовыми, пообещал Корню, что напомнит Самсону о его обязательствах.
– Когда это вы добазарились?
– Так вот… щас… тут.
– А где Корень?
– Так это, свалил уже. Я тоже, Саша… мне это, надо… – Самсон громко икнул и скривился, как будто его срочно призывал к себе белый фаянсовый друг.
– Ладно, вали, – махнул рукой Порожняк. – Завтра эту тему перетрем. Вкурил?
– Ага, – кивнул Самсон и поплелся вдоль ряда столов.
Через несколько минут Порожняк остался в компании единственного человека – своего водителя и нового отбойщика Зюзи. В результате, нахлеставшись водяры до состояния полного изумления, Саша уронил голову в тарелку с салатом.
Чертыхаясь и проклиная все на свете, Зюзя взвалил шефа на плечи и потащил его к выходу. На уставленные бутылками и блюдами с закусками столы тут же как воронье налетели официантки.
– Маня, ты все котлеты забираешь?
– Все.
– Ну тогда я беру заливное…
Нетвердой походкой Самсон направлялся к своему дому.
Выражение его лица то и дело менялось, губы непрерывно шевелились, как будто он разговаривал с невидимым собеседником. И не просто разговаривал, а пытался что-то ему доказывать, то и дело рубя воздух рукой с зажатым между пальцами окурком сигареты.
Встречавшиеся на его пути прохожие обходили Самсона стороной, потом еще и оглядывались. Некоторые выразительно вертели пальцем у виска – мол, спятил мужик.
Завернув к своему подъезду, Самсон увидел сидящего на скамейке Корня. Швырнув на грязный, заплеванный асфальт очередной окурок, Корень встал.
– Самсон, – недовольно сказал он, – где тебя, бля, носит? Я вот уже, бля, целый час верзоху протираю.
– А че? Я, может, гулял. У меня, может, на душе паскудно. А ты тут какого хера?
– Базар есть, пошли к тебе.
Они вошли в подъезд, поднялись в квартиру Самсона. Тот долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
– Ты че, мудила, – выругался Корень, – я ж тебе сказал – сегодня много не бухать! Дай сюда ключ!
Он сам открыл дверь и втолкнул Самсона в квартиру.
Тот ввалился в тесную прихожую, немного потоптался на месте, потом махнул рукой и, не разуваясь, прошел на кухню.
Корень, с подозрением следя за дружком, направился следом.
Самсон извлек из замызганного кухонного шкафчика бутыль с мутной белесой жидкостью.
– Э, э, ты чего? – воскликнул Корень.
– Пошел ты, – безразлично сказал Самсон. – Я нажраться хочу, муторно мне.
– Я тебе, бля, нажрусь!
Корень вырвал бутылку из рук слабо сопротивлявшегося Самсона и заставил его сесть на табуретку.
– Ну ты, говноед, бля, я даже стакана на грудь не принял. А тебе бы только водяры наглотаться. Это че такое?
Корень вытащил из горлышка бутылки бумажную пробку, потянул носом, скривился, учуяв густой аромат самогона.
– Сделаем дело, вместе набухаемся.
– Пошел бы ты на хрен, Корень, со своим делом! Дай сюда хавку.
– Хавку тебе? – зло выкрикнул Корень. – Будет тебе завтра хавка! Порожняк на парашу посадит, бык ты доеный! Я ж зиканул, как он с тобой базланил.
– Как это ты зиканул? – подвыпивший Самсон туго соображал. – Ты ж сразу свинтился.
– Как надо, так и зиканул.
Лицо Самсона внезапно исказилось злобной гримасой.
– Сука… сказал, что завтра, бля… Жалко, я его не грохнул.
– Сам виноват! «Лимонку» надо было под ноги, на верняк кидать.
– Ну чего я, виноват, в натуре? – потух Самсон. – Там еще эта бикса хиляла. Слышь, Корень, капец нам.
– Ты чего? Какой капец?
– Просекла она меня. Она как раз в мою сторону зырила. Дай сюда «дядю Ваню», нажраться хочу.
Самсон потянулся рукой к бутылке, но Корень оттолкнул его.
– Куда нажраться? Ты че, паскуда, мне раньше про биксу не сказал? Она ж там на кресте валяется, в любой момент Порожняку настучать может.
– Я думал – ей хана.
– У тебя еще и думалка есть? Олень ты сивый!
– Хайло не разевай, – обозлился Самсон. – Еще что-нибудь вякнешь – я тебе башку отверну!
Корень быстро понял, что не стоит дразнить гусей – Самсон был намного крепче и в случае чего мог запросто свернуть ему шею.
– Ладно, ладно, не кипятись, я ж не по злобе. Мы ж с тобой корефаны по жизни. Если эта прошмандовка тебя заложит, то нам обоим хана. Надо че-то делать.
– А че делать? До пахана сейчас хрен доберешься.
