— Но Аннабет все же спасла его, — сказал я. — И Лука умер героем. Он принес себя в жертву, чтобы убить Кроноса.
— Я благодарю тебя за эти слова, Перси. Но Кронос жив. Убить титана невозможно.
— И это означает…
— Не знаю, — проворчал Гермес. — Никто из нас не знает. Превращен в прах. Развеян по ветру. Что ж, может, он размазан таким тонким слоем, что никогда больше не сможет обрести сознание. Я уж не говорю о теле. Но было бы ошибкой считать его мертвым, Перси.
В животе у меня от этих слов все будто перевернулось.
— А где другие титаны?
— Ударились в бега, — скривился Гермес. — Прометей прислал Зевсу письмо с кучей извинений за то, что поддерживал Кроноса. Он, мол, только пытался минимизировать ущерб и всякая такая чушь. Если ему хватит ума, то следующие несколько веков он будет сидеть тихонько и не высовываться. Криос бежал, а гора Отрис лежит в руинах. Когда стало ясно, что Кронос терпит поражение, Океан ушел на глубину. А вот мой сын Лука мертв. И умер он, думая, что я не любил его. Я себе никогда не прощу!
Гермес ударил своим жезлом в водяные брызги, и послания Ириды исчезли.
— Когда-то давно, — сказал я, — ты говорил мне, что самое трудное в положении бога — это неспособность помочь собственным детям. И еще ты говорил мне, что не можешь поставить крест на своей семье, как бы они ни подталкивали тебя к этому.
— Ну, теперь ты хочешь сказать, что я еще и лицемер?!
— Нет, ты был прав. Лука любил тебя. В конце концов он понял свою судьбу. Я думаю, он понял, почему ты был не в силах помочь ему. Он вспомнил то, что было важно.
— Слишком поздно для него и для меня.
— У тебя есть другие дети. Воздай должное Луке, признав их. Все боги могут сделать это.
— Они попытаются, Перси. — Плечи Гермеса безвольно повисли. — Нет, мы все попытаемся сдержать обещание. И может, на какое-то время ситуация улучшится. Но мы, боги, всегда плохо держим свои клятвы. Ведь и ты родился благодаря нарушенному обещанию, помнишь? Потом мы становимся забывчивыми. С нами это всегда происходит.
— Вы можете измениться.
Гермес рассмеялся.
— Ты думаешь, что спустя три тысячи лет боги могут изменить свою природу?
— Да. Думаю.
Казалось, Гермеса удивил мой ответ.
— Ты думаешь… Лука и в самом деле любил меня? После всего того, что случилось?
— Я в этом уверен.
Гермес уставился в фонтан.
— Я дам тебе список моих детей. У меня есть мальчик в Висконсине. Две девочки в Лос-Анджелесе. И другие. Ты постараешься доставить их в лагерь?
— Обещаю, — сказал я. — И я не забуду.
Джордж и Марта зашевелились на жезле. Я знаю, змеи не умеют улыбаться, но мне казалось, они пытаются.
— Перси Джексон, — проговорил Гермес, — возможно, ты преподал нам кое-какой урок.
На пути с Олимпа нас поджидал еще один бог. Посреди дороги стояла Афина, скрестив на груди руки. На лице у нее было такое выражение, что мне как-то сразу поплохело. Она переоделась — джинсы и белая блуза сменили доспехи, — но от этого богиня не казалась менее воинственной. Ее серые глаза сверкали.
— Так, значит, Перси, ты останешься смертным, — констатировала она.
— Да, моя госпожа.
— Я бы хотела узнать, почему ты принял такое решение.
— Я хочу быть обычным человеком. Я хочу вырасти. Как все, закончить школу.
— А моя дочь?
