Она встала на цыпочки и поцеловала меня в лоб, будто благословила.
– Ну что ж, ступай на берег, мой герой. Отправим тебя в путь.
Плот представлял собой трехметровый квадрат из бревен, с шестом вместо мачты и простым белым холщовым парусом. Он выглядел не особенно пригодным для путешествия по морю – или даже по озеру.
– Он отвезет тебя, куда пожелаешь, – заверила меня Калипсо. – Он вполне надежен.
Я взял ее за руку, но ее рука безвольно выскользнула из моей.
– Может, я еще сумею тебя навестить, – проговорил я.
Она покачала головой.
– Никому из людей не суждено найти Огигию дважды, Перси. После того, как ты уйдешь, я тебя больше не увижу.
– Но…
– Ступай, ладно? – голос у нее сорвался. – Судьбы жестоки, Перси. Но ты помни меня, хорошо?
И на ее губах появилась тень былой улыбки.
– Посади для меня сад на Манхеттене, договорились?
– Посажу, честное слово!
Я ступил на плот. И он тотчас поплыл прочь от берега.
Удаляясь от острова, я осознал, что Судьбы и впрямь жестоки. Они послали Калипсо того, в кого она не могла не влюбиться. Но это работало в обе стороны. Я до конца жизни не перестану думать о ней. Она всегда будет моим главным «а вот если бы…».
Не прошло и нескольких минут, как остров Огигия затерялся в тумане. Я одиноко плыл по воде в сторону восхода.
Потом я сказал плоту, что делать. Я назвал единственное место, которое мог придумать – я нуждался в утешении и в друзьях.
– В Лагерь полукровок, – сказал я. – Неси меня домой!
Глава тринадцатаяМы нанимаем нового проводника
Несколько часов спустя мой плот вынесло на берег у Лагеря полукровок. Как я туда добрался – понятия не имею. В какой-то момент озерная вода просто сменилась морской. Впереди появились знакомые берега Лонг-Айленда, пара дружелюбных белых акул всплыла на поверхность и направила меня к берегу.
Когда я сошел на землю, лагерь выглядел заброшенным. Дело было к вечеру, но на стрельбище было пусто. Стенка-скалодром изрыгала лаву и грохотала в гордом одиночестве. В павильоне – никого. В домиках – всюду тишина. Потом я заметил дым, подымающийся из амфитеатра. Для вечернего костра было еще рановато, и вряд ли они там сосиски жарят. Я бросился туда.
Не успел я добежать, как услышал голос Хирона, делающего объявление. Сообразив, что он говорит, я остановился, как вкопанный.
– …Предположить, что он погиб, – говорил Хирон. – После столь длительного молчания уже не приходится рассчитывать, что наши молитвы будут услышаны. И я попросил его лучшего друга оказать ему последние почести.
Я вышел на край амфитеатра. Никто меня не заметил. Все смотрели вперед, глядя, как Аннабет взяла длинные зеленые шелковые погребальные пелены, вышитые знаком трезубца, и бросила их в огонь. Они сжигали мой саван.
Аннабет повернулась к присутствующим. На ней лица не было. Глаза у нее опухли от слез, но она все же сумела сказать:
– Он был, наверно, самым отважным из друзей, какие у меня были. Он…
И тут она увидела меня. Лицо у нее побагровело.
– Да вот же он!
Все обернулись и ахнули.
– Перси! – Бекендорф расплылся в улыбке. Толпа других ребят сгрудилась вокруг меня, хлопая меня по спине. Кое-кто из домика Ареса выругался, но Кларисса только глаза закатила, словно не могла поверить, что мне хватило духу выжить. Легким галопом прискакал Хирон, и все расступились перед ним.
– Ну, – сказал он с заметным облегчением, – не думаю, что я когда-то еще так радовался возвращению одного из вас. Но объясни же, наконец…
– ГДЕ ТЕБЯ НОСИЛО?!! – перебила Аннабет, расталкивая остальных ребят. Я думал, она сейчас меня стукнет, но вместо этого она меня обняла, так яростно, что у меня чуть ребра не хрустнули. Прочие ребята умолкли. Аннабет, похоже, сообразила, что дело пахнет скандалом, и отодвинулась от меня. – Я же… мы же все думали, что ты погиб, рыбьи твои мозги!
– Извини, – сказал я. – Я просто заблудился.
– ЗАБЛУДИЛСЯ?! – вскричала она. – На две недели, Перси? Да где, вообще…
– Аннабет, – перебил ее Хирон, – может, нам все-таки стоит поговорить об этом где-нибудь в другом месте? Не при всех, а? Ну все, ребята, можете возвращаться к своим повседневным делам.
И, не дожидаясь наших возражений, подхватил нас с Аннабет, легко, будто котят, забросил к себе на спину и галопом поскакал к Большому дому.
Я рассказал им не все. Просто не мог себя заставить говорить о Калипсо. Я объяснил, как устроил извержение в горе Сент-Хеленс и как меня вышвырнуло из вулкана. Я рассказал им, что очутился на острове. Как Гефест меня нашел и сказал, что я могу покинуть остров. И что магический плот принес меня домой, в лагерь.
Все это было правдой, но, пока я это рассказывал, ладони у меня вспотели.
– Тебя не было две недели, – голос у Аннабет звучал уже более ровно, но она выглядела изрядно взволнованной. – Когда я услыхала этот взрыв, я подумала…
– Знаю, знаю, – сказал я. – Прости меня. Но зато я разобрался, как перемещаться по Лабиринту. Я говорил с Гефестом.
