Аннабет выругалась и вытащила нож. Она принялась рубить тросы, но они оказались слишком толстыми.
– Я не могу их перерезать! – пронзительно закричала она.
Колесница Гефеста находилась уже в опасной близости от нас, их кони готовились нас растоптать.
– Поменяйся со мной! – велел я Аннабет. – Бери поводья!
– Но…
– Доверься мне!
Девочка передвинулась вперед и схватила вожжи. Я повернулся, изо всех сил пытаясь удержать равновесие, и снял колпачок с Анаклузмоса.
Я рубанул, и тросы оборвались, как леска веревочного змея. Наша повозка накренилась вперед, но возница Бекендорфа ушел влево, и наши колесницы столкнулись бортами. Бекендорф вытащил меч и замахнулся на Аннабет, но я отбил его удар.
Приближался последний поворот. Мы проигрывали. Нужно было вывести колесницу Гефеста из строя, убрать ее с нашего пути, но мне приходилось одновременно защищать Аннабет. Бекендорф – хороший парень, но это вовсе не значит, что он упустит шанс отправить нас в госпиталь, если таковой ему выпадет.
Теперь мы поравнялись. Сзади нагоняла Кларисса, стараясь наверстать упущенное время.
– Увидимся, Перси! – проорал Бекендорф. – Держи подарок на прощанье!
И он зашвырнул в нашу повозку кожаный мешочек. Эта гадость тут же словно прилипла к полу, из нее повалил зеленый дым.
– Греческий огонь! – завопила Аннабет.
Я выругался: про действие греческого огня ходили легенды. Выходило, что у нас осталось секунд десять, а потом эта штука рванет.
– Избавься от него! – прокричала Аннабет, но я не мог этого сделать. Колесница Гефеста все еще была неподалеку – ребята хотели дождаться последней секунды, чтобы своими глазами посмотреть, как их «подарочек» разнесет нас вдребезги. Бекендорф продолжал меня атаковать. Если я отвлекусь, чтобы нагнуться, Аннабет ранят мечом, и мы разобьемся.
Я попытался отпихнуть мешочек ногой, но он прилип намертво.
И тут я вспомнил о часах.
Уж не знаю, как я сумел извернуться, но мне удалось ударить по кнопке секундомера. В ту же секунду часы начали изменяться. Они растянулись, металлический обод, вращаясь по спирали, начал расти, как затвор устаревшего фотоаппарата, кожаный ремешок оборачивался вокруг моего предплечья до тех пор, пока у меня в руках не оказался боевой щит четырех футов шириной, изнутри покрытый мягкой кожей, а снаружи – отполированной бронзой, с чеканным рисунком, рассматривать который мне было некогда.
Я понял только одно: Тайсон только что меня спас. Я поднял меч, и клинок Бекендорфа, звякнув об него, разлетелся на куски.
– Что? – закричал он. – Как…
Больше он ничего не успел добавить, потому что я сбил его с ног своим новым щитом, так что он вылетел из колесницы, приземлившись в мягкую грязь.
Я уже хотел было рубануть оставшегося возницу, когда Аннабет заорала: «Перси!»
Греческий огонь плевался искрами. Я подцепил мешочек кончиком клинка и, держа меч, как лопату, выбросил «подарочек». Зажигательная бомба передислоцировалась и упала в колесницу Гефеста, под ноги вознице. Тот взвизгнул.
И совершенно правильно использовал ту долю секунды, что у него осталась. Он ласточкой вылетел из повозки, а та накренилась и взорвалась зеленым пламенем. Металлических коней, по всей видимости, закоротило. Они развернулись и потащили пылающую колесницу обратно, прямо на Клариссу и братьев Стоуллов, так что тем пришлось срочно уходить в сторону, чтобы избежать столкновения.
Аннабет натянула вожжи, мы повернули в последний раз. Я вцепился в бортик, уверенный, что уж сейчас-то мы опрокинемся, но девочке удалось выровнять повозку. Аннабет подхлестнула лошадей, и мы пересекли финишную черту. Толпа взорвалась аплодисментами.
Как только колесница остановилась, нас окружили друзья. Они начали скандировать наши имена, но Аннабет завопила:
– Подождите! Послушайте! Чествовать нужно не только нас одних!
Толпа не желала успокаиваться, но Аннабет умудрилась перекричать всеобщий рев.
– У нас ничего бы не получилось, если бы нам кое-кто не помог! Мы не смогли бы ни выиграть эту гонку, ни добыть руно, ни спасти Гроувера, мы ничего бы не смогли! Нам много раз спасал жизнь Тайсон! Он…
– Мой брат! – сказал я так громко, чтобы слышали все. – Тайсон мой младший брат.
Тайсон залился румянцем. Толпа одобрительно заулюлюкала. Аннабет чмокнула меня в щеку. Народ завопил еще громче, но подумать об этом я не успел, потому что все дети Афины подняли нас на руки и потащили к помосту для победителей, где уже стоял Хирон, готовый вручать лавровые венки.
Глава двадцатаяВолшебная сила руна превосходит все ожидания
Это утро было одним из самых счастливых за все время моего пребывания в лагере. Что лишний раз доказывает невеселую истину: никогда не знаешь, когда твой мир разлетится на кусочки.
