ней была повседневная одежда – синие джинсы, блузка из джинсовой ткани и туристические ботинки, но от этой женщины исходили волны силы. Я понял, что передо мной богиня Афина. А рядом с ними сидел молодой человек… Лука.
Вся эта сцена светилась теплым маслянистым светом. Все трое разговаривали и смеялись, а когда заметили Аннабет, их лица просияли от радости. Мать и отец Аннабет протянули к ней руки. Лука широко улыбнулся и жестом предложил ей сесть рядом с собой, как будто он никогда и не предавал ее, как будто они по-прежнему друзья.
За деревьями Центрального парка возвышался город. Я затаил дыхание, потому что это был Манхэттен, и в то же время не Манхэттен. Его полностью перестроили в белоснежном мраморе, он стал больше и величественнее, чем прежде, с позолоченными окнами и садами на крышах. Он стал прекраснее Нью-Йорка. Прекраснее, чем сама гора Олимп.
Я сразу же понял, что все это спроектировала Аннабет. Она стала архитектором целого нового мира. Вновь воссоединилась с родителями. Спасла Луку. Она совершила все, о чем мечтала.
Я крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел сирен – косматых грифов с человеческими лицами, готовых разорвать новую жертву.
И потянул Аннабет назад, в пенящиеся волны. Я не слышал ее, но понимал, что она заходится криком. Она пнула меня в лицо, но я не ослаблял хватку.
Я приказал течениям вынести нас из бухты. Аннабет била меня и пинала, так что приходилось прилагать усилия, чтобы сосредоточиться. Она так бушевала, что мы едва не налетели на плавучую мину.
Что же делать? Нам ни за что не вернуться на корабль живыми, если она не перестанет бороться.
Мы погрузились под воду, и Аннабет перестала отбиваться. На ее лице появилось озадаченное выражение. Потом мы вынырнули на поверхность, и девочка снова принялась брыкаться.
Вода! Звук не проникает под воду. Если я сумею достаточно долго продержать ее под водой, то сумею разрушить чары этой музыки. Конечно, Аннабет не сможет дышать, но в данную минуту это представлялось мне наименьшим злом.
Я крепко обхватил ее за талию и приказал волнам нести нас вниз.
Мы начали погружаться – десять футов, двадцать футов. Мне следовало проявлять осторожность, ведь я смогу продержаться не намного дольше, чем Аннабет. Она боролась и пыталась вдохнуть, так что вверх поднимались пузыри.
Пузыри.
Я пришел в отчаяние. Нужно сохранить Аннабет жизнь. Я вообразил себе все пузыри в море, быстро поднимающиеся к поверхности. Я представил, как они собираются вместе и стремятся ко мне.
Море подчинилось. Всколыхнулась белая волна, что-то защекотало меня со всех сторон, а потом ко мне вернулась способность нормально видеть. Мы с Аннабет находились внутри огромного пузыря воздуха, только наши ноги болтались в воде.
Девочка сделала вдох и закашлялась. Она вся дрожала, но когда наши взгляды встретились, я понял, что чары разрушены.
Аннабет заплакала, ее трясло от ужасных, душераздирающих рыданий. Она положила голову мне на плечо, и я обнял ее.
Вокруг пузыря собрались поглазеть на нас рыбы – косяк барракуд, несколько любопытных марлинов.
– Проваливайте! – велел я им.
Рыбы заскользили прочь, но довольно неохотно. Клянусь, я их прекрасно понимал. Мы вот-вот станем причиной слухов, которые охватят все море: сын Посейдона обнимается с какой-то девчонкой на дне бухты Сирен.
Наконец до Аннабет, кажется, дошло, насколько мне не по себе. Она напряглась и отстранилась. Кивнула мне, давая понять, что ей уже лучше.
– Я подниму нас обратно на корабль, – сказал я ей. – Все нормально. Просто держись.
Она что-то пробормотала, но я не услышал из-за воска в ушах.
Я велел течению пронести нашу странную маленькую субмарину между скалами и колючей проволокой обратно к «Мести королевы Анны», которая, держась прежнего курса, медленно удалялась от острова.
Мы плыли под водой вслед за кораблем, пока я не решил, что мы уже вне зоны слышимости и голоса сирен нам больше не опасны. Потом я вынырнул на поверхность, и наш воздушный пузырь лопнул.
Волевым усилием я перебросил через борт веревочную лестницу, и мы взобрались на палубу.
На всякий случай я пока не вытаскивал из ушей заглушки. Мы плыли, пока остров окончательно не скрылся из виду. Аннабет, завернутая в одеяло, скорчилась на палубе. Наконец она подняла голову, посмотрела на меня мутным взглядом, и по ее губам я прочитал: «Безопасно».
Я вытащил затычки. Никакого пения. Тихий день, только волны бьются о корму. Туман исчез, показалось голубое небо, словно остров сирен и не существовал вовсе.
– Ты в порядке? – спросил я. И сразу же понял, что сморозил глупость. Ясное дело, она не в порядке.
– Я не осознавала, – пробормотала девочка.
– Чего?
Ее глаза были такого же цвета, как туман над островом сирен.
– Какое это большое искушение…
Мне не хотелось признаваться, что я видел, чем ее соблазняли сирены. Мне казалось, что я лезу ей в душу. И все-таки я решил, что должен рассказать об этом.
