Я кивнул. Глаза у меня слипались. Но когда я спустился вниз и устроился в гамаке, то еще долго не мог заснуть. Рассказ Аннабет не шел у меня из головы. Если бы я оказался на ее месте, хватило бы мне храбрости после всего, через что она прошла, отправиться на эти поиски… плыть прямо в логово другого циклопа?
На этот раз Гроувер мне не приснился.
Вместо этого я оказался в большой каюте Луки на борту «Царевны Андромеды». Занавески были раздвинуты. За окном стояла ночь. В воздухе кружились тени. Вокруг меня шептали голоса – духи умерших.
«Берегись, – предостерегали они, – ловушек. Обмана».
Золотой саркофаг Кроноса тускло мерцал – единственный источник света в комнате.
Вдруг раздался холодный, пугающий смех. Казалось, кто-то смеется на расстоянии многих миль под кораблем.
«У тебя нет храбрости, малыш. Тебе меня не остановить».
Я знал, что должен сделать. Нужно открыть гроб.
Я сорвал колпачок с Анаклузмоса. Призраки закружились вокруг меня, как смерч.
«Берегись!»
Сердце мое громыхало в груди. Я не мог сдвинуться ни на шаг, но Кроноса нужно остановить. Я должен уничтожить содержимое этого ящика, чем бы оно ни было.
Потом совсем рядом со мной девчачий голос сказал:
– Ну что, Рыбьи Мозги?
Я огляделся, ожидая увидеть Аннабет, но это оказалась не она. Это была девочка лет четырнадцати-пятнадцати, старше меня. Одета как панк, на запястье серебряные цепочки. Черные волосы уложены «шипами», мятежные зеленые глаза густо подведены темным карандашом, на носу россыпь веснушек. Она казалась знакомой, уж не знаю почему.
– Ну что? – повторила она. – Мы собираемся его остановить или где?
Я не мог ответить. Не мог двинуться.
Девочка закатила глаза.
– Прекрасно. Предоставь это мне и Эгиде.
Она похлопала по запястью, и серебряные цепочки распрямились, вытянулись и превратились в огромный щит, сделанный из серебра и бронзы, а в центре выступало чудовищное лицо Медузы. Оно походило на посмертную маску, словно настоящую голову Горгоны вдавили в металл. Не знаю, так ли было на самом деле, пугал ли меня щит, но я отвел глаза. Даже находясь рядом с ним, я чувствовал леденящий ужас. У меня возникло ощущение, что в настоящем сражении боец с таким щитом будет непобедим. Любой здравомыслящий противник развернется и убежит.
Девочка обнажила меч и направилась к саркофагу. Призраки-тени разлетались с ее пути, устрашенные жуткой аурой щита.
– Нет, – попытался я предостеречь ее.
Но она не послушалась. Твердым шагом приблизилась к саркофагу и сдвинула золотую крышку.
Какой-то миг она просто стояла и смотрела внутрь контейнера.
Гроб начал светиться.
– Нет. – Голос девочки задрожал. – Этого не может быть.
Из глубины океана Кронос засмеялся так громко, что весь корабль задрожал.
– Нет! – пронзительно закричала девочка, и тут полыхнула вспышка золотого света, и ее засосало в саркофаг.
– А-а-а! – Я рывком сел в гамаке.
Аннабет трясла меня за плечо.
– Перси, тебе снился кошмар. Пора подниматься.
– Чт… что такое? – Я потер глаза. – Что случилось?
– Земля, – мрачно ответила Аннабет. – Мы приближаемся к острову сирен.
Я с трудом различал очертания острова перед нами – просто темное пятно в легкой дымке.
– Сделай мне одолжение, пожалуйста, – попросила Аннабет. – Сирены… скоро мы подойдем ближе и услышим их пение.
Я вспомнил истории о сиренах. Они так сладко пели, что их голоса очаровывали моряков и заманивали прямиком в лапы смерти.
– Нет проблем, – заверил я ее. – Можно просто заткнуть уши. Под палубой есть большой бочонок со свечным воском…
– Я хочу послушать.
Я моргнул.
– Зачем?
– Говорят… говорят, что сирены поют правду о том, чего ты на самом деле желаешь. Они рассказывают тебе вещи, о которых ты сам не знал. В этом и заключается прелесть их пения. Если ты выживешь… станешь мудрее. Я хочу их послушать. Когда еще представится такая возможность?
В устах любого другого человека это звучало бы как полная чушь. Но Аннабет есть Аннабет. Что ж, если она с успехом штурмует книжки по древнегреческой архитектуре и балдеет от документальных фильмов, которые показывает канал «История», надо думать, и сирены ей страшно интересны.
Девочка поделилась со мной своим планом. Я с неохотой помог ей все подготовить.
Как только впереди показалась скалистая береговая линия, я приказал одной из веревок обвязаться вокруг талии Аннабет и привязать девочку к фок-мачте.
– Не развязывай меня, – наставляла меня подруга, – неважно, что случится и как жалобно я буду умолять. Мне захочется перемахнуть через борт и утопиться.
– Разве ты не велела мне не поддаваться на твои уговоры?
– Ха-ха.
Я пообещал, что позабочусь о ее безопасности. Затем взял два больших куска свечного воска, слепил из них затычки и вставил в уши.
