– Из тебя вышла очень милая морская свинка!
– А тогда, в вотэрленде, когда нас из-за тебя выбросило из лодки?
– Из-за меня? Это все из-за тебя получилось!
– Ну вот. Видишь? Все же хорошо кончилось.
Она улыбнулась. Я был рад это видеть – но улыбка быстро исчезла.
– Перси, что имела в виду Гера, когда говорила, что, ты знаешь способ пройти Лабиринт?
– Не знаю, – признался я. – Честно.
– Но ты же сказал бы мне, если бы знал?
– Конечно. Может быть…
– Что – «может быть»?
– Может быть, если бы ты сказала мне последнюю строчку пророчества, это бы помогло.
Аннабет содрогнулась.
– Только не здесь! Не в темноте.
– А как насчет выбора, о котором упоминал Янус? Гера сказала…
– Прекрати! – отрезала Аннабет. Потом судорожно вздохнула. – Извини, Перси. У меня просто стресс. Но я не… Мне надо подумать.
Мы сидели молча, прислушиваясь к странным скрипам и стонам Лабиринта – отзвукам трущихся друг о друга камней: тоннели ведь постоянно менялись, росли, расширялись. Тьма заставила меня вспомнить видения, в которых я видел Нико ди Анджело, и внезапно я кое-что понял.
– Нико тоже где-то тут, внизу, – сказал я. – Вот как он исчез из лагеря. Он отыскал Лабиринт. А потом нашел путь, который ведет еще глубже – в подземный мир. Но теперь он снова в Лабиринте. Он ищет меня.
Аннабет долго ничего не отвечала.
– Перси… Надеюсь, ты ошибаешься. Но если ты прав…
Она смотрела на луч фонарика, отбрасывающего тусклый круг на каменную стену. У меня было ощущение, что она думает о своем пророчестве. Я никогда еще не видел ее такой усталой.
– Слушай, давай, я подежурю первым? – предложил я. – Если что-нибудь случится, я тебя разбужу.
Аннабет, похоже, хотела что-то возразить, но потом кивнула, растянулась на своем спальнике и закрыла глаза.
Когда пришла моя очередь спать, мне приснилось, что я снова очутился в тюрьме в Лабиринте, где держали того старика.
Теперь камера сделалась больше похожей на мастерскую. Столы были завалены измерительными инструментами. В углу жарко полыхал горн. Мальчишка, которого я видел в прошлом сне, раздувал мехи. Теперь он был постарше, почти мой ровесник. К трубе горна была приделана какая-то хитрая вытяжка, которая отводила дым и жар в трубу, уходящую в пол, рядом с большим бронзовым люком.
Был день. Небо над головой было синее, однако стены Лабиринта отбрасывали на мастерскую густые тени. После того, как я столько времени провел в тоннелях, мне казалось странным, что часть Лабиринта находится под открытым небом. Из-за этого Лабиринт почему-то казался еще более жестоким местом.
Старик выглядел совсем больным. Он ужасно исхудал, руки были все в ссадинах и красные от работы. Седые волосы падали ему на глаза, туника испачкалась в смазке. Он склонился над столом, трудясь над каким-то длинным металлическим изделием из множества деталей – нечто вроде полосы кольчужного полотна. Он взял тонкий бронзовый завиток и приладил его на место.
– Готово! – объявил он. – Все готово.
Он показал свое изделие. Оно было так прекрасно, что у меня аж сердце зашлось: это были металлические крылья, изготовленные из тысяч заходящих друг на друга бронзовых перьев. Крыльев было две пары. Одни еще лежали на столе. Дедал растянул раму, и крылья распахнулись метров на шесть. В глубине души я знал, что летать на этом нельзя. Крылья слишком тяжелые, от земли на них никак не оторваться. Но какая великолепная работа! Металлические перья засверкали на солнце, засияли тридцатью оттенками золотого.
Мальчишка бросил мехи и подбежал поглядеть. Он широко улыбнулся, несмотря на то что был весь чумазый и потный.
– Отец, ты гений!
Старик улыбнулся.
– Скажи мне лучше что-нибудь, чего я не знаю, Икар. Ну, давай скорее! На то, чтобы их приладить, уйдет не меньше часа. Давай!
– Ты первый! – сказал Икар.
Старик запротестовал, но Икар настаивал.
– Это же ты их сделал, отец! Тебе и должна принадлежать честь первым их надеть.
Мальчишка застегнул на отце кожаную сбрую, похожую на альпинистскую страховочную систему, с ремнями, идущими от плеч к запястьям. Потом принялся крепить крылья, используя металлическую емкость, напоминающую огромный клеевой пистолет.
– Эта восковая смесь должна продержаться несколько часов, – нервно произнес Дедал, пока его сын трудился. – Но ей нужно время, чтобы схватиться. И хорошо бы не взлетать слишком высоко и не спускаться слишком низко. Морская вода размоет клей…
– А жар солнца его растопит, – закончил мальчик. – Хорошо, отец. Миллион раз ведь уже обсуждали!
– Осторожность никогда лишней не бывает.
– Отец, я полностью доверяю твоим изобретениям! Никого умнее тебя не было, нет и не будет.
Глаза у старика вспыхнули. Было очевидно, что он любит сына больше всего на свете.
– Ну, теперь я займусь твоими крыльями, а моим это даст время как следует схватиться. Давай!
