– Небесная бронза, Перси. Оружие бессмертных. Что произойдет, если поразить им смертного?
– Ничего, – ответил я. – Стрела просто пройдет насквозь, не причинив вреда.
– Верно, – кивнул кентавр. – Люди и бессмертные существуют на разных уровнях. Людей даже нельзя поразить нашим оружием. Но ты, Перси, ты наполовину бог, наполовину человек. Ты живешь в обоих мирах. Каждый из них может тебе повредить, и на каждый ты сам можешь повлиять. Вот почему герои так важны. Ты несешь в царство бессмертных надежды человечества. Монстры не умирают. Они вновь возрождаются из хаоса и варварства, которые всегда бурлят под цивилизацией. Это то, что делает Кроноса сильнее. Их нужно побеждать снова и снова. Герои – воплощение этой борьбы. Ты ведешь битву, которую человечество должно выигрывать в каждом поколении, чтобы оставаться людьми. Понимаешь?
– Я… Я не знаю.
– Ты должен постараться, Перси. Неважно, то ли ты дитя, о котором говорится в пророчестве, или нет, Кронос думает, что это возможно. А после того, что случилось сегодня, он окончательно откажется от попыток перетянуть тебя на свою сторону. Это, знаешь ли, единственная причина, по которой он до сих пор тебя не убил. Как только он разуверится в возможности использовать тебя, он тебя уничтожит.
– Ты так говоришь, как будто знаешь его.
Хирон поджал губы.
– Я действительно его знаю.
Я уставился на него. Иногда я забывал, сколько Хирону лет.
– Значит, вот почему мистер Д. обвинил тебя, когда отравили дерево? И ты сказал, что некоторые тебе не верят.
– Это так.
– Но Хирон… Да ладно тебе! С чего вообще все решили, что ты предашь лагерь ради Кроноса?
Темно-карие глаза Хирона наполнила тысячелетняя грусть.
– Перси, вспомни свои уроки. Вспомни занятия по мифологии. Как именно я связан с владыкой титанов?
Я поскрипел мозгами, но когда речь шла о мифах, у меня в голове вечно все путалось. Даже сейчас, когда они напрямую касались моей жизни, я никак не мог запомнить все имена и события. Я потряс головой.
– Ты… эээ… задолжал Кроносу услугу или что-то в этом роде? Он спас тебе жизнь?
– Перси, – очень спокойно сказал Хирон. – Титан Кронос – мой отец.
Глава девятнадцатаяГонка на колесницах завершается с треском
Благодаря ударным силам кентавров мы прибыли на Лонг-Айленд всего на час позже Клариссы. Хирон вез меня на спине, но мы особо не разговаривали и уж точно беседовали не о Кроносе. Я знал, что Хирону было нелегко рассказать мне об этом, и не хотел давить на него расспросами. То есть… Я навидался стремных родителей, но Кронос, злобный владыка титанов, который собирается уничтожить западную цивилизацию? Такого папашу не станешь приглашать в школу в день, когда все собираются обсуждать вашу будущую профессию.
Когда мы добрались до лагеря, кентавры пришли в буйный восторг, предвкушая встречу с Дионисом. Они слышали, что он любитель закатывать убойные вечеринки, однако их ожидало разочарование. Когда весь лагерь собрался на вершине Холма полукровок, бог вина был не в том настроении, чтобы что-то праздновать.
Лагерь пережил две непростые недели. Зал искусств сгорел дотла после нападения Draco Aionius (что в переводе с латыни, если мне не изменяет память, означает «жутко-большая-ящерица-которая-разносит-все-вокруг»). Комнаты Большого дома были переполнены ранеными, а обитатели домика Аполлона, слывшие лучшими целителями, работали без отдыха, оказывая первую помощь. Все собравшиеся вокруг древа Талии выглядели изнуренными и потрепанными.
Когда Кларисса повесила золотое руно на нижнюю ветку, сероватый лунный свет словно стал светлее, превратившись в жидкое серебро. Свежий ветерок промчался среди ветвей и, слегка колыша траву, полетел к долине. Все стало ярче и отчетливее: огоньки светлячков в лесу, запах клубники на полях, шум волн на пляже.
Постепенно сосновые иголки из коричневых снова сделались зелеными.
Все радостно закричали. Все происходило медленно, но сомнений не оставалось: магия руна просачивалась в дерево, вливая в него новые силы и высасывая яд.
Хирон приказал семи охранникам нести круглосуточную вахту на вершине холма хотя бы до тех пор, пока не подыщут подходящее чудовище, чтобы охранять руно. Он сказал, что прямо сейчас разместит объявление в «Еженедельнике Олимпа».
Тем временем сводные братья и сестры Клариссы на плечах внесли ее в амфитеатр, где ее с почетом увенчали лавровым венком и осыпали поздравлениями у костра.
Нас с Аннабет никто не удостоил вниманием. Как будто мы никуда и не уходили. Полагаю, в какой-то степени это было лучшим «спасибо», на которое мы могли рассчитывать, ведь если бы все признали, что мы покинули лагерь, чтобы отправиться на поиски, нас полагалось бы исключить. Да мне и не хотелось больше повышенного ажиотажа вокруг своей персоны. Приятно было снова чувствовать себя одним из обитателей лагеря.
