– Ешь, – велел де Еон, развязывая кошелек. – Я давно уже догадываюсь, что таких, как ты, немало живет в ужасных доках Лондона. В одном вы, конечно, правы: лучше уж доки и кусок мыла во рту, чем каторжные галеры и клеймо бурбонской нежной лилии, что выжигает палач на плече раскаленным железом!
Дезертир одним махом осушил кварту пива; глаза просветлели.
– Сударь, – сказал он, – а ведь я вас вспомнил. Вы однажды вели нас в атаку… И вы – добрый офицер! Вспомнил, да…
– Я добрый, и подтверждаю твои слова деньгами, – ответил де Еон. – Покажи эти деньги своим друзьям. Денег будет еще больше, когда вы честно послужите мне ради Франции…
На призыв де Еона явились восемь дезертиров.
– Мы даже не дезертиры, – заявили они, – а честные эмигранты, каких много…
– Жаль только, что вас, честных эмигрантов, всего восемь человек… Я согласен: зовите сюда и нечестных!
Началась работа. Дом на Золотом сквере, откупленный у маркиза ла Розьера, превращался в неприступный форт. Тускло глядели на улицу щели бойниц. Осажденные имели пистолеты, ружья и сабли. Бочка с порохом была заложена в подвал дома, а фитиль от нее проведен в спальню кавалера де Еона. Свеча всегда горела наготове; приложи ее к фитилю… минута, другая, и…
Когда агенты Людовика появились на Золотом сквере, то над крышей болталось знамя Франции, а громадная надпись на доске извещала прохожих издалека:
Джентльмены!
Обходите дом с осторожностью.
Мы решили взлететь на воздух, но не уступить подлым притязаниям графа Герши и его лакеев.
Людовик, прослышав об этом, сказал:
– Можно ли не знать границ? Я буду писать королю Георгу…
«Лондонская газета» официально поместила заявление английского короля Георга III о запрещении де Еону появляться при Сент-Джемском дворе. Кавалера формально лишали всех дипломатических званий, впредь предлагалось считать его государственным преступником.
– Но что особенно скверно, – размышлял о прочитанном в газете де Еон, – так это то, что они накладывают секвестр на мое жалованье. Однако я разгадал план короля: лишая меня денег, он желает, чтобы я приобрел себе честь и славу… Итак, друзья мои, можете не волноваться за будущее: отныне мы входим в бессмертие!
Через несколько дней Людовик справился у Терсье:
– Какие новости? Снял де Еон осаду или нет?
– Ваше величество, по наблюдениям агентов, из трубы дома валит дым. Но из дома никто не выходит. Армия дезертиров обнаглела и поет оскорбительные для нас песни, которые де Еон тут же для них сочиняет.
– Он не сумасшедший, – призадумался король. – Он просто слишком честолюбив и странен.
– Что соизволите приказать, ваше величество?
– Пошлите ему двести дукатов от меня. Может, ласка приведет его в чувство и наша доброта его облагоразумит?..
Терсье приложил к дукатам и письмо от себя – дружеское. Просил не глупить, не делать свое положение опасным, рыцарски хранить тайны короля, и заключал словами: «Ваши акции стоят очень низко на версальской бирже». Де Еон дукаты взял, письмо прочел, но выводов никаких не сделал. Ему было некогда.
Толпа англичан в ожидании штурма не убиралась из-под окон минированного дома. Время от времени де Еон в злости сочинял стихи и, вскочив на подоконник, распевал их толпе – на улицу:
За сотни от Парижа долгих лье,
С пером в руке и на боку со шпагой,
Живет великодушный шевалье,
Прославленный безумною отвагой,
Тебе же, рогоносец граф Герши,
Как крысе, не выглядывать из сыра;
Ревнуй жену, доносами греши,
Но скоро под тобою будет сыро…
Граф Герши просто усыхал от зависти, но не мог сочинить в ответ даже строчки. Только уныло тикали часы… Богатейшая коллекция!
В свободное время де Еон с ожесточением работал над новой книгой. Что бы сказал Людовик, увидев те материалы, которыми кавалер пользовался в творческие минуты? Вдохновение де Еон черпал прямо из переписки Нивернуа, Пралена и Герши!
Король узнал об этом и велел посольству в Лондоне очернить автора еще до выхода книги. Тогда перед графом Герши предстали два матерых борзописца – Гудар и тот же Трейссак де Вержи.
– Любители нежных муз, – обратился к ним посол, – время не ждет, рвение де Еона надо опередить.
– Можете не сомневаться, граф, – заверил посла Гудар. – Де Еон не успеет поставить точку, как все будет готово. Мы обладаем секретом одной закваски, от которой любое блюдо на второй день не жрут даже свиньи…
А вот де Еон торопиться не стал.
– Профаны! – фыркнул он. – Может быть, они что-то и знают обо мне. Может быть. Но, рассчитывая на похвалы графа Герши, очень трудно создать шедевры.
Вскоре брошюры наемных писак вышли из печати. Де Еон с достоинством выстоял под ушатами грязи. Он украл деньги из посольства? Пусть. Он гермафродит? Пусть…
В один из дней Манэн ворвался в кабинет графа Герши:
– Первый том у де Еона готов!
