Я сообразил, что не успел достать меч. Руки у меня онемели. Я был в десяти футах от кровавой морды Химеры и понимал, что стоит мне сдвинуться с места – и чудовище нападет.
Женщина-змея зашипела – видимо, это был смех.
– Тебе оказана честь, Перси Джексон. Владыка Зевс редко позволяет мне испытать героя в схватке с одним из моих отпрысков. Ибо я Мать чудовищ – ужасная Ехидна!
Я уставился на нее и ляпнул:
– Это разве не муравьед?
Она взвыла, ее чешуйчатое лицо от ярости пошло буро-зелеными пятнами.
– Ненавижу, когда так говорят! Проклятая Австралия! Назвать это дурацкое животное моим именем! За это, Перси Джексон, мой сын тебя уничтожит!
Химера бросилась на меня, скрежеща львиными зубами. Я успел отпрыгнуть в сторону и уклониться от укуса.
Теперь я оказался рядом с семьей и работником парка, которые с воплями пытались открыть двери эвакуационного выхода.
Я не мог допустить, чтобы они пострадали. Выхватив меч, я отбежал в противоположный конец площадки и крикнул:
– Эй, чихуахуа!
Химера развернулась гораздо быстрее, чем я ожидал.
Я не успел взмахнуть мечом, а она уже открыла пасть, из которой разило как из самой большой на свете ямы для барбекю, и выпустила струю огня прямо на меня.
Я прыгнул сквозь огонь. Ковер загорелся; жар был такой силы, что чуть не спалил мне брови.
Там, где мгновение назад стоял я, теперь зияла неровная дыра в стене арки с дымящимся оплавленным металлом по краям.
Отлично, подумал я. Подпалили национальный монумент.
Анаклузмос уже стал в моих руках сверкающим бронзовым клинком, и когда Химера повернулась, я ударил по ее шее.
Это была роковая ошибка. Высекая искры, меч отскочил от ошейника, не причинив твари вреда. Я попытался поймать равновесие, но так сосредоточился на том, чтобы не попасть под огненную атаку, что и думать забыл о змеином хвосте, пока он не обвился вокруг моей ноги и не вонзил в нее свои клыки.
Мне показалось, будто всю мою ногу обожгло пламя. Я пытался воткнуть Анаклузмос в пасть Химеры, но она обмотала мои лодыжки змеиным хвостом и дернула, сбив меня с ног. Меч выскочил у меня из рук, упал в дыру в стене и полетел вниз, прямо в Миссисипи.
Я сумел подняться, но уже знал, что проиграл. Я был безоружен. К моему сердцу подбирался смертельный яд. Мне вспомнились слова Хирона о том, что Анаклузмос всегда вернется ко мне, но ручки в кармане не оказалось. Может, меч улетел слишком далеко. А может, он возвращался, только если его потеряешь в форме ручки. Я этого не знал и, судя по всему, уже не узнаю никогда.
Я попятился к дыре. Химера приближалась: она рычала, из ее пасти сочился дым. Женщина-змея Ехидна усмехнулась:
– Герои пошли не те, да, сын?
Монстр зарычал. Теперь, когда он победил, он не спешил меня убивать.
Я взглянул на работника парка и семью посетителей. Мальчик прятался за папой. Я должен был защитить этих людей. Нельзя было просто… умереть. Я пытался думать, но у меня горело все тело. Голова кружилась. Да и меча у меня не было. Я стоял перед огромным огнедышащим монстром и его матерью. И мне было страшно.
Отступать было некуда, и я шагнул на край дыры. Далеко-далеко внизу блестела река.
Если я умру, уйдут ли монстры? Оставят ли они в покое людей?
– Если ты сын Посейдона, – прошипела Ехидна, – тебе нечего бояться воды. Прыгай, Перси Джексон. Покажи мне, что вода не причинит тебе вреда. Прыгай и найди свой меч. Докажи, что ты сын бога.
Да, верно, подумал я. Где-то я читал, что прыгать в воду с высоты нескольких этажей – все равно что прыгать на асфальт. Упав отсюда, я расшибусь в лепешку.
– В тебе нет веры, – сказала Ехидна. – Ты не доверяешь богам. Я не могу тебя упрекнуть, трусишка. Лучше умри сейчас. Боги не заслуживают доверия. Яд уже в твоем сердце.
Она была права: я умирал. Я чувствовал, как замедляется дыхание. Никому не под силу меня спасти: даже богам.
Я попятился и посмотрел вниз, на воду. Мне вспомнилось тепло отцовской улыбки из детства. Наверное, он видел меня. Наверное, навещал, когда я еще был в колыбели.
Я вспомнил крутящийся зеленый трезубец, который появился у меня над головой в ночь захвата флага – тогда Посейдон признал меня своим сыном.
Но подо мной было не море. Это была Миссисипи, самое сердце США. Морского бога здесь не было.
– Умри, неверующий! – гаркнула Ехидна, и Химера выпустила струю огня прямо мне в лицо.
– Отец, помоги мне! – взмолился я.
Я повернулся и прыгнул. Одежда на мне горела, по венам бежал яд, а я летел вниз – к реке.
Глава четырнадцатаяЯ становлюсь известным беглецом
Хотелось бы мне сказать, что в полете на меня снизошло озарение, что я примирился с собственной смертностью, рассмеялся в лицо гибели и тому подобное.
А если честно – единственной моей мыслью было «Аааааааааааа!».
