Весь следующий день мы лечили раненых – ранены были почти все. Сатиры и дриады трудились, восполняя ущерб, нанесенный лесу.
В полдень совет козлоногих старейшин собрался на экстренное совещание в своей священной роще. Там присутствовали трое старших сатиров и Хирон в инвалидной коляске. Его сломанная нога еще не зажила, так что на ближайшие несколько месяцев он поневоле был прикован к коляске, пока нога не окрепнет достаточно, чтобы выдерживать его вес. Роща наполнилась сатирами, дриадами и наядами, выбравшимися на сушу: их были сотни, и все жаждали услышать, что будет. Мы с Можжевелой и Аннабет стояли рядом с Гроувером.
Силен требовал немедленного изгнания Гроувера, но Хирон уговорил его хотя бы выслушать свидетелей. И вот мы рассказали всем о том, что произошло в хрустальном гроте и что сказал нам Пан. Потом еще несколько свидетелей с поля битвы описали странный звук, который издал Гроувер – звук, загнавший войско титанов обратно под землю.
– Это была паника! – упорно повторяла Можжевела. – Гроувер использовал могущество лесного бога!
– Паника? – переспросил я.
– Перси, – объяснил Хирон, – во время первой войны богов и титанов владыка Пан издал ужасающий вопль, который распугал вражеские войска. Это и есть… точнее, было, – главное его оружие: мощная волна ужаса, которая тогда помогла богам выиграть битву. И само слово «паника» происходит от имени Пана. Гроувер использовал это оружие, пустив его в ход по своей воле.
– Ерунда! – взревел Силен. – Святотатство! Быть может, сам лесной бог послал нам свое благословение. А может быть, музыка Гроувера была столь ужасна, что сама по себе распугала врагов!
– Отнюдь, сударь, – возразил Гроувер. Он говорил куда спокойнее, чем говорил бы на его месте я, если бы меня так оскорбили. – Он испустил дух, и дух этот вошел во всех нас. Мы должны действовать. Каждый из нас должен трудиться, чтобы обновить глушь, защитить и сохранить то, что от нее осталось. Мы должны распространять весть. Пан умер. Не осталось никого, кроме нас самих.
– Мы искали его две тысячи лет, и теперь ты хочешь, чтобы мы тебе поверили?! – вскричал Силен. – Ни за что! Нужно продолжать поиски. Изгнать предателя!
Некоторые сатиры постарше одобрительно загомонили.
– Голосуем! – потребовал Силен. – Да и кто ему поверит, этому дурацкому мальчишке-сатиру?
– Я, – ответил знакомый голос.
Все обернулись. На прогалину вразвалочку вышел Дионис. На нем был приличный черный костюм, – я его из-за этого сначала даже не узнал, – темно-пурпурный галстук и фиолетовая рубашка, и курчавые черные волосы аккуратно расчесаны. Глаза у него были налиты кровью, как всегда, и пухлое лицо чересчур румяное, но сейчас он выглядел так, словно страдает скорее от горя, чем от воздержания от вина.
Все сатиры почтительно встали и поклонились ему. Дионис махнул рукой, и из земли рядом с Силеном выросло новое кресло – трон из виноградных лоз.
Дионис сел и закинул ногу на ногу. Он щелкнул пальцами, и прибежавший сатир подал ему тарелку с сыром, крекерами и диетической колой.
Бог вина окинул взглядом собравшуюся толпу.
– Что, соскучились по мне?
Сатиры принялись кивать и кланяться.
– Очень, очень соскучились!
– Ну, а я вот по этому месту совершенно не скучал! – бросил Дионис. – У меня плохие новости, друзья мои. Очень плохие. Младшие боги перебегают на сторону врага. Морфей продался Кроносу. Геката, Янус и Немезида – тоже. И Зевс знает, кто еще.
Вдали послышался раскат грома.
– Понял, вычеркиваем, – сказал Дионис. – Даже Зевс не знает. А теперь я хочу выслушать историю Гроувера. С самого начала.
– Но, господин мой, – запротестовал Силен, – это же сплошная чушь!
Глаза у Диониса полыхнули фиолетовым пламенем.
– Силен, я только что узнал, что мой сын, Кастор, мертв! Я в дурном расположении духа. Будь любезен, не нервируй меня.
Силен сглотнул и махнул Гроуверу, чтобы тот рассказал все сначала.
Когда Гроувер закончил, мистер Д. кивнул.
– Совершенно в духе Пана. Гроувер прав. Эти поиски всех достали. Вам пора начать думать самим.
Он обернулся к сатиру.
– Винограду, чищеного, живо!
– Слушаюсь, повелитель!
И сатир умчался.
– Надо изгнать предателя! – настаивал Силен.
– Я против, – возразил Дионис. – Считайте, что я проголосовал.
– Я тоже против! – вставил Хирон.
Силен упрямо стиснул зубы.
– Все голосуют за изгнание?
Он и двое остальных старых сатиров подняли руки.
– Три против двух, – сказал Силен.
– Да, конечно, – произнес Дионис. – Но, увы, голос бога считается за два. А поскольку я голосовал против, выходит так на так.
Силен с негодованием вскочил.
– Это возмутительно! Совет не может кончиться ничем!
– Ну, так распустите его, – посоветовал мистер Д… – Мне как-то все равно.
Силен вместе со своими двумя товарищами натянуто поклонился, и все трое ушли из рощи. Около двадцати сатиров удалились вместе с ними. Прочие остались стоять, неловко перешептываясь.