– О боже, как он плодовит, – застонал Герши, холодея…
В марте 1764 года Лондон выбросил на прилавки громадный том под заглавием «Письма, мемуары и переговоры кавалера де Еона». Герши первым из французов раскрыл книгу и прочел о себе, что он дурак, каких свет не видывал, а жена его – шлюха. Данные эти, весьма прискорбные для графа, были подкреплены цитатами из писем Пралена, Нивернуа и самого Людовика.
– Нового тут ничего нет, – сказал Герши. – Перешлите книгу Пралену, тут о нем тоже немало написано…
Прален прочел оскорбительную для себя переписку короля с де Еоном, а заодно министр имел удовольствие узнать несколько тайн дипломатии, о которых он и должен бы знать, как министр.
– Но я этого не знаю! Однако похоже на правду… Передайте книгу его величеству. О короле здесь, слава богу, не упоминается. Но перед нами пока что первый том сочинений…
Людовик узнал из книги, что все его министры слова путного не стоят, а во Франции есть только один человек, достойный высокого звания дипломата, – это… де Еон!
– Ужасно, – волновался король. – И дальше – хуже. Смотрите: это лишь первый том… Неужели у него хватит материалов?
– К сожалению, – мудро отвечал королю Терсье, – автор придвинул свой творческий алтарь к самому первоисточнику!
Как раз в это время умерла мадам Помпадур. Закрытое простынями тело женщины, возлюбленной короля, ночью с руганью утащили куда-то лакеи, которым хотелось выпить, но не было денег. И шел дождь…
Король, стоя у окна, показал на струи воды, со звоном бегущие по стеклам. И сказал, обращаясь к покойнице:
– Ах, мадам! Какой неудачный день выбрали вы для вашей дальней прогулки…
Но смерть фаворитки вернула из деревни графа Брольи – теперь человек «огня и железа» мог активнее руководить секретной политикой короля. Брольи не успел еще осмотреться в Париже, как де Еон вдруг стал в Англии популярнее короля. Продажность министерства Бьюта была на устах каждого англичанина. Книга де Еона читалась нарасхват.
– Откройте глаза! – призывали ораторы на улицах. – Теперь мы наглядно видим, почему Франция преследует своего дипломата де Еона… Да, да, именно в его руках таятся сейчас все тайны подкупа нашего парламента! Мы пойдем к нему, и пусть он скажет нам всю правду…
Громадная толпа англичан собралась под окнами:
– Де Еон, покажитесь… Мы хотим видеть де Еона!
Шевалье вышел на балкон, сверкнула на солнце его сережка.
– Что вам надобно от меня, джентльмены?
– Скажи, что ты знаешь о наших министрах, – просила толпа.
Де Еон перегнулся через цветочные горшки:
– Первый том моих мемуаров читали?
– Читали… Читали!
– Ну так ждите. Заключению Парижского трактата о мире я отвожу весь тринадцатый том моих сочинений!
В убежище де Еона проник один из пэров Англии – Уилкс.
– Вы не должны бояться меня. – сказал он. – Я член парламентской оппозиции. Мы, радикалы, хорошо осведомлены о тех гонениях, какие вы претерпеваете от своего гнусного правительства…
– Ничего из бумаг не продаю, – поспешно произнес де Еон.
– Но… – замялся Уилкс, – двадцать тысяч фунтов!
– Хоть сто!
– Двадцать пять тысяч, – набавил Уилкс.
– Хоть двести!
– Тридцать тысяч.
– Хоть триста; яне торговец.
Парламентер не спешил уйти:
– Оппозиция Англии следит за вашей безопасностью. Британцы недовольны нынешним курсом политики и пойдут за нами. Вы можете быть уверены: мы постоим за вас в борьбе с деспотизмом, и графу Герши не поздоровится… Ну, сорок тысяч фунтов!
– Я подумаю, – ответил де Еон.
Терсье развернул перед королем лист бумаги:
– Получено письмо от де Еона, слушайте…
«Вожаки оппозиции предложили мне денег, сколько я хочу, за выдачу бумаг и писем. Вы можете себе представить, как мне противен сей поступок. И, однако, если меня все покинут, то что же мне делать?.. Я объявляю вам формально: заставив меня перейти на сторону английского короля, Франция должна ждать, что вскоре возобновится война, она неизбежна!..»
– За дело, – сказал король, – за дело… Бастилия ждет, камни плачут, цепи рыдают по де Еону! Если не можете залучить его живьем, так убейте же его наконец… Убейте!
Вокруг де Еона сжималось кольцо. Он ходил по улицам, обвешанный оружием, окруженный своей гвардией. Посылал письма к великим людям Англии, но только один Питт-старший ответил ему, и то – уклончиво. Прален слал агента за агентом: в любом виде подайте мне сюда этого паршивца! Граф Брольи, более осторожный и помнящий о заслугах де Еона, действовал путем переговоров: он послал в Лондон своего секретаря Нора.
– Мы согласны оплатить ваши долги, – заявил Нор де Еону.
– Что это значит? Долги делал я, значит, я и буду их оплачивать… Вы мне только дайте для этого денег.
– Но суммы определенной не выделено, – заметил Нор.
– Так, так… А что граф Герши? Остается послом?