Аннабет саркастически кивнула, давая понять, что с затычками в ушах я только что открыл новую страницу в истории моды. Я скорчил ей сердитую рожу и вернулся к штурвалу.
Повисла зловещая тишина. Я ничего не слышал, только кровь пульсировала в голове. Когда мы приблизились к острову, из тумана выступили зубчатые скалы. Я пожелал, чтобы «Месть королевы Анны» обогнула их. Если бы мы проплыли чуть ближе, эти скалы располосовали бы корпус корабля, как лезвия блендера.
Я обернулся. Сначала Аннабет выглядела совсем как обычно. Потом на лице ее появилось озадаченное выражение. Глаза расширились.
Она рванулась, пытаясь освободиться. Она звала меня – я видел, как ее губы произносят мое имя. По выражению ее лица было ясно: она хочет сбросить путы. Это вопрос жизни и смерти. Я должен немедленно ее освободить.
Она казалась такой несчастной, что ужасно хотелось ее развязать.
Я принудил себя не смотреть назад. И приказал «Мести королевы Анны» увеличить скорость.
Остров показался из тумана только краешком, в воде плавали куски дерева и стекловолокна, обломки старых кораблей, даже спасательные жилеты из самолетов.
Как может музыка сбить столько душ с истинного пути? То есть, конечно, есть штук сорок песен, от которых у меня начисто сносит крышу, но все-таки… О чем же поют эти сирены?
На один опасный миг я понял любопытство Аннабет. У меня возникло искушение вытащить заглушки всего на минуточку. Я чувствовал, как голоса сирен вибрируют в обшивке корабля, пульсируют у меня в голове вместе с гулом крови.
Аннабет меня умоляла. По ее щекам текли слезы. Она рвалась из пут так, словно они отделяли ее от чего-то дорогого ее сердцу.
«Как ты можешь быть таким жестоким? – кажется, кричала она. – Я думала, ты мой друг».
Я в ярости вглядывался в затянутый туманом остров. Хотелось сорвать крышечку с шариковой ручки, чтобы она превратилась в меч, но вокруг не наблюдалось никого, с кем можно сражаться. Как можно биться с песней?
Я изо всех сил старался не смотреть на Аннабет. Минут пять мне это удавалось.
Это оказалось огромной ошибкой.
Когда я все же не выдержал и обернулся, то увидел… груду перерезанных веревок. У мачты никого не было. На палубе валялся бронзовый нож Аннабет. Ей как-то удалось до него дотянуться. Я совершенно забыл ее разоружить.
Метнувшись к борту, я увидел, что она, отчаянно молотя руками по воде, плывет к острову, а волны несут ее прямо на зубчатые скалы.
Я изо всех сил прокричал ее имя, но все без толку. Она была околдована и плыла прямо навстречу смерти.
Оглянувшись через плечо, я крикнул штурвалу:
– Жди!
И прыгнул за борт.
Я вошел в воду как нож в масло и приказал течениям как можно быстрее нести меня вперед.
Я вырвался на поверхность и сразу заметил Аннабет, но потом ее накрыла волна и понесла прямо между двух скал-клыков, острых как бритва.
У меня не было выбора. Я нырнул следом.
Проплыл под покореженным корпусом яхты, лавируя, миновал скопление металлических шаров на цепях и только потом сообразил, что это мины. Приходилось использовать всю мою силу, чтобы не разбиться в лепешку о скалу или не запутаться в сетях колючей проволоки, растянутых под водой.
Я на полном ходу проскочил между двумя скалами-клыками и очутился в бухте, имеющей форму полумесяца. Сдавленная с двух сторон утесами, она была буквально забита обломками кораблей и плавучими минами.
В отчаянии озираясь, я искал глазами Аннабет.
А вот и она.
На ее счастье (или несчастье), она оказалась прекрасной пловчихой. Ей удалось миновать мины и скалы. Она уже почти достигла черного берега.
Потом туман рассеялся, я и увидел их. Сирены.
Представьте себе грифов размером с человека, с грязными черными перьями, серыми когтями и морщинистыми розовыми шеями. А теперь вообразите, что на эти шеи посажены человеческие головы, которые постоянно изменяются.
Я их не слышал, но видел, что они поют. Их губы двигались, а лица превращались в лица людей, которых я знал: моя мама, Посейдон, Гроувер, Тайсон, Хирон. Все те, кого мне хотелось увидеть больше всего. Они обнадеживающе улыбались, предлагали подойти поближе, но, вне зависимости от того, чей облик они принимали, их рты оставались серыми, испачканными остатками еды. Как и стервятники, они, очевидно, любили покушать, и непохоже было, что они угощаются в «Монстро-пончиковой».
Аннабет плыла к ним.
Я знал: нельзя позволить ей выйти из воды. Море – мое единственное преимущество. Оно всегда так или иначе меня защищало. Я рванулся вперед и схватил Аннабет за щиколотку.
Стоило мне ее коснуться, как через мое тело словно прошел электрический заряд… и я увидел сирен такими, какими их, должно быть, видела Аннабет.
В Центральном парке устроили пикник три человека. Они сидели на одеяле, уставленном всевозможными вкусностями. Я узнал отца Аннабет, он выглядел в точности как на фотографиях, которые она мне показывала: мужчина лет сорока, атлетического сложения, с волосами песочного цвета. Он держал за руку прекрасную женщину, очень похожую на Аннабет. На