Гроувер объявил, что сможет провести с нами остаток лета, а потом снова отправится на поиски Пана. Его начальники из Совета козлоногих старейшин, узнав, что он не дал себя убить и расчистил путь для последующих искателей, остались под таким впечатлением, что даровали ему двухмесячный отпуск и новый набор тростниковых свирелей. Единственная плохая новость: Гроувер наяривал на этих свирелях весь день напролет, а его умение играть отнюдь не улучшилось. Он исполнял композицию «Уай. Эм. Си. Эй.»[19], и кустики клубники начали сходить с ума, их усики обвивались вокруг наших ног, как будто хотели задушить. Полагаю, я не мог их винить.
Гроувер сказал, что теперь, когда мы рядом, он может разорвать нашу мысленную связь, но я ответил, что предпочел бы оставить все как есть, если он, конечно, не против.
Сатир отложил свои дудочки и уставился на меня во все глаза.
– Но… если я попаду в беду, ты окажешься в опасности, Перси! Ты можешь умереть!
– Если ты снова попадешь в беду, я хочу об этом знать. Я снова приду тебе на помощь, супермен. Ни на что другое я не согласен.
Приятель покраснел, но в конце концов согласился не разрывать мысленную связь. И вновь над клубничными полями полилась «Уай. Эм. Си. Эй.»; не нужно было владеть телепатией, чтобы сообразить, что думают по этому поводу растения.
Позже, на занятии по стрельбе из лука, Хирон отвел меня в сторонку и рассказал, что утряс все проблемы с подготовительной школой Меривезер. С меня сняли обвинение в поджоге спортзала, и полиция меня больше не разыскивала.
– Как вам это удалось? – спросил я.
У Хирона появился хитрый блеск в глазах.
– Я просто предположил, что смертные в тот день видели что-то другое – взрыв отопительного котла, например, в котором ты, разумеется, не виноват.
– Вы просто сказали это и они купились?
– Я немного похимичил с волшебным туманом. Когда-нибудь, когда ты будешь готов, я и тебя научу, как это делается.
– Значит… я могу вернуться в Меривезер на будущий год?
Хирон поднял брови.
– О нет, они все равно тебя исключили. Ваш директор, мистер Бонсай, сказал, что у тебя… как же он выразился?.. нехорошая карма, которая нарушает образовательную ауру школы. Но зато ты снова в ладах с законом, и это очень порадовало твою маму. О, кстати, о твоей матери…
Он отстегнул от колчана чехол с мобильным телефоном и протянул мне.
– Давно пора ей позвонить.
Начало разговора в основном состояло из гневного монолога в духе: «Перси-Джексон-о-чем-ты-только-думал-ты-хоть-представляешь-как-я-волновалась-сбежал-в-лагерь-без-разрешения-отправляешься-на-опасные-поиски-и-пугаешь-меня-до-смерти».
Но наконец мама сделала паузу, чтобы перевести дыхание.
– Ну, ладно, не принимай это близко к сердцу. Я просто рада, что ты в безопасности.
Вот это мне ужасно нравится в моей маме. Она совершенно не умеет сердиться. Пытается, но по натуре она невероятно добрая.
– Прости, мама, – сказал я ей. – Больше я не буду тебя пугать.
– Не давай таких обещаний, Перси. Ты прекрасно знаешь: дальше будет только хуже.
Она попыталась произнести это как ни в чем не бывало, но я понял, что она уже заранее боится за меня.
Я хотел что-то сказать, как-то ее успокоить, но знал: она права. Я – полукровка и всегда буду совершать поступки, которые будут ее пугать. И чем старше я стану, тем страшнее будут опасности.
– Я мог бы приехать домой на какое-то время, – предложил я.
– Нет-нет. Оставайся в лагере. Занимайся. Делай то, что должен делать. Но ты же приедешь домой на будущий учебный год?
– Да, конечно. Эээ… если найдется школа, в которую меня примут.
– О, мы что-нибудь найдем, дорогой, – вздохнула моя мама. – Какое-нибудь место, где нас еще не знают…
Что же касается Тайсона, обитатели лагеря относились к нему как к герою. Я был бы рад, если бы он и дальше оставался моим соседом по домику, но вечером того же дня, когда мы сидели на песчаной дюне и смотрели на пролив Лонг-Айленд, он сообщил мне такое, к чему я оказался совершенно не готов.
– Вчера ночью мне приснился папочка, – сказал он. – Он хочет, чтобы я приехал.
Сначала я подумал, что он шутит, вот только шутить Тайсон не умел.
– Посейдон подал тебе весть во сне?
Тайсон кивнул:
– Хочет, чтобы я провел остаток лета под водой. Учился работать в кузницах циклопов. Он назвал это прак…
– Практикой?
– Да.
Я переваривал удивительную новость. Признаю, я чувствовал некоторую долю ревности. Меня Посейдон никогда не приглашал в подводное царство. Но потом я подумал… Тайсон уходит? Вот так просто?
– Когда ты уезжаешь? – спросил я.
– Сейчас.
– Сейчас? Вот прямо сию минуту?
– Да.
Я посмотрел на волны пролива Лонг-Айленд. Закат окрашивал воду красным.
– Я рад за тебя, здоровяк, – наконец сказал я. – Правда.
– Трудно покидать моего нового брата, – дрожащим голосом пожаловался малыш-циклоп. – Но я хочу делать разные вещи своими руками. Оружие для лагеря. Оно тебе понадобится.