– Я видел, как ты перестроила Манхэттен, – признался я. – И… Луку, и твоих родителей.
Аннабет покраснела.
– Видел?
– Тогда на борту «Царевны Андромеды» Лука предлагал тебе создать новый мир из руин… ты и правда это обдумывала, да?
Она потуже завернулась в одеяло.
– Это моя роковая ошибка. Вот что показали мне сирены. Моя роковая слабость – спесь.
Я моргнул.
– Это как та коричневая штука, которую намазывают на вегетарианские бутерброды?
Аннабет возвела глаза к небу.
– Да нет же, Рыбьи Мозги. Это хумус, смесь. Спесь намного хуже.
– Что может быть хуже хумуса?
– Спесь означает страшную гордыню, Перси. Ты начинаешь думать, что способен творить такое, чего не может никто другой… даже боги.
– Ты тоже так думаешь?
Она потупилась.
– У тебя никогда не было ощущения… что в этом мире все неправильно? Что если бы можно было все переделать заново, с нуля? Больше никакой войны. Никаких бездомных. Никакого внеклассного чтения на лето.
– С этого места поподробнее.
– Я хочу сказать, западная культура вобрала в себя все лучшее, что создало человечество, поэтому огонь до сих пор горит. Поэтому Олимп все еще рядом с нами. Но иногда начинаешь видеть плохое, понимаешь? И начинаешь думать, как Лука: «Если бы я мог все это разломать, я бы сделал лучше». Тебя никогда не посещали такие мысли? Ну, знаешь… если бы ты правил миром, то справился бы лучше.
– Эээ… нет. Если бы я правил миром, воцарился бы хаос.
– Значит, ты счастливчик. А твоя роковая слабость не спесь.
– А что тогда?
– Я не знаю, Перси, но у каждого героя есть свое слабое место. Если ты не поймешь, что это такое, и не научишься держать это в узде… что ж, слово «роковая» тут не просто так.
Я обдумывал ее слова. И идея меня не порадовала.
Кроме того, я заметил, что Аннабет старается не распространяться о более личной части видения, о вещах, которые ей бы хотелось изменить – снова воссоединить родителей и спасти Луку. Я ее понимал. Мне и самому не хотелось признавать, как много раз я мечтал, чтобы мои собственные родители снова были вместе.
Я подумал о маме, как она сидит одна на кухне нашей квартирки в Верхнем Ист-Сайде. Попытался вспомнить, как пахнут ее синие вафли. Все это казалось таким далеким.
– Ну, так оно того стоило? – спросил я у Аннабет. – Ты чувствуешь себя… мудрее?
Она смотрела вдаль.
– Не уверена. Но мы должны спасти наш лагерь. Если мы не остановим Луку…
Можно было не продолжать. Если уж даже Аннабет заразилась идеями Луки, даже подумать страшно, сколько других полукровок захотят к нему присоединиться.
Я подумал о девочке из моего сна и о золотом саркофаге. Не знаю, что означал этот сон, но, кажется, я что-то упустил из виду… какой-то ужасный план Кроноса. Что же увидела та девочка, когда заглянула в гроб?
Вдруг глаза Аннабет расширились.
– Перси.
Я обернулся.
Впереди снова маячил неизвестный берег, остров в форме седла, а на нем – холмы, покрытые лесами, белые пляжи и зеленые луга – в точности как в моих снах.
Моя способность ориентироваться на воде это подтверждала. Тридцать градусов тридцать одна минута северной широты, семьдесят пять градусов двенадцать минут западной долготы.
Мы добрались до обиталища циклопа.
Глава четырнадцатаяМы встречаем смертоносных овец
Когда думаешь «чудовищный остров», воображение рисует крутые скалы и берег, усыпанный костями, примерно как на острове сирен.
Остров циклопа оказался совершенно иным. То есть там, конечно, имелся веревочный мост над пропастью, очень плохой признак. Прямо хоть вешай плакат: «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ЧТО-ТО ЗЛОЕ». В остальном место будто бы сошло с открыток с видами Карибов. Зеленые поля, тропические деревья, увешанные плодами, и пляжи с белым песком. Мы причалили к берегу. Аннабет глубоко вдохнула чистейший воздух и сказала:
– Руно.
Я кивнул. Еще не видя самого руна, я уже чувствовал его силу. Теперь я верил, что оно способно исцелить что угодно, даже отравленное древо Талии.
– Если мы его отсюда заберем, остров погибнет?
Аннабет покачала головой:
– Он просто померкнет. Вернется в свое изначальное состояние… каким бы оно ни было.
Я ощутил легкий укол совести, ведь мы собирались разрушить этот райский уголок, но напомнил себе, что у нас нет выбора. Лагерь полукровок в беде. А Тайсон… Тайсон все еще был бы с нами, если бы не эти поиски. Теперь уже неважно, кем он был, ради него мы должны преуспеть.
В лощине на лугу бродило несколько дюжин овец. На вид смирные, вот только каждая размером с бегемота. Стадо паслось у подножия холма, вверх по которому взбиралась тропинка, ведущая к вершине, а там, у края ущелья, рос массивный дуб, тот самый, из моего сна. Среди его ветвей блестело что-то золотое.
– Слишком легко, – заметил я. – Просто поднимайся наверх и бери?