– А какие у вас цели? – спросила Аннабет.
Богиня улыбнулась.
– Разумеется, сохранить свою семью, олимпийцев. И на данный момент лучшее, что я могу для этого сделать, – это помочь вам. Увы, Зевс не часто дозволяет мне вмешиваться в дела. Но примерно раз в столетие, когда речь идет о подвиге, который для меня особенно важен, он позволяет мне исполнить одно желание.
– Желание?
– Но прежде, чем вы о чем-то меня попросите, позвольте дать вам несколько советов. Это я могу сделать и без просьбы. Я знаю, вы ищете Дедала. Его Лабиринт для меня не менее загадочен, чем для вас. Но если вы хотите знать о его судьбе, вам стоит навестить моего сына, Гефеста, в его кузнице. Дедал был великий изобретатель, такие смертные Гефесту по сердцу. Не было еще смертного, которым Гефест восхищался бы сильнее, чем Дедалом. И если кто-то и знает, что стало с Дедалом, и может поведать о его судьбе, то это Гефест.
– Но как нам туда попасть? – спросила Аннабет. – Желание же мое таково: я хочу уметь ориентироваться в Лабиринте.
Вид у Геры сделался разочарованный.
– Да будет так. Однако ты попросила о том, что тебе и так дано.
– Не понимаю…
– Это означает, что это умение уже у тебя в руках.
Она взглянула на меня.
– Перси знает ответ.
– В самом деле?
– Так нечестно! – возмутилась Аннабет. – Вы же не сказали нам, что это!
Гера покачала головой.
– Владеть чем-то и иметь достаточно ума, чтобы этим воспользоваться, – разные вещи. Уверена, твоя мать, Афина, с этим бы согласилась.
В зале раздался рокот, похожий на отдаленный гром. Гера встала.
– Ну вот, мне пора. Терпение Зевса на исходе. Подумай о том, что я сказала, Аннабет. Отыщи Гефеста. Думаю, тебе придется пройти через ранчо. Но ты иди, не останавливайся. И используй все средства, что есть в твоем распоряжении, какими бы обыденными они ни казались.
Она указала на две двери, и они растаяли. За ними обнаружились два коридора, открытые и темные.
– И последнее, Аннабет. Я отложила твой день выбора. Но не избавила тебя от него. Вскоре тебе, как и говорил Янус, придется сделать выбор. Прощай!
Она взмахнула рукой и растаяла белым дымом. Вместе с ней растаяла и еда – Тайсон уплетал очередной сэндвич, и тот обернулся туманом прямо у него во рту. Фонтан иссяк. Мозаичные стены потускнели и снова сделались грязными и тусклыми. Этот зал больше не был похож на место, где хотелось бы устраивать пикник.
Аннабет топнула ногой.
– Ну, и что это за помощь такая? «На, скушай сэндвич. Загадай желание. Опаньки, ничем не могу помочь!» Пф-ф – и нету.
– Пф-ф – и нету! – печально согласился Тайсон, глядя на свою пустую тарелку.
– Ну что ж, – вздохнул Гроувер, – она сказала, что Перси знает ответ. Все-таки утешение.
Все уставились на меня.
– Но я ничего не знаю, – возразил я. – Понятия не имею, о чем она говорила.
Аннабет вздохнула.
– Ладно. Тогда придется просто пойти дальше.
– А куда? – спросил я. На самом деле мне хотелось спросить, что имела в виду Гера, когда говорила про выбор, который придется сделать Аннабет. Но тут Гроувер с Тайсоном оба напряглись. И встали одновременно, как сговорились.
– Налево! – произнесли они в один голос.
Аннабет нахмурилась.
– Почему вы так уверены?
– Потому что справа что-то приближается, – сказал Гроувер.
– Что-то большое, – согласился Тайсон. – И быстро.
– Да, пожалуй, стоит пойти налево, – решил я. И мы все вместе нырнули в темный коридор.
Глава седьмаяТайсон возглавляет побег из тюрьмы
Хорошая новость: левый тоннель вел прямо, безо всяких боковых ходов, поворотов и извилин. Плохая новость: он закончился тупиком. Пробежав метров сто, мы уперлись в громадный валун, который полностью перегородил проход. А позади в коридоре слышалось шарканье шагов и тяжелое дыхание. Кто-то преследовал нас, и явно не человек.
– Тайсон, – сказал я, – не мог бы ты…
– Ага!
Он с разбега врезался плечом в валун, так, что весь тоннель содрогнулся. С каменного потолка потекла струйка пыли.
– Скорей! – воскликнул Гроувер. – Только смотри, чтоб потолок не обвалился! Скорей!
Валун, наконец, подался с жутким скрежетом. Тайсон втолкнул его в небольшую комнатку, и мы прошмыгнули туда.
– Закройте выход! – скомандовала Аннабет.
Мы все навалились на валун с другой стороны и принялись толкать. Наш преследователь разочарованно взвыл, когда мы сдвинули камень на место и перекрыли вход.
– Ну все, он в ловушке, – сказал я.
– Или мы, – произнес Гроувер.
Я обернулся. Мы очутились в бетонной коробке шесть на шесть метров. На противоположной стене красовалась решетка. Мы прибежали прямиком в тюремную камеру.
– Какого Аида?!
Аннабет подергала решетку. Решетка не поддавалась. Сквозь нее были видны ряды камер, расположенных вокруг темного двора, – по меньшей мере три яруса стальных дверей и стальных галерей.
