Он поймал летучие кроссовки. Я превратил меч обратно в ручку. И все вместе мы поковыляли назад, к складу.
За стойкой в кафе мы нашли несколько полиэтиленовых пакетов, понадежней упаковали голову Медузы, водрузили ее на стол, за которым еще недавно ужинали, и молча уселись вокруг, слишком измотанные, чтобы о чем-то говорить.
Наконец я сказал:
– Значит, за этого монстра надо благодарить Афину?
Аннабет бросила на меня сердитый взгляд:
– Да нет, вообще-то твоего папочку. Ты разве не помнишь? Медуза была девушкой Посейдона. Они назначили свидание в храме моей матери. Вот почему Афина превратила ее в монстра. Медуза и две ее сестры, с помощью которых она проникла в храм, стали тремя горгонами. Поэтому меня Медуза хотела разорвать на кусочки, а из тебя сделать статую. Она все еще сохнет по твоему отцу. Наверное, ты ей его напомнил.
У меня загорелись щеки:
– Ах, значит, теперь это я виноват, что мы встретили Медузу?
Аннабет выпрямилась.
– «Просто сфотографируемся, Аннабет. Что здесь плохого?» – передразнила она меня, хотя вышло не очень похоже.
– Забей, – сказал я. – С тобой невозможно разговаривать.
– Ты невыносим.
– А ты…
– Эй! – вмешался Гроувер. – У меня из-за вас мигрень начинается, а у сатиров не бывает мигрени! Что будем делать с ее головой?
Я посмотрел на сверток. Из дыры в полиэтилене высунулась змейка. На пакете была напечатана надпись «БОЛЬШОЕ СПАСИБО!».
Меня распирало от злости. Я сердился не только на Аннабет и ее маму, но и на всех богов – за этот квест, за взрыв автобуса, за то, что, покинув лагерь, в первый же день мы были вынуждены выстоять в двух жутких схватках. Если так пойдет и дальше, нам ни за что не добраться до Лос-Анджелеса живыми, тем более до летнего солнцестояния.
Как там сказала Медуза?
«Не будь пешкой в игре олимпийцев, милый. Быть статуей куда лучше».
Я встал:
– Сейчас вернусь.
– Перси! – крикнула мне вслед Аннабет. – Что ты…
Потратив некоторое время на поиски, я наконец нашел кабинет Медузы. В ее бухгалтерской книге были записаны все продажи за последние полгода, все отправленные в Подземный мир товары, предназначенные для украшения сада Аида и Персефоны. На одном из счетов был указан адрес Подземного мира: «Студия звукозаписи DOA[18], Западный Голливуд, Калифорния». Я сложил счет и засунул его в карман.
В кассе обнаружилось двадцать долларов, несколько золотых драхм и пара упаковочных бланков ночной экспресс-доставки Гермеса, с небольшим кожаным кармашком для монет на каждом. Через пару минут я отыскал в кабинете коробку подходящего размера.
Вернувшись к столу, я упаковал голову Медузы и заполнил бланк:
Богам
Гора Олимп
600-й этаж
Эмпайр-стейт-билдинг
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
С наилучшими пожеланиями
ПЕРСИ ДЖЕКСОН
– Им это не понравится, – предупредил Гроувер. – Они решат, что ты нахал.
Я положил несколько золотых драхм в кармашек. Стоило мне его закрыть – раздался звук кассового аппарата. Посылка поднялась над столом и исчезла со звуком «хлоп!».
– А я и есть нахал, – сказал я и посмотрел на Аннабет, ожидая упрека.
Но я ошибся. Она, похоже, смирилась с тем фактом, что мой главный талант – действовать богам на нервы.
– Ладно, – пробормотала она. – Нам нужен новый план.
Глава двенадцатаяНам помогает пудель
Ночь выдалась не из лучших.
Мы устроились на ночлег в лесу, ярдах в ста от главной дороги, на болотистой поляне, где, судя по всему, устраивала гулянки местная молодежь. На земле валялись сплющенные банки из-под газировки и бумажные обертки.
Мы прихватили с собой еды и одеял из запасов тетушки Эм, но не решились развести костер, чтобы просушить вымокшую одежду. Нам хватило на сегодня веселых встреч с фуриями и Медузой, и привлекать внимание кого-то еще мы не хотели.
Спать мы решили по очереди. Я вызвался нести вахту первым.
Аннабет свернулась калачиком на одеялах и засопела, едва ее голова коснулась земли. Гроувер взлетел на крылатых кроссовках на нижнюю ветку дерева, прислонился спиной к стволу и поднял глаза к небу.
– Давай спи, – сказал я ему. – Если что-то случится, я тебя разбужу.
Он кивнул, но глаза не закрыл:
– Мне грустно, Перси.
– Почему? Жалеешь, что вписался в наш дурацкий квест?
– Нет. Вот от этого мне грустно. – Он указал на мусор. – И на небо смотреть грустно. Даже звезд не видно. Небо перестало быть чистым. Для сатиров сейчас ужасные времена.
– А, ну да. Логично, что ты «зеленый».
Он взглянул на меня:
– Людям нет дела до природы. Твои собратья засоряют мир так быстро… да, в общем, ладно. Что толку читать нотации человеку. Если все будет так продолжаться, я никогда не найду Пана.
– Пам?[19] Это масло такое?