Дело шло медленно. Старческие руки долго возились с ремнями. Ему было трудно удерживать крылья на месте, пока он их крепил. Его собственные металлические крылья, похоже, тянули его к земле, постоянно мешая работать.
– Медленно, слишком медленно! – пробормотал старик. – Как я медлителен…
– Не торопись, отец, – сказал мальчишка. – Стражники не явятся раньше, чем…
БУМ!
Двери мастерской содрогнулись. Дедал заложил их изнутри деревянной подпоркой, но они все равно чуть не слетели с петель.
– Скорее! – воскликнул Икар.
БУМ! БУМ!
В двери били чем-то тяжелым. Подпорка держалась, но в левой створке появилась щель.
Дедал лихорадочно трудился. Капля горячего воска упала на плечо Икару. Мальчишка поморщился, но не вскрикнул. Левое крыло было приделано к ремням, и Дедал взялся за правое.
– Времени должно было быть больше! – пробормотал Дедал. – Они пришли слишком рано! Нужно время, чтобы клей застыл!
– Ничего, и так сойдет, – сказал Икар, когда отец управился с правым крылом. – Помоги мне сдвинуть люк…
БАЦ! Двери треснули, в щель просунулся бронзовый наконечник тарана. Топоры быстро расчистили путь, и в помещение вошли двое вооруженных стражников, а следом за ними – царь в золотой короне и с бородой в форме наконечника копья.
– Так-так, – сказал царь с жестокой улыбкой. – Куда собрались?
Дедал и его сын застыли. Металлические крылья сверкали у них за спиной.
– Мы улетаем, Минос, – произнес старик.
Царь Минос хмыкнул.
– Мне любопытно было посмотреть, далеко ли пойдет это твое изобретеньице прежде, чем я разрушу твои надежды. Надо сказать, я впечатлен.
Царь полюбовался крыльями.
– Вы похожи на бронзовых кур, – решил он. – Возможно, стоит вас ощипать и бросить в суп.
Стражники глупо заржали.
– Бронзовые куры! Суп! – повторил один.
– Заткнись! – приказал царь. Потом снова обернулся к Дедалу. – Старик, ты допустил, чтобы моя дочь сбежала. Ты довел мою жену до безумия. Ты убил мое чудовище и сделал меня посмешищем для всего Средиземноморья. Ты никогда отсюда не уйдешь!
Икар схватил восковой пистолет и выстрелил в царя горячим воском. Тот удивленно отшатнулся. Стражники ринулись вперед, но оба получили струю расплавленного воска в лицо.
– Открывай! – крикнул Икар отцу.
– Хватайте их! – взревел царь Минос.
Старик с сыном вдвоем сдвинули крышку люка, и из земли ударил столб горячего воздуха. Царь, не веря своим глазам, смотрел, как изобретатель с сыном устремились в небо на бронзовых крыльях, несомые восходящим потоком.
– Стреляйте! – завопил царь. Но луков у стражников не было. Один в отчаянии метнул было вслед свой меч, но Дедал с Икаром уже оказались вне досягаемости. Они покружили над Лабиринтом и царским дворцом, потом полетели прочь над городом Кноссом и дальше, над скалистыми берегами Крита.
Икар рассмеялся.
– Свобода, отец! У тебя все получилось!
Мальчик расправил крылья во всю ширь, и ветер понес его прочь.
– Постой! – окликнул Дедал. – Осторожней!
Но Икар был уже над морем. Он несся на север, радуясь их удаче. Он взмыл еще выше, напугав орла, летевшего своей дорогой, потом ринулся с высоты к морю, точно прирожденный летун, выйдя из пике в последний момент. Его сандалии зацепили гребешки волн.
– Прекрати! – крикнул Дедал. Но ветер унес его голос прочь. А сын опьянел от свободы.
Старик пытался его догнать, неуклюже планируя вслед за сыном.
Они были уже в нескольких милях от Крита, над открытым морем, когда Икар наконец оглянулся и увидел встревоженное лицо отца.
Мальчик улыбнулся.
– Не тревожься, отец! Ты гений! Я доверяю делу твоих рук…
И тут первое металлическое перо оторвалось от крыла и улетело прочь. Потом второе. Икар потерял равновесие. И внезапно бронзовые перья посыпались с него, и ветер понес их прочь, точно стаю вспугнутых птиц.
– Икар! – вскричал отец. – Скользи по воздуху! Расправь крылья! Держись как можно более неподвижно!
Но Икар захлопал руками, отчаянно пытаясь выровняться.
Левое крыло начало отваливаться первым – оно оторвалось от ремней.
– Отец! – вскрикнул Икар. И полетел вниз. Крылья мало-помалу отрывались, и вот уже вниз падал просто мальчишка в альпинистской страховке и белой тунике, с руками, раскинутыми в тщетной попытке планировать по воздуху…
Я пробудился рывком, с ощущением падения. В коридоре было темно. В неумолчных стенаниях Лабиринта мне теперь слышался отчаянный крик Дедала, зовущего «Икар! Икар!», в то время как его сын, единственная радость в его жизни, падал в море с высоты сотни метров.
Утра в Лабиринте не было, но когда все проснулись и роскошно позавтракали батончиками мюсли и соком из пакетиков, мы тронулись дальше. Про свой сон я никому ничего не сказал. Мне он показался довольно жутким, и я не был уверен, что остальным стоит знать про эти ужасы.
Старые каменные тоннели сменились земляными, с кедровыми балками под потолком, вроде как в золотых копях или типа того. Аннабет забеспокоилась.