– Тюрьма… – сказал я. – Может быть, Тайсон сумеет…
– Тс-с! – прошептал Гроувер. – Слушайте!
Откуда-то сверху слышались гулкие рыдания, эхом разносящиеся по всему зданию. Слышался и другой звук: хриплый голос, который бормотал что-то неразборчивое. Слова звучали странно: как кусочки льда, гремящие в стакане.
– Это что за язык? – шепнул я.
У Тайсона расширились глаза.
– Не может быть!
– Что такое? – спросил я.
Циклоп, не отвечая, ухватился за прутья решетки и раздвинул их так, чтобы протиснуться наружу.
– Подожди! – окликнул его Гроувер.
Но Тайсон ждать и не думал. Мы бросились следом. В тюрьме было темно, только под потолком мигало несколько тусклых ламп дневного света.
– Я знаю, что это за место, – сказала мне Аннабет. – Это Алькатрас!
– В смысле, тот самый остров недалеко от Сан-Франциско?
Она кивнула.
– Нас с классом возили туда на экскурсию. Там теперь что-то вроде музея.
Казалось невозможным, чтобы мы выбрались из Лабиринта на другом конце страны, но Аннабет целый год прожила в Сан-Франциско, приглядывая за горой Тамалпаис на той стороне залива. Она, уж наверно, знала, о чем говорит.
– Стоять! – предупредил Гроувер.
Но Тайсон все ломился вперед. Гроувер ухватил его за руку и изо всех сил дернул назад.
– Тайсон, стой! – прошептал он. – Ты что, не видишь?
Я посмотрел, куда он указывал, и внутри у меня все перевернулось. На галерее второго этажа, напротив, через двор, стояло чудовище, куда ужаснее всех, что мне доводилось видеть прежде.
Оно было вроде кентавра: сверху до пояса его тело было женским. Но нижняя половина принадлежала не коню, а дракону: по меньшей мере шесть метров в длину, черная, чешуйчатая, с когтистыми лапами и шипастым хвостом. Ее лапы выглядели так, словно они были оплетены виноградными лозами, но потом я понял, что из них растут змеи: сотни и сотни гадюк, которые так и метались во все стороны, ища, кого бы укусить. На голове у женщины тоже вместо волос росли змеи, как у Медузы. А что самое жуткое – это что на поясе, там, где женская половина переходила в драконью, кожа пузырилась и видоизменялась, и из нее то и дело возникали звериные головы: свирепый волк, медведь, лев, – как будто на ней был пояс из вечно сменяющих друг друга существ. У меня возникло такое чувство, будто я вижу перед собой нечто еще не до конца сформировавшееся, чудовище столь древнее, какие жили только на заре времен, до того, как формы вещей определились окончательно.
– Это она! – всхлипнул Тайсон.
– Ложись! – воскликнул Гроувер.
Мы пригнулись и съежились в темноте, но чудовище не обращало на нас внимания. Оно как будто разговаривало с кем-то в камере на втором этаже. Оттуда-то и слышались рыдания. Женщина-драконица сказала что-то на своем странном, рокочущем языке.
– Что она говорит? – пробормотал я. – Что это за язык?
– Наречие древних времен, – Тайсона передернуло. – Когда Мать-Земля говорила с титанами и… другими своими детьми. Еще до богов.
– А ты его понимаешь? – спросил я. – Перевести можешь?
Тайсон зажмурился и заговорил жутким, хриплым голосом той женщины.
– Ты будешь работать на хозяина или будешь страдать.
Аннабет содрогнулась.
– Терпеть не могу, когда он так делает.
Тайсон, как и все циклопы, обладал сверхчеловеческим слухом и жутковатой способностью подражать чужим голосам. Говоря не своим голосом, он как будто погружался в транс.
– Я не стану служить, – сказал Тайсон низким, скорбным голосом.
Он снова переключился на голос чудовища:
– Тогда я буду упиваться твоей болью, Бриарей!
Произнося это имя, Тайсон запнулся. Я еще никогда не слышал, чтобы он выходил из роли, подражая чужому голосу, но сейчас он придушенно сглотнул. И продолжал голосом чудовища:
– Если ты думал, будто первое твое заточение было невыносимым, значит, ты еще не ведал настоящих мук! Подумай об этом до тех пор, пока я не вернусь.
И драконица затопала к лестнице. Змеи шипели вокруг ее ног, развеваясь, точно травяная юбка. Дракайна расправила крылья, которых я прежде не заметил, – огромные крылья летучей мыши, которые она держала сложенными вдоль драконьей спины. Драконица спрыгнула с галереи и полетела через двор. Мы съежились еще сильнее, прячась в тени. Жаркая серная вонь ударила мне в лицо, когда чудовище проносилось над нами. Потом оно исчезло за углом.
– Ж-жуть! – сказал Гроувер. – Никогда еще не чуял такого могучего чудовища.
– Худший кошмар циклопов, – пробормотал Тайсон. – Кампа!
– Кто-кто? – переспросил я.
Тайсон сглотнул.
– Про нее все циклопы знают. Нас ею пугали, когда мы были маленькие. В плохие годы она была нашей тюремщицей.
Аннабет кивнула.
– Да, теперь я вспомнила. Когда в мире правили титаны, они заточили в темницу старших детей Геи и Урана – циклопов и гекатонхейров.
– Гека… чего? – переспросил я.
– Сторуких, – пояснила она. – Их так зовут потому, что… в общем, у них по сто рук. Они были старшими братьями циклопов.