– И он сказал тебе ответ?
– Ну, он вроде как сказал мне то, что я уже и так знал. Я правда это знал. Теперь я понимаю.
И я изложил им свою идею.
Аннабет разинула рот.
– Перси, но это же безумие!
Хирон сидел в своей инвалидной коляске и поглаживал бороду.
– Однако же прецедент существует. Тезею помогла Ариадна. Гарриет Табмен[13], дочь Гермеса, часто использовала смертных в своей Подпольной железной дороге, именно по этой причине.
– Но это же мой подвиг! – сказала Аннабет. – Поход должна возглавлять я.
Хирон, похоже, смутился.
– Да, дорогая, это твой подвиг. Но ты нуждаешься в помощи.
– Да разве это помощь? Ради всего святого! Это неправильно. Это трусость. Это…
– Трудно признать, что мы нуждаемся в помощи смертных, – произнес я. – Но это правда.
Аннабет гневно уставилась на меня.
– Ты самый противный человек, какого я встречала в своей жизни!
И вылетела из комнаты.
Я проводил ее взглядом. Мне хотелось что-нибудь разбить.
– Ага, вот тебе и «самый отважный из друзей, какие у нее были».
– Ничего, успокоится, – заверил меня Хирон. – Она просто ревнует, мой мальчик.
– Глупости какие. Она ведь… это совсем не…
Хирон хмыкнул.
– Это не имеет значения. Аннабет очень ревниво относится к своим друзьям, на случай, если ты не заметил. Она ужасно беспокоилась о тебе. А теперь, когда ты вернулся, она, кажется, подозревает, что это за остров, на котором ты очутился.
Я посмотрел Хирону в глаза и понял, что он догадался про Калипсо. Трудно все-таки что-то скрыть от мужика, который уже три тысячи лет воспитывает героев. Чего он только не навидался за это время!
– Мы не станем обсуждать твой выбор, – сказал Хирон. – Ты вернулся. Остальное не имеет значения.
– Ага, скажите это Аннабет!
Хирон улыбнлся.
– Утром я прикажу Аргусу отвезти вас обоих на Манхеттен. Тебе стоит заглянуть к матери, Перси. Она… расстроена, и это понятно.
Сердце у меня дрогнуло. За все время, что я провел на острове Калипсо, я ни разу даже не подумал о том, каково будет маме. Она ведь решила бы, что я погиб! Она была бы в отчаянии. Почему же я даже не задумался об этом? Что со мной не так?
– Хирон, – спросил я, – а что с Гроувером и Тайсоном? Как ты думаешь…
– Не знаю, мой мальчик.
Хирон смотрел в пустой очаг.
– Можжевела сильно расстроена. У нее все веточки желтеют. Совет козлоногих старейшин отобрал у Гроувера лицензию искателя в его отсутствие. Если он вообще вернется живым, его отправят в позорное изгнание.
Он вздохнул.
– Но Гроувер с Тайсоном – парни находчивые. Так что надежда еще есть.
– Зря я их отпустил.
– У Гроувера своя судьба. А Тайсон поступил очень отважно, отправившись с ним. Ведь если бы Гроуверу грозила смертельная опасность, ты бы об этом знал, верно?
– Да, наверное. Эмпатическая связь. Но…
– Мне нужно сказать тебе кое-что еще, Перси, – произнес Хирон. – Две неприятных вещи.
– Круто…
– Наш гость, Крис Родригес…
Я вспомнил то, что видел в подвале. Клариссу, которая пыталась с ним поговорить – и его, бормочущего что-то про Лабиринт.
– Он умер?
– Пока нет, – мрачно сказал Хирон. – Но ему намного хуже. Он лежит в изоляторе. Он слишком слаб, чтобы двигаться. Мне пришлось приказать Клариссе вернуться к своим обычным делам, а то она не отходила от его постели. Он ни на что не реагирует. Не ест, не пьет. Никакие из моих лекарств не помогают. Он просто утратил волю к жизни.
Я содрогнулся. Несмотря на все мои нелады с Клариссой, мне все равно было ее ужасно жалко. Она так старалась ему помочь! И теперь, когда я тоже побывал в Лабиринте, я понимал, отчего призраку Миноса оказалось так легко свести Криса с ума. Если бы я блуждал там в одиночестве, без друзей, которые могли бы мне помочь, я бы ни за что не выбрался.
– Увы, – продолжал Хирон, – вторая новость еще неприятнее. Квинтус исчез.
– Исчез? Как это?
– Три дня тому назад, вечером, он проскользнул в Лабиринт – Можжевела видела, как он ушел. Похоже, ты все-таки был прав насчет него.
– Это шпион Луки!
Я рассказал Хирону про ранчо «Три Г»: про то, что Квинтус купил скорпионов именно там, и про то, что Герион снабжал войско Кроноса.
– Это не могло быть случайным совпадением.
Хирон тяжело вздохнул.
– Столько предательств! Я все же надеялся, что Квинтус окажется другом. Но, похоже, я рассудил неверно.
– А что с Миссис О’Лири?
– Адская гончая по-прежнему бродит по арене. И никого к себе не подпускает. Мне не хватило духу посадить ее в клетку… или уничтожить.
– Квинтус же не мог просто взять и бросить ее.
– Перси, как я уже говорил, мы, похоже, заблуждались на его счет. Ну, а теперь готовься к завтрашнему утру. Вас с Аннабет ждет много дел.