– Пан! – возмущенно сказал он. – П-А-Н. Великий бог Пан! Зачем, думаешь, мне лицензия искателя?
На поляне поднялся странный ветер, на время отогнавший вонь мусора и перегноя. Он принес с собой запахи ягод, цветов и чистой дождевой воды – всего, чем когда-то наверняка был богат этот лес. И вдруг на меня нахлынула грусть по временам, которых я никогда не знал.
– Расскажи мне о поиске, – попросил я.
Гроувер опасливо посмотрел на меня, словно ожидая насмешки.
– Бог дикой природы исчез две тысячи лет назад, – сказал он. – Один моряк, проплывавший мимо Эфеса, слышал загадочный голос с берега: «Передай им, что великий бог Пан мертв!» Услышав об этом, люди поверили – и с тех пор они разоряют владения Пана. Но Пан был владыкой и примером для нас, сатиров. Он защищал нас и дикую природу. Мы отказываемся верить, что он мертв. Храбрейшие сатиры в каждом поколении посвящают свою жизнь поискам Пана. Они ищут по всей земле, в самых диких местах, надеясь отыскать его убежище и разбудить его.
– И ты хочешь стать таким искателем.
– Это мечта всей моей жизни, – ответил он. – Мой отец был искателем. И мой дядя Фердинанд… та статуя в саду…
– Да, точно, прости.
Гроувер покачал головой:
– Дядя Фердинанд знал, на что идет. И мой отец тоже. Но со мной будет иначе. Я стану первым искателем, который вернется живым.
– Погоди-ка… первым?
Гроувер достал из кармана свирель.
– Еще ни один искатель не вернулся назад. Они все ушли и исчезли. И никто больше не видел их живыми.
– И за две тысячи лет ни один не вернулся?
– Нет.
– А твой папа? Ты не знаешь, что с ним случилось?
– Нет.
– И ты все равно хочешь это сделать? – изумился я. – Ты и правда думаешь, что сумеешь найти Пана?
– Я должен в это верить, Перси. Каждый искатель верит. Только это не дает нам отчаяться при виде того, что люди сотворили с миром. Я должен верить, что Пан однажды проснется.
Я смотрел на рыжую дымку в небе и недоумевал, как Гроувер может мечтать о чем-то столь безнадежном. Хотя разве я сам лучше?
– Как нам попасть в Подземный мир? – спросил я. – Как нам тягаться с богом?
– Не знаю, – признался он. – Но пока ты был в кабинете Медузы, Аннабет мне сказала…
– Ах да, я и забыл. У Аннабет всегда есть план.
– Не будь к ней так строг, Перси. Ей нелегко пришлось, но она хороший человек. В конце концов, она простила меня… – он не договорил.
– Ты о чем? – спросил я. – За что простила?
Вдруг Гроуверу прямо-таки приспичило поиграть на свирели.
– Постой-ка, – прервал его я. – Первый раз ты был хранителем пять лет назад. Аннабет провела в лагере пять лет. Неужто она… и твое первое задание, которое закончилось трагически…
– Я не могу об этом говорить, – перебил меня Гроувер, и по тому, как дрожала его нижняя губа, я понял, что он готов заплакать. – Но там, у Медузы, мы с Аннабет решили, что этот квест какой-то странный. Что-то здесь не так.
– Ну еще бы. Меня обвинили в краже жезла, который спер Аид.
– Я не об этом, – сказал Гроувер. – Фур… то есть Милостивые были просто препятствием. Как и миссис Доддз в Академии Йэнси… Почему она так долго ждала и не нападала на тебя? И в автобусе они были не такими агрессивными, как могли быть.
– Мне они показались очень даже агрессивными.
Гроувер покачал головой:
– Они всё спрашивали: «Где это? Где?»
– Они искали меня, – напомнил я.
– Возможно… но мы с Аннабет думаем, что они искали не человека. Они кричали: «Где это?» Как будто о предмете.
– Чушь какая-то.
– Знаю. Но если мы чего-то не понимаем в этом квесте, а на поиск великой молнии остается всего девять дней… – Он посмотрел на меня так, будто ждал ответов, которых у меня не было.
Я подумал о словах Медузы: боги используют меня. Похоже, впереди меня ждало кое-что похуже обращения в камень.
– Я не был честен с тобой, – сказал я Гроуверу. – Мне плевать на великую молнию. Я согласился отправиться в Подземный мир, только чтобы вернуть маму.
Гроувер тихонько наиграл пару нот на свирели.
– Я знаю, Перси. Но ты уверен, что причина только в этом?
– Помогать отцу я не собираюсь. Ему нет дела до меня – а мне до него.
Гроувер посмотрел на меня с дерева:
– Слушай, Перси, я, конечно, не такой умный, как Аннабет. И не такой храбрый, как ты. Но я неплохо распознаю эмоции. Ты рад, что твой папа жив. Тебе приятно, что он признал тебя, и в душе тебе хочется сделать так, чтобы он тобой гордился. Поэтому ты отправил голову Медузы на Олимп. Ты хотел, чтобы он знал, что ты сделал.
– Да ладно? Может, у сатиров эмоции не такие, как у людей? Потому что ты ошибся. Плевать мне, что он думает.
Гроувер подтянул ноги на ветку:
– Хорошо, Перси. Как скажешь.
– К тому же пока мне нечем хвастаться. Не успели мы выехать из Нью-Йорка, как застряли здесь без денег и без транспорта.