В уголках глаза у него появились слезы.
Я вспомнил, что Гроувер, как все сатиры, умел читать человеческие чувства. Может, и циклопы обладают такой же способностью?
Тайсон сложил свои детали в промасленную тряпицу. Потом лег на койку и прижал узелок к груди, как дети прижимают к себе плюшевого мишку. Когда он отвернулся к стене, я увидел странные шрамы у него на спине, будто кто-то проехался по нему трактором. В тысячный раз я задумался над тем, кто мог так его искалечить.
— Папа всегда заботился обо м-м-мне. — Тайсон шмыгнул носом. — А теперь… мне кажется, что он сердится на меня… что я циклоп. Зря я родился.
— Не смей так говорить! Посейдон признал тебя, разве нет? Значит… он заботится о тебе… и еще как!
Голос мой задрожал и прервался, когда я подумал, что все эти годы Тайсон прожил на улицах Нью-Йорка в коробке из-под холодильника. Как он мог после этого думать, что Посейдон заботится о нем? Какой отец допустит, чтобы такое творилось с его ребенком, даже если этот ребенок — чудовище?
— Тайсон… Лагерь будет тебе хорошим домом. А остальные привыкнут. Обещаю.
Тайсон вздохнул. Я ждал, что он еще что-нибудь скажет. Потом понял — он уже спит.
Я лег на спину и попытался сомкнуть веки, но глаза не хотели закрываться. Я боялся, что мне может снова присниться Гроувер. Если это злополучное родство душ, эмпатическая связь — правда… то если что-нибудь случится с Гроувером… проснусь ли я вообще?
В окно светила полная луна. Издали доносился шум прибоя. Я ощущал нежное благоухание клубничных полей и слышал смех дриад, которые охотились в лесу на сов. Но что-то было не в порядке и в ночной тьме — болезнь Талии распространялась по всей долине.
Сможет ли Кларисса спасти Холм полукровок? Тут же я подумал, что у меня возникли бы серьезные трудности с получением почетного знака «Лучший в лагере» из рук Тантала.
Выбравшись из кровати, я быстренько оделся. Схватил пляжное одеяло и вытащил из-под койки упаковку с шестью бутылками колы. Употребление колы запрещалось правилами. Не позволялось вообще проносить внутрь закуски и напитки, купленные вне лагеря, но, если поговорить с нужным парнем из домика Гермеса и заплатить ему несколько золотых драхм, он тайком мог притаранить практически все из ближайшего магазина.
Выходить из домиков после объявления комендантского часа тоже запрещалось. Если б меня поймали, то я нарвался бы на крупные неприятности, либо меня сожрали бы гарпии. Но я хотел увидеть океан. Рядом с морем мне всегда становилось легко. И голова работала лучше. Я вышел из домика и направился к берегу.
Расстелив одеяло у полосы прибоя, я с характерным хлопком открыл банку колы. По какой-то причине сахар и кофеин всегда успокаивали мой перевозбужденный мозг. Я попытался придумать, что же сделать, чтобы спасти лагерь, но в голову ничего не приходило. Хотелось, чтобы Посейдон поговорил со мной, дал какой-нибудь совет.
Ясное небо было усыпано звездами. Одно за другим я отыскивал созвездия, которые показывала мне Аннабет, — Стрелец, Геракл, Северная Корона, и тут рядом раздался голос:
— Красиво, правда?
Я едва не поперхнулся газировкой.
Около меня стоял парень в спортивных нейлоновых шортах и футболке с надписью «Нью-йоркский марафон» — худощавый, подтянутый, черные волосы с проседью и хитрая улыбка. Он показался мне отдаленно знакомым, хотя я не мог понять откуда.
Первое, что мне пришло в голову, — этот малый решил пробежаться ночью по пляжу, сбился с пути и оказался на территории лагеря. По идее, это не должно было произойти. Обычные смертные не могли проникнуть в долину. Впрочем, поскольку волшебное дерево умирало, ему, вероятно, удалось как-то проскользнуть. Но почему посреди ночи? И вокруг нет ничего, кроме фермерских угодий и государственных заповедников. Откуда же взялся этот парень?
— Можно к тебе присоединиться? — спросил он. — Вот уж сколько веков не могу посидеть спокойно.
Теперь все стало на свои места… странный парень, явившийся глубокой ночью неизвестно откуда. Здравый смысл подсказывал: надо бежать, вопить, звать на помощь и так далее. Но незнакомец вел себя так дружелюбно, что я даже не испугался.
— Да, конечно, — сказал я.
— Твое гостеприимство вызывает доверие, — улыбнулся незваный гость. — А, я вижу кока-колу. Можно?
Сев на другой край одеяла, он со щелчком открыл банку и сделал глоток.
— Ах, какая благодать! Тишина и покой…
В кармане у него зазвонил сотовый.
Незнакомец вздохнул. Он вытащил свой телефон, и у меня глаза полезли на лоб, потому что тот был весь окутан голубоватым свечением. Когда он вытянул антенну, возле нее появились два существа — две извивающиеся зеленые змейки размером не больше дождевого червя.
Но мой странный гость словно бы не замечал их. Он взглянул на дисплей и чертыхнулся.
— Пришлось взять это с собой. Подожди секунду… — затем уже в трубку: — Алло?
Он молча слушал своего собеседника. Змейки так и вились возле антенны, у самого его уха.