Река надвигалась со скоростью грузовика. Ветром у меня из легких вышибло весь воздух. Мелькали шпили, небоскребы и мосты.
А потом бааа-бах!
Все вокруг заполонили пузырьки. Я погружался в мутную воду, уверенный, что навсегда останусь на дне, погребенный под ста футами ила.
Но удар о воду оказался вовсе не таким болезненным, как я думал. Теперь я медленно уходил вниз, а пузырьки щекотали мне пальцы. Без единого звука я опустился на дно. Огромный сом, размером с моего отчима, сорвался с места и исчез в темноте. Вокруг меня клубился ил и кружил разный мерзкий мусор: пивные бутылки, старые ботинки, полиэтиленовые пакеты.
Сейчас я понимал несколько вещей. Во-первых, в лепешку я не разбился. При этом меня и не поджарили. И даже яд Химеры не кипел больше у меня в венах. Я был жив, а это уже хорошо.
Во-вторых, я не вымок. Нет, холод воды я чувствовал. И видел, что пламя на моей одежде потушено. Но коснувшись футболки, я понял, что она совершенно сухая.
Я присмотрелся к проплывающему мимо мусору и схватил старую зажигалку.
Да ладно, подумал я.
Я щелкнул зажигалкой. Сверкнула искра. Появился крохотный язычок пламени – да-да, на самом дне Миссисипи!
Я выхватил из течения промокшую обертку от гамбургера – и она тут же стала абсолютно сухой. Зажечь ее оказалось проще простого. Стоило мне ее отпустить – и огонь потух. Передо мной снова была скользкая мокрая бумажка. Странно.
Последним пришло осознание самого невероятного: я дышал. Я находился под водой – и при этом нормально дышал.
Я встал – и тут же глубоко провалился в ил. Ноги у меня подкашивались. Руки дрожали. Я должен был погибнуть. И то, что этого не произошло, было… хм, наверное, чудом. Мне показалось, что я слышу женский голос, немного похожий на мамин: «Перси, что надо сказать?»
– Э-э… спасибо. – Под водой мой голос звучал будто в записи и казался куда более взрослым. – Спасибо… отец.
Ответа не было. Только мусор, подхваченный течением, уносился в темноту, скользил в воде гигантский сом, и наверху, на поверхности реки, сверкали закатные отблески, окрашивая все вокруг в цвет жженого сахара.
Почему Посейдон меня спас? Чем больше я об этом думал, тем больше меня мучил стыд. Да, несколько раз мне повезло. Но против такой твари, как Химера, у меня не было никаких шансов. Бедные люди на смотровой площадке наверняка сгорели. Я не смог защитить их. Не был я никаким героем. Может, мне лучше и вовсе остаться здесь и стать придонной рыбой вроде этого сома.
Плюх-плюх-плюх – прошлепало у меня над головой гребное колесо речного трамвайчика, разгоняя ил.
И совсем рядом я увидел свой меч: сверкающая бронзовая рукоять торчала из грязи.
Женский голос заговорил снова: «Перси, возьми меч. Твой отец верит в тебя». На этот раз я был уверен, что голос настоящий. Мне не послышалось. Казалось, он шел отовсюду, распространяясь по воде, как ультразвук дельфинов.
– Где ты? – крикнул я.
И тут сквозь мутную воду я разглядел ее – прозрачную женщину, призрак в течении, парящий прямо над мечом. Течение колыхало ее длинные волосы, а едва различимые глаза женщины были зелеными, как мои.
У меня к горлу подступил комок.
– Мама? – позвал я.
«Нет, дитя, я только вестница, хотя судьба твоей матери не так безнадежна, как тебе кажется. Отправляйся на побережье Санта-Моники».
– Что?
«Такова воля твоего отца. Прежде чем сойти в Подземный мир, ты должен отправиться в Санта-Монику. Прошу, Перси, я не могу долго здесь оставаться. Река слишком грязная».
– Но… – Я был уверен, что передо мной мама или ее призрак. – Кто… как ты… – У меня было столько вопросов, что слова застревали в горле.
«Мне пора, храбрец, – сказала женщина. Она протянула руку, и я почувствовал, как течение ласково коснулось моего лица. – Ты должен отправиться в Санта-Монику! И, Перси, не доверяй дарам…» – Ее голос стих.
– Дарам? – переспросил я. – Каким дарам? Подожди.
Она попыталась заговорить снова, но я ничего не услышал. Ее образ начал таять. Если это и была мама, я снова ее потерял.
Мне хотелось утопиться. Была только одна проблема: утопиться я не мог.
Она сказала: «Твой отец верит в тебя».
И назвала меня храбрым… хотя, может, она к сому обращалась.
Я подобрался к Анаклузмосу и схватился за рукоять. Возможно, Химера и ее толстая мамаша-змея все еще наверху, ждут подходящего момента, чтобы меня прикончить. Во всяком случае, скоро должна явиться полиция смертных, чтобы выяснить, кто взорвал арку. Если они найдут меня, у них возникнут ко мне вопросы.
Я вернул колпачок на место и засунул меч, снова превратившийся в ручку, в карман.
– Спасибо, отец, – повторил я, обращаясь к темной воде.
А потом оттолкнулся от илистого дна и поплыл наверх.
Я выбрался на берег рядом с плавучим «Макдоналдсом».
В квартале отсюда все машины экстренных служб, какие только были в Сент-Луисе, съезжались к арке. В небе кружили полицейские вертолеты. Зевак собралось не меньше чем людей на Таймс-сквер в канун Нового года.