— Время от времени, через века, Кронос проявляет признаки жизни. — Посейдон сокрушенно покачал головой. — Он вторгается в кошмары людей и навевает им злые мысли. Он пробуждает неутомимых монстров из глубин. Но совсем другое — предположить, что он может восстать из ямы.
— Но именно это он намерен сделать, отец. Так он сказал.
— Повелитель Зевс положил конец спорам по этому поводу, — сказал Посейдон после долгого молчания. — Он не позволяет даже говорить о Кроносе. Ты завершил свой поиск, дитя мое. Это все, что от тебя требовалось.
— Но… — Я оборвал сам себя. Спорить все равно без толку. Скорей всего, это лишь разгневает единственного бога, который был на моей стороне. — Как… как пожелаете, отец.
Слабая улыбка заиграла на губах Посейдона.
— Послушание дается тебе нелегко, правда?
— Да… сэр.
— Полагаю, в этом доля и моей вины. Море не любит сдержанности. — Он поднялся во весь свой рост и взял трезубец. Затем мерцание окутало его, и он превратился в обычного человека, стоявшего прямо напротив меня. — Ты должен идти, дитя мое. Но прежде знай, что твоя мать вернулась.
— Мама? — Я ошеломленно уставился на него.
— Она дома. Аид отослал ее, когда ты вернул его шлем. Даже повелитель мертвых платит долги.
Сердце мое гулко заколотилось в груди. Я просто не мог поверить.
— А вы… может быть?..
Я хотел спросить, не пойдет ли Посейдон со мной, чтобы повидаться с нею, но потом понял, что это было бы нелепо. Достаточно было представить, как я усаживаю бога морей в такси и везу его в Верхний Ист-Сайд. Если бы все эти годы он хотел взглянуть на маму, он бы это сделал. К тому же надо было подумать о Вонючке Гейбе.
Во взгляде Посейдона появилась легкая грусть.
— Когда вернешься домой, Перси, ты должен сделать важный выбор. В комнате у тебя лежит сверток.
— Сверток?
— Сам поймешь, когда увидишь. Никто не может выбрать за тебя твой путь, Перси. Ты должен решить сам.
Я кивнул, хотя не понимал, что он имеет в виду.
— Среди прочих женщин твоя мать — королева, — мечтательно произнес Посейдон. — За тысячи лет я впервые встретил такую смертную женщину. И все же… мне жаль, что ты появился на свет. Я навлек на тебя судьбу героя, а герой никогда не бывает счастлив. Его жизнь всегда заканчивается трагически.
Я постарался не показать, что задет его словами. Передо мной стоял мой собственный отец, который говорил, что жалеет о моем рождении.
— Не стоит беспокоиться, отец.
— Возможно, пока еще нет. Пока нет, — произнес он. — Но это была непростительная ошибка с моей стороны.
— Стало быть, я ухожу. — Я неуклюже поклонился. — Я… я не буду вас больше беспокоить.
Я успел спуститься на пять ступеней, когда Посейдон окликнул меня.
— Персей!
Я обернулся. Теперь глаза его горели иным светом — чем-то вроде пылкой гордости.
— Ты поступил хорошо и справился со всем как должно, Персей. Пойми меня правильно. Что бы ты ни делал в дальнейшем, знай, что ты — мой. Ты истинный сын бога морей!
Когда я шел обратно через город богов, разговоры прекратились. Музы приостановили концерт. Люди, сатиры и наяды, все как один, повернулись ко мне, лица их выражали уважение и благодарность, и, когда я проходил мимо, они преклоняли колени, словно я и вправду был какой-нибудь герой.
Через четверть часа, все еще пребывая в трансе, я вновь оказался на улицах Манхэттена.
Я поймал такси, которое довезло меня до дома матери, позвонил в дверь, и она открыла мне — моя прекрасная мама, пахнущая перечной мятой и лакрицей. Усталость и тревога исчезли с ее лица, как только она увидела меня.
— Перси! Боже! Мой мальчик!
Она тормошила меня, не давая перевести дух. Мы стояли в коридоре, мама плакала и, не переставая, ерошила мне волосы.
Признаюсь, мой взгляд тоже слегка затуманился. Я весь дрожал, испытывая невероятное облегчение при виде нее.
Мама рассказала, как утром появилась в квартире, до полусмерти перепугав Гейба. Она ничего не помнила с той минуты, когда Минотавр схватил ее, и не могла поверить, когда Гейб стал рассказывать, что меня разыскивают как преступника, разъезжающего по стране и взрывающего объекты национального достояния. Весь день она была вне себя от волнения, потому что не слышала новостей. Гейб вынудил маму пойти на работу, сказав, что ей надо возместить месячное жалованье и лучше, если она начнет прямо сейчас.
Подавив гнев, я рассказал ей свою историю. Я постарался, чтобы она звучала не такой пугающей, какой была на самом деле, но это далось мне непросто. Я как раз начал рассказывать о схватке с Аресом, когда в гостиной раздался голос Гейба.
— Эй, Салли! Ну, как там, мясная запеканка готова?
Мама зажмурила глаза.
— Он вряд ли обрадуется тебе, Перси. В магазин сегодня миллион раз звонили из Лос-Анджелеса… что-то насчет бесплатных поставок электроники.
— Ах да. Это…
— Только не зли его еще больше, ладно? — Мама заставила себя слабо улыбнуться. — Ну, ступай.