– Не тревожьтесь, – сказал им Гроувер. – Нам не нужен совет, чтобы решать, что делать. Мы и сами можем это решить.
Он снова повторил им слова Пана – о том, что глушь нужно спасать понемногу, мало-помалу. Он принялся делить сатиров на группы: кто-то должен был отправиться в национальные парки, кому-то предстояло разыскивать последние уголки нетронутой глуши, кому-то – оберегать парки в крупных городах.
– Смотри-ка, – толкнула меня Аннабет, – а Гроувер-то наш вырос!
Позднее в тот же день я нашел Тайсона на берегу моря. Он разговаривал с Бриареем. Бриарей в пятьдесят рук строил песочный замок. Он не особо старался, однако его руки сами собой возвели трехэтажную крепость с мощными стенами, рвом и подъемным мостом.
Тайсон чертил на песке карту.
– У рифа – налево, – объяснял он Бриарею. – Увидишь затонувший корабль – сразу вниз. Потом одну милю на восток, мимо русалочьего кладбища, и там увидишь огни.
– Это ты ему объясняешь, как до кузниц добраться? – спросил я.
Тайсон кивнул.
– Бриарей хочет помогать. Он научит циклопов тому, что мы забыли. Как делать лучшее оружие и доспехи.
– Я хочу к циклопам, – подтвердил Бриарей. – Не хочу больше быть один.
– Да уж, там тебе одиноко не будет! – сказал я слегка завистливо, потому что сам никогда в царстве Посейдона не бывал. – Там у тебя минутки свободной не будет.
Бриарей сделал счастливое лицо.
– Минутки свободной не будет – это замечательно! Жалко только, что Тайсон со мной не пойдет.
Тайсон покраснел.
– Мне надо остаться тут, с братом. Да все будет нормально, Бриарей! Спасибо тебе.
Сторукий пожал мне руку – наверно, раз сто.
– Мы еще увидимся, Перси! Я знаю!
Потом стиснул Тайсона в могучих осьминожьих объятиях и вошел в воду. Мы провожали его взглядом, пока его громадная голова не исчезла в волнах.
Я хлопнул Тайсона по спине.
– Ты ему здорово помог!
– Просто поговорил с ним.
– Ты в него верил! Без Бриарея мы бы нипочем не справились с Кампой.
Тайсон расплылся в улыбке.
– А здорово он камнями швыряется!
Я расхохотался.
– Что да, то да! Камнями он швыряется здорово. Ну, идем, верзила. Пора ужинать.
Как хорошо было наконец нормально поужинать в лагере! Тайсон сидел со мной за столом Посейдона. Закат над проливом Лонг-Айленд был прекрасен. Конечно, жизнь далеко еще не вернулась в обычную колею, но, когда я подошел к жаровне и стряхнул с тарелки часть еды в качестве подношения Посейдону, я чувствовал, что мне и впрямь есть за что благодарить богов. Мы с друзьями живы. Лагерь остался цел. Нападение Кроноса удалось отразить – по крайней мере, пока.
Единственное, что меня тревожило – это Нико. Он держался в тени в углу павильона. Ему предлагали сесть за стол Гермеса, и даже за главный стол, вместе с Хироном, но он отказался.
После ужина ребята потянулись в амфитеатр: домик Аполлона обещал устроить грандиозный вечер песен, для поднятия духа. Но Нико повернулся и исчез в лесу. Я решил, что лучше мне пойти за ним.
Я вошел в лес и только тогда заметил, как сильно стемнело. Прежде мне никогда не бывало страшно в лесу, хотя я и знал, что там полно чудовищ. Однако я подумал о вчерашней битве и спросил себя, смогу ли я когда-нибудь снова спокойно ходить по этим лесам, не вспоминая ужасов этой резни.
Нико видно не было, но через несколько минут впереди показался свет. Поначалу я подумал, что Нико включил фонарик. Но, подойдя ближе, я понял, что светится призрак. На поляне стояла мерцающая фигура Бьянки ди Анджело. Бьянка улыбалась брату. Она что-то сказала ему и коснулась его щеки – точнее, попыталась коснуться. Потом ее фигура растаяла.
Нико обернулся, увидел меня, но, похоже, не разозлился.
– Мы прощались, – хрипло сказал он.
– Нам не хватало тебя за ужином, – произнес я. – Ты мог бы сесть со мной.
– Нет.
– Нико, не можешь же ты вообще не обедать и не ужинать! Если не хочешь оставаться в домике Гермеса, может быть, для тебя сделают исключение и поселят тебя в Большом доме. Там полно комнат.
– Я не останусь здесь, Перси.
– Но… не можешь же ты просто взять и уйти! Для одинокого полукровки жизнь слишком опасна. Тебе надо учиться.
– Я учусь у мертвых, – лаконично ответил он. – Лагерь – не место для меня. Здесь не случайно нет домика для детей Аида, Перси. Аиду здесь не рады, как не рады и на Олимпе. Я не здешний. Мне придется уйти.
Я хотел было возразить, но в глубине души знал, что Нико прав. Мне это не нравилось, но ему придется отыскать свой собственный, темный путь. Я вспомнил пещеру Пана: лесной бог тогда обратился лично к каждому из нас… кроме Нико.
– Когда ты уходишь? – спросил я.
– Прямо сейчас. У меня тонны вопросов. Например: кто была моя мать? Кто оплачивал школу нам с Бьянкой? Кто был тот дядька-адвокат, что вывел нас из гостиницы «Лотос»? Я же ничего не знаю о своем прошлом! Надо выяснить.