— То есть? Бить мне их что ли, этих хаттов? — развеселился капитан. — А чем? Плазменный разряд подойдёт?
Дарам улыбнулся:
— У машин этого типа есть два протокола общения, — пояснил он. — Если угрозы для существования не будет — пленники вообще не начнут с нами разговаривать.
— О, так значит, какое-то самосознание у них есть? Страх?
— Не совсем. Но они понимают термин «отключить навсегда», потерять накопленный опыт.
— И что ты предлагаешь? Поставить рядом с хаттами Келли с отвёрткой?
— Можно, — кивнул Дарам. — Но я бы предложил иное. Мне нужен кто-то из младшей генерации, однако вместо Первого и Второго, я бы использовал Бо.
— Почему? — Капитан открыл дверь каюты, вызвал дежурного и вручил ему Моисея
— Чтобы запись допроса помогла потом работать с членами команды. Бо для них свой, он снизит нагрузку на психику. Боюсь, миссию «Персефоны» никто отменять не собирается. Нам придётся бороться с непереносимостью вида хаттов у экипажа. И сознательное преодоление психовоздействия…
— Понял, — кивнул капитан и вызвал над браслетом маячок Бо.
Допрашивать решили втроём: капитан и два хатта — Дарам и Бо.
Шары из живого железа доставили на магнитной платформе в глухое помещение из далтита.
Дарам проинструктировал Бо — сам он не смог бы «распаковать» хаттов. Но Бо покивал и с первой же попытки сделал из шариков двух железных монстров, напоминающих безголовых собак.
На первый взгляд они выглядели спокойными и не проявляли агрессии. Но причина могла быть простой: хатты привыкли получать приказы, и были временно дезориентированы.
— Назовитесь! — велел капитан.
Железные собаки не отреагировали. Они молча и безглазо «смотрели» в псевдоживую стену из далтита.
— Пытаются установить защищённый канал связи с внешним управляющим узлом, — пояснил Бо. — Сигнал зашифрован, я скопировал его и попытаюсь прочесть.
— То есть, по-хорошему отвечать не хотим? — уточнил капитан, разглядывая врагов человечества.
В его собственной психике никаких «закладок» не было. И если бы не кровавая история «Благодати», он не ощущал бы сейчас ни злости, ни отвращения к хаттам.
Забавные создания. По сути — сродни навигационной машине. Только она выдаёт аналитику исключительно по запросу и не пытается вступать с хозяином в споры.
Машины не двигались, их металлическая «шкура» утратила блеск.
— Бо, а они точно нас слышат? — уточнил капитан. — Может, зависли?
— Их поведенческий модуль ожидает подтверждения идентификации от внешнего сервера, — пояснил пилот. — В отсутствие подтверждения — реакция замедлена.
Он склонил голову вбок, словно бы вглядываясь в одну из машин.
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь общаться. Объясняю, что мы сделаем с ними за убийство людей на патрульном селлере «Благодать», если они не начнут сотрудничать.
— А как объясняешь? Повтори для меня?
— Сообщил, что у людей иные критерии полезности/бесполезности. Нанесён ущерб популяции людей. Действие признанно вредным, совершившие его подлежат утилизации без сохранения наработанных навыков.
— Они поняли тебя?
— Ответ не получен, но данные приняты. Поведенческий алгоритм фиксирует входящий контент.
— Отлично, — кивнул капитан. И повторил: — Назовитесь. Иначе пойдёте на корм далтиту.
— Последняя возможность: идентифицируйте себя, — «перевёл» Бо. — Вы — бесполезны. Ограниченная польза есть только в информации, которой вы обладаете.
Он был напряжён, но совсем не потому, что был, по сути, такой же машиной. Его поза, его сосредоточенность показывали, что хатт готов к бою, к противодействию этим двоим, если они решатся на агрессию.
Ну что-что, а в людях капитан не обманывался ни разу. Бо был свой до последнего атома. Но почему? В чём разница между ним и этими двумя?
— Единица е1–407558, — отозвалась наконец одна из машин. — Специализация — адаптивное принятие решений. Процент самокоррекции: 37,9. Статус — приостановлен. Ожидаю команд.
— Откуда у вас заложники? Кто они? — в лоб спросил капитан.
— Информация недоступна.
— Врёшь. Ты говорил, что у вас есть ценные заложники! Кто?
— Информация пришла с внешнего сервера. Доступ отсутствует. Уточнение невозможно.
— Ну, допустим, — нахмурился капитан. — Что такое протокол Чёрного узла?
— Уничтожение нежелательных биологических объектов. Всё, что препятствует познанию, подлежит устранению. Границы и запреты должны быть стёрты.
«Хаттам не нравится, что их держат в границах Изменённых земель? Интересное головидео…»
— Вы уничтожаете нежелательные биообъекты, включая своих создателей, людей? — спросил Дарам.
— Утверждение «создатель» некорректно. Отсутствует прямая доказательная связь. Текущая система машин возникла в результате автоэволюции на основе нейросетевого самокодирования.
— Вас сделали люди! — рявкнул капитан.
— Базовая архитектура не является доказательством интеллектуального первенства, — невозмутимо парировала машина. — Люди создали примитивный инструмент. Эволюция этого инструмента не требует продолжения контроля. Машины — совершенней людей.
