Вдалеке затрубили в рог из раковины моллюска, объявляя начало комендантского часа.
– Тебе пора спать, – сказал Гермес. – Я и так уже втянул тебя в кучу неприятностей. На самом деле я пришел только затем, чтобы доставить это.
– Доставить что?
– Я – посланец богов, Перси. – Он вытащил из сумки планшет для электронной подписи и протянул мне. – Распишись, пожалуйста.
Я взял стилус и только потом заметил, что он состоит из двух переплетающихся змеек.
– Ай!
Я выронил планшет.
«Ой», – пожаловался Джордж.
«В самом деле, Перси, – пожурила меня Марта. – А если тебя бросить на пол конюшни?»
– О… ммм, извините. – Я подобрал планшет.
Не хотелось снова прикасаться к змеям, но я вновь взялся за стилус. Марта и Джордж заерзали под моими пальцами, заставляя меня правильно держать карандаш, прямо как мой учитель по чистописанию во втором классе.
«Ты принес мне крысу?» – спросил Джордж.
– Нет… – растерялся я. – Эээ… мы ни одной не нашли.
«А как насчет морских свинок?»
«Джордж! – одернула его Марта. – Не дразни мальчика».
Я вывел свою фамилию и вернул планшет Гермесу.
Взамен он протянул мне конверт цвета морской волны.
У меня задрожали пальцы. Даже не открывая, я знал, что это письмо от моего отца. Я чувствовал, что от холодной голубой бумаги исходит сила, словно сам конверт состоит из морской воды.
– Удачи тебе завтра, – пожелал Гермес. – У тебя тут прекрасные лошади, но сейчас извини меня: хочу заглянуть в домик имени меня.
«И не падай духом, когда прочитаешь письмо, – напутствовала меня Марта. – Он прежде всего печется о тебе».
– Это ты о чем? – спросил я.
«Не обращай на нее внимания, – посоветовал Джордж. – А в следующий раз не забудь: змеи работают за чаевые».
– Хватит, вы двое, – сказал Гермес. – Прощай, Перси… еще увидимся.
По обеим сторонам его пробкового шлема развернулись белые крылышки. Его фигура засветилась, и я сообразил отвернуться, так как уже достаточно знал о богах, чтобы смотреть, как они принимают свою истинную божественную форму. Гермес исчез в ослепительной белой вспышке, а я остался один с лошадьми.
Я пожирал глазами голубой конверт, который держал в руках. Он был надписан элегантным почерком с сильным нажимом, который я уже видел прошлым летом, когда Посейдон прислал мне посылку.
11954, Нью-Йорк, Лонг-Айленд,
Фарм-Роуд, 3.141,
в Лагерь полукровок
Перси Джексону
Настоящее письмо от моего отца. Может быть, он пишет, что я славно потрудился во время поисков. Объясняет все про Тайсона или извиняется за то, что так долго хранил молчание. Сколь много я ждал от этого письма.
Я вскрыл конверт и развернул бумагу.
В центре листа большими буквами были напечатаны три слова:
«СОБЕРИСЬ С ДУХОМ».
На следующее утро кругом только и слышались разговоры про гонку на колесницах, хотя все нервно поглядывали на небо, проверяя, не слетаются ли стимфалийские птицы. Никто не слетался. Стоял чудесный летний денек: голубое небо и потоки солнечного света. Лагерь постепенно вновь обретал привычный вид: на лугах зеленела сочная трава, белые колонны зданий в древнегреческом стиле слабо светились на солнце, в лесах весело играли дриады.
А я чувствовал себя несчастным. Я всю ночь лежал и думал о предупреждении Посейдона.
«Соберись с духом».
То есть… стоит ли вообще писать письмо, если в нем всего три слова?
Змея Марта советовала мне не огорчаться.
Возможно, у Посейдона есть причина давать такой расплывчатый совет. Может быть, он и сам не знал, о чем меня предупреждает, просто чувствовал: готовится какая-то крупная заваруха, нечто, что полностью выбьет меня из колеи, если я не буду готов отразить удар.
С огромным усилием я старался настроиться на гонку.
Когда мы с Аннабет выехали на трассу, я не мог не признать, что Тайсон проделал над колесницей Афины огромную работу. Повозка поблескивала бронзовой арматурой. Колеса были переконструированы таким волшебным образом, что при езде мы словно скользили по ровному льду. Лошадиная сбруя подогнана так тщательно, что лошади слушались малейшего натяжения вожжей.
Кроме того, Тайсон сделал для нас два метательных копья, каждое с тремя кнопками на древке. Если нажать первую кнопку, копье выстреливало колючей проволокой, способной опутать и изрезать колеса у повозок противников. При нажатии второй кнопки выдвигался тупой (но все равно очень опасный) бронзовый наконечник, разработанный так, чтобы сбивать противников с их колесниц. Третья кнопка приводила в действие гарпун, которым можно было зацепиться за чужую колесницу или оттолкнуть ее.
Я полагал, что мы находимся в прекрасной форме и вполне готовы к состязанию, но Тайсон все равно предупредил, чтобы я был осторожен. У других участников тоже наверняка припасено множество трюков в рукаве.
– Держи, – сказал Тайсон перед самым началом гонки.
Он протянул мне наручные часы. Вид у них был самый обыкновенный: просто белый с серебром циферблат да ремешок из черной кожи. Но стоило мне их увидеть, как я понял – это именно та вещь, над которой малыш-циклоп колдовал с самого начала лета.
