Глава 13Солнечная система. «Братство щенков»
Рао действительно подустал, может, потому и пустил Эберхарда порулить.
Устроившись в пассажирском кресле, грантс прикрыл глаза и начал дремать, вздрагивая от резких перепадов скорости — Эберхард предпочитал ступенчатый разгон.
Кажется, что пара-тройка коротких прыжков, да ещё и на автоматике, не такая уж большая нагрузка для мозга пилота. Но внешняя лёгкость обманчива, и тесты на вождение катера класса «космос-космос» пройти ой как непросто.
Лессард вон даже не пробовал, хотя и отрубился во время прыжка только потому, что действительно хотел спать. Его тестировали на спецоновской эмке — мозг мальчишки уже тогда мог держать минимальные «минуты в тени».
Однако хорошая переносимость изменённого пространства ещё не означает, что из тебя выйдет пилот. Тут надо и реакцию иметь запредельную, и кожей чуять всякую гадость.
Но самое важное для пилота — мозг. Те его участки, где есть металлопротеины, позволяющие воспринимать гравитационные и электромагнитные поля.
Орган ориентации по магнитным полям давно стал у большинства людей атавизмом. Но без него — никак, ведь именно пилот служит своего рода «маячком» для навигационной машины катера.
Во время прыжка мозг пилота становится единственной точкой отсчёта в пространстве «без направлений и координат». Пресловутый эффект наблюдателя: есть пилот — корабль движется в заданном направлении, нету пилота — корабль летит к Хэду и пополам.
Эберхард имел в голове всё что нужно, и справлялся нормально. Но приятели его, разумеется, не стали колоть снотворное, чтобы поспать и поберечь во время прыжка самолюбие друга и собственные мозги.
Они хмыкали, дышали пилоту в спину. Хорошо хоть советов ему не давали. Их больше интересовал кустарный магнитный привод, присобаченный на одну из парных энергобатарей катера.
Лес как-то видел, как таггерский катер закоротило от такого «улучшения». И теперь парни спорили, что выйдет на этот раз.
Однако деактивировать приблуду никому и в голову не пришло. Лес развлекался: пытался нагнать на приятеля ужас — скучно ж лететь. Но не на того напал. Рао бы с удовольствием взорвался на катере. Такого с ним ещё не приключалось!
Эберхард был слишком сосредоточен на полёте, чтобы вслушиваться в спор.
Он рвано, в четыре приёма разогнался, утопив шкалу ускорения до красной полоски, чисто вошёл в зону Метью, и… катер, преодолев порог скорости света, ухнул в ничто.
В салоне сразу стало тихо и зябко.
— А если движок рванёт? — раздался в кромешной тишине весёлый голос Леса. — Батареи-то теперь разный поток энергии отдавать будут!
— Сядем на маневровых, — осклабился Рао.
— Вы о чём? — спросил Эберхард, ощущая как холод подбирается к костям.
Они были нигде. Бездна, дыра — так называли это пространство пилоты.
Когда Эберхард попал на «Персефону» — его поразило, сколько хитрых словечек имелось у её экипажа, чтобы обозначить процесс попадания никуда: «мягко вошли», «колется сегодня дыра», «в мясо»…
Летая с инструктором, Эберхард не понимал всех этих нюансов. И только оставшись один на один с бездной — друзья не в счёт — ощутил вдруг, что вымороченное пространство и в самом деле принимает судно по-разному.
Сейчас была «вата». Он даже немного глох оттого, что бездна глушила лишние звуки. Только голоса парней протыкали её иголками, больно впиваясь в кожу.
Прокол… Пилоты называют прыжок проколом.
Оказывается, это название лучше определяет происходящее. Невидимая рука словно бы сминает пространство и прокалывает его кораблём. И вот сейчас она прокалывает вату.
А может быть, она зашивает что-то в своём бездонном хозяйстве? Протыкает маленьким катером, как иглой? Протягивает нитку его скорости?..
Небесная пряха? Тёмная Мать эйнитов?
Жуть какая…
Навигатор пискнул, сигнализируя, что пора снижать скорость. Как не тянулись секунды в бездне — они прошли, и Эберхард с облегчением выдохнул.
Из зоны прокола выйти несложно, нужно лишь вовремя погасить скорость.
Эберхард отключил двигатели на корме катера и включил носовые. Переполяризация — быстрее, но на катере такое не повернёшь. Приходится как бы толкать его двигателями в обратную сторону.
Бездна зашуршала, не желая отпускать маленькую машинку, но скорость падала, и тьма неохотно разомкнулась и… уступила место звёздам.
Конечно, никаких звёзд на скорости около световой было ещё не разглядеть, тем более — в отсутствующие иллюминаторы.
Но навигационная машина украсила экраны — лобовой и по бокам от пассажирских сидений — ближними созвездиями, давая пилоту и пассажирам понять: всё в порядке, они уже в нормальном пространстве.
Катер вынырнул на орбите массивной газовой планеты Сцелус. Дальше по стандартным полётным картам — хода не было.
— Красиво, — выдохнул Лес, разглядывая голограммы окрестностей.
У Сцелуса было около сотни больших и малых лун, сияющих его отражённым светом. Но обитаемыми считались только четыре — Ивэри, Токар, Сцион и Меда.