За месяц моего отсутствия квартира полностью превратилась в среду обитания Вонючки Гейба. Слой мусора на ковре доходил мне до лодыжек. Диван был завален пивными банками. С абажура свисали грязные носки и нижнее белье.
Гейб и трое его дружков-головорезов, сидя за столом, играли в покер.
Когда Гейб увидел меня, сигара выпала у него изо рта. Лицо его стало краснее помидора.
— Так ты еще осмелился сюда заявиться, шпаненок! Я думал, что полиция…
— В конце концов выяснилось, что он никакой не беглец, — вмешалась мама. — Разве это не замечательно, Гейб?
Гейб переводил взгляд с матери на меня. Мое возвращение явно не казалось ему замечательным.
— Мало того, что мне пришлось вернуть твою страховку, Салли, — прорычал он. — Дай-ка мне телефон. Я позвоню копам.
— Нет, Гейб!
— Что ты сказала? Нет? — Он поднял брови. — Думаешь, я пущу эту шпану обратно? Я еще подам на него в суд за то, что он разбил мой «камаро».
— Но…
Гейб занес руку, мать вздрогнула и отступила.
Впервые я кое-что понял. Гейб избивал мою мать. Не знаю, когда и как. Но теперь я был в этом уверен. Может, это длилось годами, когда меня не было поблизости.
В груди у меня закипел гнев. Я подошел к Гейбу, инстинктивно достав из кармана ручку.
Он только рассмеялся.
— Что, хочешь расписаться на мне, дрянь уличная? Только дотронься, и уже не вылезешь из тюрьмы, понял?
— Эй, Гейб, — вмешался его дружок Эдди. — Это всего лишь пацан.
Гейб возмущенно посмотрел на него и передразнил фальцетом:
— Всего лишь пацан.
Его дружки расхохотались, как придурки.
— Давай по-хорошему, гаденыш. — Гейб оскалил свои прокуренные зубы. — Даю тебе пять минут собрать свое барахло — и выметайся. Потом я позвоню в полицию.
— Гейб! — взмолилась мама.
— Он сбежал, — ответил Гейб. — Пусть и остается в бегах.
У меня руки чесались снять колпачок с Анаклузмоса, но, даже сделай я это, лезвие не причинило бы ущерб человеку. Даже такой подонок, как Гейб, все же считался человеком.
— Пожалуйста, Перси. — Мать взяла меня за руку. — Пошли. Пошли к тебе в комнату.
Я позволил ей увести себя, руки мои все еще дрожали от ярости.
Моя комната была забита отбросами, которые натащил сюда Гейб. Тут валялись использованные автомобильные аккумуляторы, какие-то провода, железки и увядший букет цветов с карточкой, который в знак сочувствия прислал ему кто-то из видевших его интервью с Барбарой Уолтерс.
— Гейб просто расстроен, милый, — сказала мне мама. — Я поговорю с ним позже. Уверена, что все уладится.
— Мам, уладить ничего не удастся. По крайней мере, пока Гейб здесь.
Она нервно заломила руки.
— Я могу… Я буду брать тебя с собой на работу до конца лета. Осенью, может быть, удастся устроиться еще в какую-нибудь школу-интернат…
— Мам…
— Я пытаюсь, Перси. — Она опустила глаза. — Просто мне… нужно некоторое время.
На моей кровати появился сверток. По крайней мере, я мог поклясться, что минутой раньше он тут не лежал.
Это была помятая картонная коробка размером примерно с баскетбольный мяч. Адрес на почтовой табличке был написан моей рукой.
Богам
Гора Олимп
600-й этаж Эмпайр-стейт-билдинг
Нью-Йорк с наилучшими пожеланиями от Перси Джексона
На крышке черным маркером, уверенным и четким мужским почерком, значился адрес нашей квартиры и слова: «ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ».
Вдруг я понял, о чем Посейдон говорил мне на Олимпе.
Коробка. Решение.
«Что бы ты ни сделал в дальнейшем, знай, что ты — мой. Ты истинный сын бога морей».
Я посмотрел на мать.
— Мам, ты хочешь, чтобы Гейб ушел?
— Перси, это не так просто, я…
— Мам, скажи. Этот недоумок бил тебя? Так ты хочешь, чтобы он ушел, или нет?
Она не могла решиться сразу, затем едва заметно кивнула.
— Да, Перси. Хочу. И все набираюсь храбрости сказать ему. Но ты не можешь сделать это для меня. Тебе не разрешить мои проблемы.
Я заглянул в коробку.
Нет, я мог разрешить ее проблему. Мне захотелось разодрать коробку, шмякнуть ее на покерный столик и достать содержимое. Я мог бы завести свой собственный сад статуй прямо в гостиной.
«Так поступали греческие герои в мифах, — подумал я, — и Гейб этого заслуживает».
Но судьба героя всегда трагична. Мне сказал это сам Посейдон.
Я вспомнил царство мертвых. Я представил, как дух Гейба навсегда отправляется в Поля асфоделей или подвергается какой-нибудь омерзительной пытке за колючей проволокой Полей наказания — вечный игрок в покер, сидящий по пояс в кипящем масле, слушает оперную музыку. Был ли я вправе отправить туда кого-нибудь? Даже Гейба?
Месяц назад я не колебался бы. Но теперь…
— Я могу это сделать, — сказал я маме. — Один взгляд в эту коробку — и он уже никогда больше не побеспокоит тебя.
Мама посмотрела на коробку и, казалось, мгновенно все поняла.