Позже, вечером, когда мы поджаривали маршмеллоу и слушали, как братья Стоуллы рассказывают страшную историю про злого короля, которого съели живьем жуткие пироги, поданные на завтрак, Кларисса пихнула меня в спину и прошептала мне на ухо:
– Не думай, что Арес тебе все простит только из-за того, что ты один раз поступил круто. Я по-прежнему жду удобного случая, чтобы стереть тебя в порошок.
Я горько усмехнулся.
– Что? – нахмурилась Кларисса.
– Ничего, – ответил я. – Просто здорово снова оказаться дома.
На следующее утро «пони-гуляки» отчалили обратно во Флориду, а Хирон сделал объявление, которое всех удивило. Гонки на колесницах продолжатся, как и планировалось. А мы-то полагали, что после увольнения Тантала эти жуткие соревнования уже канули в Лету, особенно теперь, когда Хирон снова с нами и лагерь в безопасности.
Тайсон после нашего первого незабываемого заезда совершенно не рвался снова встать на колесницу и с удовольствием дал нам с Аннабет возможность объединиться в одну команду. Предполагалось, что я буду возницей, а Аннабет возьмет на себя защиту. За Тайсоном оставались обязанности механика. Пока я занимался лошадьми, он починил колесницу Афины и усовершенствовал ее.
Следующие два дня мы тренировались как сумасшедшие.
Мы договорились, что если победим, то поделим приз между нашими двумя домиками (долой наряды на кухню!). Поскольку в домике Афины обитателей было больше, на их долю выпадало больше отгулов, но меня это устраивало. Награда меня не волновала, мне просто хотелось выиграть.
В ночь перед гонкой я допоздна засиделся в конюшнях: разговаривал с лошадьми, в последний раз чистил их. Как вдруг кто-то за моей спиной сказал:
– Прекрасные животные – лошади. Жалко, что не я их создал.
У входа в конюшню стоял, прислонившись к косяку, человек средних лет в форме почтового курьера. Худощавый, с курчавыми каштановыми волосами, выбивавшимися из-под пробкового шлема, на плече сумка для писем. Смертные почтальоны никогда не появлялись в Лагере полукровок, но этот парень казался знакомым. Чертами лица он напоминал эльфа, а в глазах мелькали чертики.
– Гермес? – заикаясь, пробормотал я.
– Привет, Перси. Что, не узнал меня без моего костюма для пробежек?
– Эм… – Я растерялся, не зная, должен ли преклонить перед ним колени, или купить у него почтовых марок, или еще что-нибудь. Потом я сообразил, зачем он сюда явился. – О… послушайте, владыка Гермес, насчет Луки…
Бог выгнул брови.
– Эээ… мы его видели, – продолжал я, – но понимаете…
– Ты не сумел его уговорить?
– Ну… мы вроде как хотели убить друг друга… Бились на дуэли не на жизнь, а на смерть.
– Ясно. Ты пытался использовать дипломатический подход.
– Мне очень жаль. То есть… вы подарили нам те потрясающие волшебные штуки, и вообще. И я знаю, вы хотите, чтобы Лука вернулся. Но… он стал плохим. По-настоящему плохим. Он сказал, что чувствует себя так, будто вы его бросили.
Я ожидал, что Гермес рассердится. Думал, что он превратит меня в хомяка или еще во что-нибудь, а мне очень не хотелось снова становиться грызуном.
Вместо этого бог вздохнул:
– У тебя когда-нибудь было чувство, что твой отец бросил тебя, Перси?
Ой, мама.
Я хотел сказать: «Всего-то раз сто на дню». Я не говорил с Посейдоном с прошлого лета. Никогда не был в его подводном дворце. А когда закрутилась вся эта кутерьма с Тайсоном… ни предупреждения, ни объяснений. Просто ба-бах: у тебя есть брат. Я имею в виду, вам бы тоже захотелось получить хотя бы телефонный звонок, хоть что-то.
Чем больше я об этом думал, тем сильнее злился. Я понял, что хочу признания за то, что отправился на поиски и вернулся с победой, но вовсе не от обитателей лагеря. Я хотел, чтобы мой отец сказал что-нибудь. Чтобы он меня заметил.
Гермес поправил сумку на плече.
– Перси, самое трудное в жизни бога – это необходимость действовать исподволь, особенно когда дело касается твоих собственных детей. Если бы мы вмешивались всякий раз, как наши дети попадали в неприятности… Что ж, это породило бы еще большие проблемы и вызвало бы море негодования. Но, полагаю, если ты как следует все обдумаешь, то поймешь, что Посейдон интересуется твоей судьбой. Он отвечал на твои молитвы. Я могу только надеяться, что однажды Лука тоже обратится ко мне. Пусть сейчас тебе кажется, что ты потерпел неудачу, но ты напомнил Луке о том, кто он такой. Ты с ним поговорил.
– Я пытался его убить.
Гермес пожал плечами.
– В семьях частенько царит бардак. А в бессмертных семьях – вечный бардак. Иногда самое лучшее, что мы можем сделать, – это напомнить друг другу, что мы родственники, что бы за этим ни последовало… и стараться свести членовредительство и число трупов к минимуму.
Не слишком приятный совет по поддержанию мира в семье. И в то же время, обдумывая наше путешествие, я осознал, что, возможно, Гермес прав. Посейдон послал нам на помощь морских коней. В море он давал мне такие силы, о которых я раньше и не подозревал, – дар создавать шар с воздухом под водой, управлять кораблем с помощью волшебства. И даже Тайсон… Не случайно ли Посейдон свел нас вместе? Сколько раз Тайсон спасал мне жизнь этим летом?