Мы приютились в углу на каких-то заплесневелых мешках с кормом, стараясь не обращать внимания на вонь, жару и мух. Гроувер попытался, мекая, поговорить с животными, но они в ответ лишь грустно смотрели на него. Аннабет предложила поскорее открыть клетки и освободить их, но я сказал, что от этого будет мало толку, пока грузовик движется. К тому же что-то мне подсказывало, что льву мы можем понравиться куда больше репы.
Я нашел бутылку с водой и наполнил миски зверей, а потом с помощью Анаклузмозса вытащил из клеток перепутанные продукты. Льву я отдал фарш, а зебре и антилопе – репу.
Гроувер успокаивал антилопу, пока Аннабет ножом срезала с ее рога шарик. Она хотела вытащить жвачку из гривы зебры, но мы решили, что это слишком опасно, учитывая тряску. Попросив Гроувера передать животным, что еще чем-нибудь поможем им утром, мы устроились на ночь.
Гроувер свернулся калачиком на мешке репы; Аннабет открыла пачку «Орео» с двойной начинкой и принялась равнодушно грызть печенье; а я пытался утешить себя тем, что мы уже на полпути в Лос-Анджелес. На полпути к нашей цели. Сейчас только четырнадцатое июня. Солнцестояние наступит лишь двадцать первого. У нас полно времени.
Правда, я не представлял, что нас ждет дальше. Боги все время играли со мной. Гефесту по крайней мере хватило порядочности сделать это в открытую: установить камеры и устроить шоу со мной в главной роли. Но даже без камер мне казалось, что за моим квестом наблюдают. Я был для богов развлечением.
– Эй, Перси, – позвала меня Аннабет. – Прости за то, что я устроила в аквапарке.
– Все в порядке.
– Просто… – Она вздрогнула. – Пауки.
– Это из-за того, что случилось с Арахной, – догадался я. – Ее превратили в паука, потому что она осмелилась состязаться с твоей мамой в ткачестве, да?
Аннабет кивнула:
– С тех пор дети Арахны мстят детям Афины. Если в миле от меня есть паук, он меня отыщет. Ненавижу этих жутких тварей. В общем, за мной должок.
– Мы же команда, помнишь? – сказал я. – Да и наш летун Гроувер помог.
Я думал, он спит, но из угла раздалось:
– Я был крут, скажите?
Мы с Аннабет засмеялись.
Она разделила печенье и протянула мне половинку:
– А по почте Ириды… Лука правда ничего не сказал?
Я жевал печенье, не зная, что ответить. Разговор через радугу весь вечер не давал мне покоя.
– Лука сказал, что вы с ним давно знакомы. И что на этот раз у Гроувера все получится. Никто не превратится в сосну.
В тусклом свечении бронзового клинка было трудно разглядеть их лица.
Гроувер печально заблеял:
– Я должен был рассказать тебе правду с самого начала. – У него дрожал голос. – Но я боялся, что если ты узнаешь, какой я неудачник, то не возьмешь меня с собой.
– Ты и есть тот сатир, который пытался спасти Талию, дочь Зевса?
Он мрачно кивнул.
– А два других полукровки, друзья Талии, которые добрались до лагеря живыми… – я посмотрел на Аннабет. – Это были вы с Лукой, да?
Она положила нетронутое печенье:
– Как ты и говорил, Перси, полукровка семи лет в одиночку не сможет уйти далеко. Афина направила меня к тем, кто мне поможет. Талии было двенадцать. Луке – четырнадцать. Они оба сбежали из дома, как и я. И с радостью приняли меня. Они умели… отлично сражаться с монстрами, хотя их никто не тренировал. Когда Гроувер нашел нас, мы уже двигались из Вирджинии на север без особого плана, отбиваясь от монстров.
– Я должен был привести Талию в лагерь, – сказал Гроувер, шмыгая носом. – Только Талию. Хирон строго-настрого приказал не ввязываться ни во что, что может нас задержать. Мы знали, что Аид охотится за ней, но я просто не мог бросить Луку и Аннабет на произвол судьбы. Я думал… думал, что смогу довести их всех. Это из-за меня Милостивые нас догнали. Я испугался. На обратном пути мне стало так страшно, что я несколько раз свернул не туда. Если бы я был расторопнее…
– Перестань, – прервала его Аннабет. – Никто не думает, что ты виноват. И Талия не стала бы.
– Она пожертвовала собой ради нас, – несчастным голосом проговорил он. – Ее смерть на моей совести. На совете козлоногих старейшин тоже так сказали.
– Потому что ты не бросил двух полукровок умирать? – спросил я. – Это несправедливо.
– Перси прав, – согласилась Аннабет. – Если бы не ты, меня бы здесь не было, Гроувер. И Лука бы погиб. Не имеет значения, что говорят старейшины.
Гроувер по-прежнему шмыгал носом в темноте:
– Мне просто повезло. Самый жалкий сатир на свете – и именно мне выпало найти самых сильных полукровок этого столетия, Талию и Перси.
– Ты не жалкий, – настаивала Аннабет. – Ты самый смелый сатир, которого я знаю. Кто еще рискнул бы отправиться в Подземный мир? Уверена, Перси очень рад, что ты сейчас с нами. – Она дала мне тычка.