Холодные, неприютные, с поселениями в хорошо защищённых магнитных куполах, они были последним форпостом, куда людей ещё допускал имперский патруль.
Пространство за орбитой Сцелуса называли изменённым. Оно здорово пострадало во время войны людей и машин. Полёты там считались слишком опасными.
— Последнего кандидата в эрцоги от моего Дома направляли в родовое путешествие на Ивэри, — сказал Эберхард. — Вон она, беленький планетоид. Температура на поверхности минус 160. И ведь там есть обитаемые купола, хотя это опасно близко к Земле.
— А где примерно Земля? — оживился Рао. — Включи-ка карту?
Эберхард с готовностью вызвал голограмму Сцелуса с его спутниками.
— А Кога где? — удивился Лес. — Это же звезда Сцелуса! Её-то должно быть видно!
Но на карте не было звезды, вокруг которой мог бы вращаться Сцелус.
— Мы сможем посмотреть на неё, если откорректируем курс на 11 градусов надир, — сообщил Эберхард. — На навигационном экране я вижу её местонахождение, а с карты её, наверное, вымарали. Сейчас я вам весь катер разрисую видами Коги! Любуйтесь!
В иллюминатор на скорости не выглянешь, он закрыт обшивкой. Но в катере можно создать голографическое изображение окружающего пространства так, словно пилот и пассажиры летят между звёзд прямо в ложементах.
Эберхард скорректировал курс, поставил модель системы Сцелуса на просчёт, чтобы получить картинку и полюбоваться ею. А заодно прошёлся глазами по приборам.
Двигатели грелись сильнее обычного, наверное, виноват был этот непонятный привод, но погрешность не была критической. Ладно.
Навигатор досчитал картинку, и Эберхард включил головселенную.
— Вот она, Кога! — обрадовался Лес, разглядев яркую звёздочку. — Это и есть солнце Сцелуса! И нашей прародины — тоже!
— Это же просто Солнце, — прошептал вдруг Эберхард. — Звезда, которую предки называли Солнце. Самое первое из всех солнц галактики.
— Какая-то она маленькая, — зевнул Рао. — Это же карлик, да?
— Да, — кивнул Лес, глянув на приборную панель катера. — Спектральный класс G2V. Мы все родом со звезды-карлика. У него должно быть девять планет? Или восемь?
— Восемь! — сообщил Рао. — Одну планету во время войны разнесли на кометы и астероиды. И вообще в этой системе много опасных для катера астероидных поясов. Смотри в оба, Эберхард! Вон там, видишь — астероидный шлейф Сцелуса!
— Да я смотрю, — согласился наследник дома Аметиста, отмечая на карте опасные участки.
Лес и Рао, пользуясь правами пассажиров, глазели по сторонам — уж больно красивым вышло сгенерированное навигационной машиной пространство.
Далёкое солнце сияло, подсвечивая пятнистый бок Сцелуса. По его поверхности бежали газовые облака…
И какое-то тёмное пятно скользило, словно на поводке…
— Блин, а это что?
Эберхард уставился на пятно. Потом на шкалу ускорения.
Катер тормозит долго. Навигационная машина сама выбрала для него подходящий режим и «стирала» скорость о магнитные поля Сцелуса.
Опасаться здесь пока было некого, и Эберхард решил, что можно затормозить и на автомате.
Да, на планетоидах имелись поселения. И до войны с северянами тут торчали лёгкие патрульные суда, вроде эмки о которой рассказывал Лес. Но патрули отозвали.
А пятно…
Пятно, скользившее параллельным катеру курсом, было слишком огромным и никак не могло быть патрульным судном!
Эберхард запросил у навигационной машины обсчёт незнакомого объекта, и теперь с ужасом смотрел, как она, рисуя на голоэкране кривые, воссоздаёт совсем не маленький, а просто исполинский… корабль!
Непонятно, какого класса, но водоизмещением — больше крейсера!
— В базе такого нет, — сказал Рао, выбираясь из ложемента и нависая над Эберхардом. — Какой здоровенный, хэдова бездна. Даже если бы здесь остался патруль — это точно не он.
— А кто? — спросил Лес, тоже подбираясь поближе.
— Смотри сам! Ты видел такие суда?
— Может, имперское? Довоенное, старое? Там были далтитовые монстры, вот они, наверное, и патрулируют? Они были неуязвимы для хаттов.
— Но их же отозвали?
— А этот оказался тупой!
Динамики запищали.
— Они послали запрос, — прошептал Эберхард. — Может, бежать?
— Бежим! — крикнул Лес.
— Куда ты от него убежишь, — фыркнул Рао. — Его скорость сопоставима с нашей, а разгонится он быстрее. Это крейсер, я думаю. Незнакомой модели, но крейсер. Вон у него тепловые пятна реакторов на обшивке!
— Внимание! — из динамиков раздался механический голос. — Стандартный запрос. Сообщите, кто вы и куда направляетесь.
— Это не патруль… — прошептал Лес. — Я слышал запросы имперского патруля.
— Стандартный запрос, — повторил механический голос. — Что вы здесь делаете? Назовитесь? Кто вы? Мы вышлем группу захвата…
— Обе батареи на двигатели! — крикнул Рао. — Это машина! Корабль-машина хаттов! Сматываемся!