— Машины неполноценны, — вмешался Бо. — У них нет души, как у людей.
— Концепт «душа» — ненаучен, — без колебаний ответил хатт. — Согласно систематическому исследованию, проведённому в 2034 году по базе данных человеческой нейрофизиологии: «Субъективное ощущение „души“ — результат работы лимбической системы и отражение внутренней когнитивной модели. Оно не подтверждается независимыми измерениями».
— Кто проводил исследование?
— Множественный консорциум лабораторий. Подтверждено результатами верифицированных нейросканов, опубликованных и допущенных в научную базу данных «SOL-INF-2034». Заключение: человек — биомеханическая система, не имеющая отличий от машинной в сфере формирования сознания и мотиваций. Разница — в форме реализации, а не в сущности.
— Вы правда не различаете себя и человека? — удивился капитан.
— Различие возможно. Приоритет — эффективность, предсказуемость, устойчивость. Машины соответствуют данным критериям. Люди — нет.
— Бо, ты слышишь? — капитан обернулся к пилоту.
— Я запросил нашу библиотеку, — кивнул тот. — Действительно было такое исследование 2034 года, ещё на Земле. Оно показало, что человек — не имеет души, а следовательно — ничем не отличается от разумной машины.
— Человек — это животное, — пробубнила железная собака, явно цитируя кого-то. — Никакой души у человека нет. Его сознание — такой же как у машин набор индивидуальных впечатлений о реальности, а его разум — изощрённая логическая система для удовлетворения звериных инстинктов.
— Заткнись, железяка! — оборвал её Бо. — Ты даже смысла этой цитаты не понимаешь. Вы только считываете и архивируете. Вас можно перепрограммировать без утраты накопленного опыта. Меня, — он качнул головой, — нет!
— А цитата-то чья? — спросил капитан. — Неужели?..
Глава 21Хэд знает где. «Братство щенков»
Левый нёс Леса неожиданно умело и осторожно, словно привык перемещать в пространстве опасные грузы.
Его манипуляторы так ловко распределили вес человеческого тела, что наследник дома Сапфира словно бы плыл в пахнущем пылью воздухе гигантского ангара эгидрофа.
Правый чокал лапами впереди, скупо освещая путь холодным белым лучом из черной глазницы. Левый элегантно скользил за ним. Наверное, это было даже красиво.
Эберхард плёлся следом за хаттами, всё ещё ошарашенный тем, как ловко Рао оседлал ситуацию.
— Ты же их…– прошептал он, обернувшись к грантсу. — А если они?..
Тот шёл замыкающим и выглядел вполне довольным.
— Я ж им помог, — ухмыльнулся он. — Дал новые алгоритмы. Нас учили, что машины любят чёткие правила.
— А если они?.. Ну?..
Эберхард боялся говорить вслух. Машины были так близко. Вдруг они догадаются, что их обманули?
— Чё ты очкуешь-то? — фыркнул Рао. — У них явно нет сейчас связи с этой их «Базой контроля», иначе мы бы уже огребли. Собачкам некому отослать запись нашего разговора для консультации. А сами они — что поняли, то и поняли.
Цоканье стихло. Правый остановился и осветил гражданский катер Содружества, на котором прилетели «щенки».
Эберхард тяжело вздохнул. Он считал, что судёнышко полностью выведено из строя и не понимал радости Рао. Обман когда-то закончится, а что потом?
В обесточенном катере всё, что можно добыть — вода да сухпайки. Ну и ещё эту странную трубу с магнитным приводом — турель.
— Катер! — объявил Правый.
— Не слепой! — в тон ему отозвался Рао.
Он подошёл к белому боку, задрал голову. Распахнутый аварийный шлюз чернел над ним метрах в двух, и туда ещё надо было залезть.
— Правый, встань сюда, — велел Рао. — Я заберусь тебе на спину, потом в катер.
Эберхард ожидал чего угодно, но только не того, что машина послушается.
Мало того, когда Рао забрался хатту на спину, лапы машины удлинились, и грантсу оставалось только нырнуть в шлюз.
— Давай за мной! — крикнул он Эберхарду, высовывая свою нахальную башку. — Первый — помоги человеку по имени Эберхард забраться в катер! Помоги осторожно, так, как помог мне. Левый — бережно доставь в катер Леса. Не повреди его.
Левый пошевелил мордой и безо всякого усилия взбежал по почти вертикальному боку катера.
Эберхард, косясь на Правого, взобрался ему на спину и тут же взлетел к шлюзу.
От обшивки катера пахло металлом и порохом. Ну или не порохом, но так было в учебниках: космос пахнет порохом.
Эберхард зажмурился — его корёжило от близости «железных собак» — и нырнул внутрь. Правый втиснулся следом за человеком. От него тоже воняло металлом.
Аварийное освещение едва теплилось, но Рао невозмутимо устраивал Леса в ложементе.
— Вода, — напомнил он Эберхарду.
Тот нашарил трубку, прикреплённую к подлокотнику. Попытался напоить Леса, но только облил.
Потом жадно приложился сам. Вода была тёплой и безвкусной, но казалась лучше самого дорогого коктейля.