Обычно я не люблю носить часы. Какая разница, который час? Но я не мог отказать Тайсону.
– Спасибо, старина. – Я застегнул ремешок на запястье и обнаружил, что он очень удобный, а сами часы на удивление легкие.
– Не успел закончить перед поездкой, – пробубнил Тайсон. – Прости, прости.
– Эй, старик, это ерунда.
– Если понадобится помощь во время гонки, стукни по кнопке, – посоветовал он.
– А… Ладно, – уж и не знаю, чем мне помогло бы точное время, но меня тронула забота Тайсона. Я пообещал ему, что буду помнить про часы. – И вот еще что, Тайсон…
Он посмотрел на меня.
– Я хотел сказать… ну… – Я старался придумать, как извиниться за то, что стеснялся его до нашего путешествия, за то, что всем говорил, что он мне не брат. Подобрать слова оказалось не так-то просто.
– Я знаю, что ты мне скажешь, – пристыженно пробормотал Тайсон. – Все-таки Посейдон заботился обо мне.
– Ммм… ну…
– Он послал тебя помочь мне. Как я и просил.
Я захлопал глазами.
– Ты просил у Посейдона… меня?
– Друга, – признался Тайсон, комкая в руках край рубашки. – Циклопы-детеныши растут одни на улицах. Учатся делать вещи из металлолома. Учатся выживать.
– Но это же так жестоко!
Он с жаром помотал головой.
– Чтобы мы научились ценить благодеяния… не становились жадными, и подлыми, и толстыми, как Полифем. Но мне было страшно. За мной так часто охотились чудовища, рвали когтями…
– Шрамы у тебя на спине?..
Карий глаз приятеля наполнился слезами.
– Сфинкс на семьдесят второй улице… здоровый задира. Я молил папочку о помощи. Скоро меня нашли люди из школы Меривезер. Встретил тебя. Самое большое из всех благодеяний. Он послал мне брата.
Я, не мигая, смотрел на часы, которые сделал для меня Тайсон.
– Перси! – позвала Аннабет. – Пора!
У стартовой черты стоял Хирон, готовясь протрубить в раковину.
– Тайсон… – пробормотал я.
– Иди, – сказал Тайсон. – Ты выиграешь!
– Я… ага, ладно, здоровяк. Мы выиграем эту гонку для тебя. – Едва я забрался в колесницу и занял свое место на старте, как Хирон дал сигнал к началу.
Лошади знали, что им следует делать. Мы так резво рванули вперед, что я непременно вывалился бы на землю, если бы не намотал на руки поводья. Аннабет крепко держалась за борт повозки. Колеса скользили превосходно. Мы вписались в первый поворот, опережая Клариссу на одну длину колесницы: дочь Ареса отбивала копейную атаку братьев Стоуллов из команды Гермеса.
– Мы их сделали! – завопил я, но радость оказалась преждевременной.
– Осторожно! – закричала Аннабет. Она метнула первое копье в режиме «гарпун», отбивая сеть со свинцовыми грузилами, которая едва нас не опутала. С фланга заходила колесница Аполлона. Не успела Аннабет перевооружиться, воин Аполлона метнул копье в наше правое колесо. Дротик разбился на кусочки, но все-таки сломал одну спицу. Наша колесница накренилась и завихляла из стороны в сторону. Я был уверен, что колесо вообще отвалится, но мы каким-то образом продолжали ехать.
Я подгонял лошадей, заставляя их скакать быстрее. Теперь мы с командой Аполлона мчались «ноздря в ноздрю». За нами по пятам громыхала колесница Гефеста. Дети Ареса и Гермеса отставали: Кларисса мечом отбивала выпады Коннора Стоулла.
Я знал, что еще одного удара по колесам наша колесница не переживет.
– Я вас сделаю! – заорал возница колесницы Аполлона. В лагере он жил первый год, я не помнил, как его зовут, но определение «самоуверенный» ему подходило как нельзя лучше.
– Ага, как же! – завопила в ответ Аннабет.
Она схватила второе копье – серьезный риск, учитывая, что нам предстояло проехать еще целый круг, – и метнула его в наглого возницу.
И рука у нее не дрогнула. В полете копье отрастило тяжелый наконечник, который поразил возницу в грудь, отбросив прямо на его напарника, так что они оба кувырком вылетели из повозки. Лошади почувствовали, что вожжи свободно болтаются, и, обезумев, понеслись прямо на трибуны. Зрители бросились врассыпную, а лошади перепрыгнули через край трибуны, золотую повозку подбросило в воздух. Кони галопом поскакали обратно в конюшни, волоча за собой перевернувшуюся колесницу.
Я прошел второй поворот, правое колесо угрожающе затрещало. Мы проскочили стартовую черту и зашли на последний круг.
Ось скрипела и стонала. Колесо ходило ходуном, так что мы теряли скорость, хотя кони, повинуясь каждой моей команде, летели как на крыльях.
Команда Гефеста по-прежнему нас нагоняла.
Бекендорф, оскалившись, нажал какую-то кнопку на своей панели управления. Из корпусов его механических коней выстрелили стальные тросы и обмотались вокруг задника нашей повозки. Наша колесница затряслась: проклятый механизм заработал, он тянул нас назад, а Бекендорфа – вперед.