– Да, – сказал я, хотя для этого меня вовсе не обязательно было бить. – Ты нашел меня и Талию не случайно, Гроувер, везение тут ни при чем. Ты сатир с самым добрым сердцем на свете. И прирожденный искатель. И поэтому именно ты найдешь Пана.
Раздался глубокий довольный вздох. Я ждал, что Гроувер что-нибудь ответит, но его дыхание становилось все ровнее. Услышав храп, я понял, что он уснул.
– Как у него это получается? – изумился я.
– Не знаю, – сказала Аннабет. – Но ты молодец, что утешил его.
– Я не врал, я и правда так думаю.
Некоторое время мы ехали молча, трясясь на мешках с кормом. Зебра жевала репу. Лев слизнул с губ остатки фарша и с надеждой посмотрел на меня.
Аннабет теребила ожерелье, словно обдумывала новую стратегию.
– Та бусина с сосной, – сказал я. – Ты получила ее в первый год?
Она посмотрела на ожерелье. Видимо, ее рука потянулась к нему непроизвольно.
– Да, – кивнула она. – Каждый август старосты решают, какое событие за лето считать самым важным, и рисуют его на бусинах. У меня есть сосна Талии, горящая греческая трирема, кентавр в выпускном платье… да уж, то лето было странным…
– А перстень из колледжа принадлежал твоему отцу?
– Это не твое… – Она осеклась. – Да. Да, ему.
– Тебе необязательно рассказывать.
– Нет… я расскажу. – Аннабет судорожно вздохнула. – Папа прислал мне его в письме два лета назад. Это главный подарок, который сделала ему Афина. Он бы не получил докторскую степень в Гарварде без нее… Это долгая история. В общем, он сказал, что дарит мне его. Извинился за то, что вел себя как скотина, сказал, что любит меня и скучает. Просил, чтобы я вернулась домой и жила с ним.
– Звучит неплохо.
– Ну да… проблема в том, что я ему поверила. И поехала домой, но моя мачеха ни капельки не изменилась. Она боялась, что ее дети окажутся в опасности, если будут жить рядом с ненормальной девчонкой. На меня напали монстры. Мы поругались. Монстры напали снова. Мы снова поругались. Я даже не стала дожидаться конца зимних каникул. Позвонила Хирону и сразу вернулась в Лагерь полукровок.
– Не хочешь как-нибудь снова попробовать пожить с отцом?
Она не смотрела на меня.
– С чего бы? Я себе не враг.
– Ты не должна сдаваться, – сказал я. – Может, напишешь ему письмо?
– Спасибо за совет, – холодно ответила она, – но мой отец сделал выбор, он решил, с кем хочет жить.
Еще несколько миль мы проехали в тишине.
– А если боги перессорятся, все будет так, как во времена Троянской войны? – спросил я. – Афина с Посейдоном станут врагами?
Она положила голову на рюкзак, который дал нам Арес, и закрыла глаза:
– Я не знаю, как поступит мама. Знаю только, что буду сражаться вместе с тобой.
– Почему?
– Потому что ты мой друг, Рыбьи мозги. Есть еще глупые вопросы?
На это мне нечего было ответить. К счастью, мне и не пришлось. Аннабет уснула.
Мне было трудно последовать ее примеру, потому что Гроувер храпел, а белый лев смотрел на меня голодными глазами, но в конце концов и я сомкнул веки.
Подобные кошмары снились мне миллион раз: меня заставляли пройти стандартный тест в смирительной рубашке. Остальные ученики уже отправились на перемену, и учитель все время повторял: «Давай, Перси. Ты же не дурак. Возьми карандаш».
Но вдруг события стали развиваться не так, как обычно.
Я повернул голову к соседней парте: за ней сидела девочка, тоже в смирительной рубашке. Это была девчонка моего возраста с непослушными черными волосами, растрепанными как у панка. Ее сверкающие зеленые глаза были подведены черным, а нос усыпан веснушками. Откуда-то я знал, кто она. Это была Талия, дочь Зевса.
Она попыталась выпутаться из смирительной рубашки, а потом свирепо взглянула на меня и рявкнула: «Ну, Рыбьи мозги?! Один из нас должен выбраться отсюда».
Она права, подумал я во сне. Я вернусь в ту пещеру. И выскажу Аиду все, что думаю.
Смирительная рубашка растаяла на мне, и я провалился сквозь пол классной комнаты. Голос учителя начал изменяться и в конце концов зазвучал холодно и зло, отдаваясь эхом в глубинах колодца.
«Перси Джексон, – сказал он. – Значит, обмен прошел успешно».
Я снова оказался в пещере, вокруг меня опять закружились души умерших. Невидимое чудовище из расселины снова заговорило, но на этот раз оно обращалось не ко мне. Сила его голоса, вводящая в оцепенение, казалось, была направлена на кого-то другого.
«И он ничего не заподозрил?» – спросил голос.
Другой голос, очень знакомый, ответил из-за моего плеча:
«Нет, повелитель. Он ничего не знает, как и остальные».
Я оглянулся, но там никого не было. Говорящий был невидимым.
«Обман на обмане, – проговорило чудовище из глубины. – Отлично».
«Так и есть, повелитель, – сказал голос из-за плеча. – Вас не зря называют Хитроумным. Но было ли это необходимо? Я сам мог бы принести вам то, что украл…»
«Ты?! – с презрением воскликнуло чудовище. – Ты уже показал свою никчемность. Если бы я не вмешался, ты бы все провалил».