— Да, — сказал незнакомец. — Слушай, я знаю, но… меня не волнует, что его приковали к скале и стервятники клюют его печень, если у него нет номера квитанции, мы не сможем установить, где находится посылка… Дар человечеству, великолепно… Ты знаешь, сколько таких даров мы доставляем… О, не обращай внимания. Слушай, просто свяжи его с Эрис из таможенной службы. Мне некогда. — Он отключил телефон. — Прошу прощения. Ночные экспресс-поставки, невероятный ажиотаж. Итак, я говорил…
— У вас змейки на телефоне.
— Что? О, они не кусаются. Скажите «здрассьте, Джордж и Марта».
«Здрассьте, Джордж и Марта», — передразнил скрипучий мужской голос у меня в голове.
«Не будь язвой», — сказал женский голос.
«Имею право, — возразил Джордж. — На самом деле всю работу делаю я».
— Опять пошло-поехало! — Темноволосый сунул телефон обратно в карман. — Итак, на чем мы остановились?.. А, да. Мир и покой.
Скрестив ноги, он посмотрел вверх, на звезды.
— А мне уже так давно хочется расслабиться. Но еще с того времени, когда только изобрели телеграф, — все бегом, бегом, бегом. У тебя есть любимое созвездие, Перси?
Меня все еще одолевало любопытство насчет тех двух зеленых змеек, которых незнакомец запихнул в карман, но я сказал:
— Ну, наверное, Геракл.
— Почему?
— Наверное, потому, что ему то везло, то не везло. Даже хуже, чем мне. От этой мысли становится как-то легче.
Мой собеседник хмыкнул.
— А не потому, что он был таким сильным и знаменитым, ну и…
— Нет.
— Ты занятный молодой человек. Ну и что теперь?
Я сразу понял, о чем он спрашивает, — что я собираюсь предпринять относительно золотого руна?
Не успел я ответить, как из кармана донесся приглушенный голос Марты:
«У меня Деметра на второй линии».
— Не сейчас, — ответил незнакомец. — Скажи ей, чтобы оставила сообщение.
«Ей это не понравится. Прошлый раз, когда вы не захотели с ней разговаривать, все растения в службе доставки цветов завяли».
— Просто скажи, что у меня деловая встреча! — Незнакомец закатил глаза. — Еще раз прошу прощения, Перси. Так ты говорил…
— А кто вы, собственно, такой?
— Неужели до сих пор не догадался? А с виду такой смышленый.
«Покажи ему! — взмолилась Марта. — Сколько месяцев я уже не принимала естественных размеров».
«Да не слушайте вы ее! — сказал Джордж. — Ей бы только себя показать!»
Темноволосый снова достал телефон.
«В натуральную величину, пожалуйста».
Телефон заблистал ослепительной голубизной. Он вытянулся, превратившись в трехфутовый деревянный посох с крылышками голубки наверху. Джордж и Марта, теперь по-настоящему большие зеленые змеи, сплелись посередине, обвивая его. Это был кадуцей — символ домика номер одиннадцать.
У меня перехватило дыхание. Я понял, кого напоминает мне этот незнакомец своими изменчивыми чертами, хитрым блеском в глазах…
— Вы отец Луки, — сказал я. — Гермес.
Бог поджал губы. Он воткнул кадуцей в песок, как ручку зонтика.
— «Отец Луки». Обычно я представляюсь людям не так. Бог воров, да. Бог посланцев и странников, если им нравится так думать о себе.
«Бог воровских проделок и краж», — вмешался Джордж.
«Не обращайте внимания на Джорджа. — Марта на мгновение высунула язычок. — Просто он обижается, что Гермес любит меня больше».
«А вот и нет!»
«А вот и да!»
— Да успокойтесь вы оба, — велел Гермес, — не то я снова превращу вас в сотовый телефон и заставлю вибрировать! Ты так и не ответил на мой вопрос, Перси. Намереваешься ли ты предпринять поиск?
— Мне… мне не дали на это разрешение.
— Да, я знаю. И это способно остановить тебя?
— Я действительно хочу отправиться в поиск. Я должен спасти Гроувера.
— Знал я когда-то одного мальчишку, — улыбнулся Гермес, — намного моложе тебя, кстати. Ребенок, можно сказать…
«Опять за старое, — проворчал Джордж. — Вот уж кто любит поговорить о себе…»
«Тихо! — прервала его Марта. — Снова захотелось виброзвонком на мобильник?»
Гермес не обратил внимания на их препирательства.
— Однажды ночью, когда мать этого мальчишки не уследила за ним, он тайком выбрался из их пещеры и украл часть стада, принадлежавшего Аполлону.
— И его разорвало на мелкие клочки? — спросил я.
— Хм… нет. На самом деле все отличным образом обошлось. Чтобы расплатиться за кражу, мальчишка подарил Аполлону инструмент собственного изобретения — лиру. Аполлона настолько очаровала эта музыка, что он совсем позабыл про свой гнев.
— И какова же мораль?
— Мораль? — переспросил Гермес. — Боже, да ты относишься к этому как к басне! Но это подлинная история. А разве в правде заключена какая-то мораль?
— Хм…
— Как насчет того, что красть не всегда плохо?
— Не думаю, чтобы моей маме такая мораль понравилась.
«Крысы — просто пальчики оближешь», — вновь прорезался Джордж.