– Не скисай, мы до бабы до его доберемся.
– Как? Тубанар рвануть?
– Не, – возбужденно проговорил Корень. – Не ссы, все будет путем. У тебя вода в кране есть?
– Тока холодная.
– Что надо. Давай включай. Сунь башку под воду.
– На хрена?
– Тебе протрезветь надо. Ну давай, Самсон, не тяни кота за яйца, и так ночь на дворе, времени мало.
Молоденькая медсестра, полчаса назад вступившая на дежурство в ночную смену, сидела на вахте у входной двери городской больницы.
В такие теплые летние ночи дежурство обычно проходит спокойно, и девушка с наслаждением вчитывалась в страницы романа Даниэлы Стил.
Внезапно раздался скрип входной двери, и на пороге появились двое молодых мужчин, которые с озабоченным видом направились к медсестре.
Один из них был высокого роста, крепкий, плечистый, с грубоватым лицом и коротко стриженными волосами. Второй – поменьше ростом и пощуплее.
У того, что повыше, ладонь правой руки была перевязана грязной, испачканной кровью тряпкой.
– Слышь, сестрица, – обратился к девушке низкорослый, – где тут перевязочная?
– А что случилось? – с сожалением откладывая книгу, спросила медсестра.
– Да понимаешь, – виновато заулыбался посетитель, – мы тут с дружбаном киряли, я разливал, а он вот хотел колбаски нарубить. Ну и вот это, ножичком себе по руке шарахнул. Я ему кое-как перемотал, да вот смотрю, что кровь все идет и идет.
Высокий, как бы в подтверждение сказанных слов, продемонстрировал неумело перевязанную грязной тряпкой руку.
Медсестра брезгливо поморщилась:
– У вас что – бинта не было?
– Не-а, откуда же ему взяться?
– Хорошо, – всем своим видом демонстрируя недовольство из-за того, что ее оторвали от важного дела, сказала медсестра, – у нас там дальше по коридору приемный покой. Вы подождите пока, а я вызову кого надо.
Низкорослый с радостной улыбкой похлопал высокого по плечу.
– Пошли, братишка, все будет нормалек.
Сестра, заметившая на пальцах посетителей синие татуировки-перстни, с неприязнью посмотрела им вслед и потянулась к трубке телефонного аппарата.
– Алла Ивановна, тут надо срочную перевязку сделать. Да, в приемном покое.
Исполнив свой служебный долг, девушка снова погрузилась в чтение популярного романа.
Там, в далеком воображаемом мире, все было гораздо интересней. Балы, приемы, зависть, интриги, изощренные многоходовые комбинации и, наконец, любовь, не знающая преград.
А здесь было скучно и тоскливо: протертый скрипучий стул, настольная лампа с кривым абажуром, допотопный телефонный аппарат, выкрашенные унылой зеленой краской стены, неистребимый едкий запах дезинфекции.
А еще – постоянная непроходящая скука. Разве здесь, в запрудненской городской больнице, может произойти что-нибудь интересное для молодой девушки?
– Самсон, сиди тут. Когда придет лепила, тяни побольше.
– Это как? Тюльку гнать?
– Да, толкай любое фуфло. А я пошел – с понтом сортир шукать.
Оставив Самсона в приемном покое дожидаться прихода дежурного врача, Корень осторожно вышел из комнаты и двинулся по коридору в поисках отделения реанимации.
План, который пришел ему в голову полчаса назад, был хотя и простым, но рискованным. Известно, однако, что не пьет шампанского тот, кто не рискует.
К его счастью, Корень приблизительно знал, где находится палата, в которую после операции положили Катьку Добрынину.
Намедни, перед похоронами Долбана, Зюзя рассказывал, как они с шефом навещали Катьку в больнице. Она, правда, была без сознания, вся в бинтах, и врач упирался, не хотел пускать. Но за каких-то двадцать баксов сам распахнул дверь палаты.
Еще Порожняк добазарился с врачом, чтобы Катька лежала в палате одна, без посторонних. Это, а также обещание обеспечить порожняковской шмаре должный уход и присмотр обошлись Саше дополнительно еще в три сотки гринов.
Тогда, днем, Корень вполуха слушал рассказ Зюзи, не подозревая о ценности подобной информации. Ему никакого дела не было до того, в какой палате и на каком этаже лежит порожняковская бикса.
А вишь, поди ж ты, пригодилось…
Прижимаясь к стенкам и замирая при каждом шорохе, как герой дешевого боевика, Корень пробирался к палате. Опасался он, по большей части, напрасно – в это время больница спала.
Как и предполагала дежурная медсестра, погруженная в чтение любовного романа, ночь выдалась спокойной.
Пока в приемном покое Самсону делали перевязку, Корень без приключений добрался до нужной двери. Несколько секунд он стоял, прижавшись ухом к дверному косяку.