— Я не мог оставить ее, — признался я сквозь комок в горле. — И Гроувера, — быстро добавил я. — И…
— Пощади мои уши. — Афина подошла ко мне вплотную, и я ощутил исходящую от нее ауру силы, от которой у меня мурашки побежали по коже. — Как-то раз я говорила тебе, Перси Джексон, что ты ради спасения друга готов уничтожить весь мир. Возможно, я ошибалась. Похоже, ты спас и мир, и своих друзей. Но ты теперь должен тщательно взвешивать каждый свой шаг. Я дала тебе благодать сомнения. Смотри — не напортачь!
И, словно в подтверждение того, что шутить со мной она не намерена, Афина тут же обратилась в столб пламени и унеслась прочь, опалив мою рубашку.
Аннабет ждала меня у лифта.
— Что это от тебя дымом пахнет?
— Это долгая история, — ответил я.
Мы вместе с ней спустились на первый этаж. Никто из нас не произнес ни слова. Фоновая музыка была просто ужасной — Нил Даймонд или какое-то подобное старье. Нужно было мне и это попросить у богов: чтобы в лифтах играла хорошая музыка.
Мы вышли в холл, и я увидел там маму и Пола — они препирались с лысым охранником, вернувшимся на свое место.
— Я вам говорю, — кричала мама, — мы должны подняться туда! Мой сын… — Тут она увидела меня, и глаза у нее расширились. — Перси!
Она с такой силой обняла меня, что я чуть не задохнулся.
— Мы видели, что над зданием появился синий свет, — бормотала она. — Но ты все не спускался и не спускался. А наверх ты поднялся сто лет назад!
— Она начала немного нервничать, — сухо заметил Пол.
— Со мной ничего не случилось, — сказал я, а мама в это время обнимала Аннабет. — Теперь все хорошо.
— Мистер Блофис, — улыбнулась Аннабет, — вы так классно поработали мечом!
Пол пожал плечами.
— Мне показалось, что именно это от меня в тот момент и требуется. Но, Перси, неужели это правда… я имею в виду эту историю про шестисотый этаж?
— Олимп? Да, правда.
Пол с мечтательным выражением поднял голову к потолку.
— Я бы хотел это увидеть.
— Пол, — заворчала мама, — ты же знаешь, это не для смертных. И вообще, самое главное, что мы живы. Все мы.
Я уже собирался расслабиться. Все, казалось, складывается идеально. Мы с Аннабет живы. С мамой и Полом ничего не случилось. Олимп спасен.
Но жизнь полубога никогда не бывает легкой. В этот момент в холл с улицы вбежал Нико, и, судя по его лицу, я сразу понял, что случилось что-то неприятное.
— Рейчел! Я только что столкнулся с ней на Тридцать второй улице.
Аннабет нахмурилась.
— Что она натворила на сей раз?
— Все дело в том, куда она отправилась, — помотал головой Нико. — Я ее предупредил, что если она попытается, то умрет, но она упрямая. Она взяла Пирата и…
— Она взяла моего пегаса? — спросил я.
Нико кивнул.
— Она направилась на Холм полукровок. Сказала, ей нужно попасть в лагерь.
Глава двадцать втораяМеня оставили в дураках
Никто не имеет права похищать моего пегаса! Даже Рейчел. Я не мог сказать, какие чувства сильнее кипят во мне: злость, удивление, тревога.
— И что у нее было в голове? — спрашивала на бегу Аннабет.
К сожалению, я догадывался, что у нее было в голове, и от этого мороз пробежал у меня по коже.
На улицах творилось жуткое столпотворение. Все с разинутыми ртами глазели на последствия военных действий. В каждом квартале ревели полицейские сирены. Поймать такси не было ни малейшей возможности, а все пегасы улетели. Меня бы устроил кто-нибудь из «Лошадей для вечеринок», но они исчезли вместе со всеми запасами шипучки. Поэтому мы бежали, протискиваясь сквозь толпу недоумевающих смертных, запрудивших улицы.
— Она никогда не пройдет через защиты, — сказала Аннабет. — Ее сожрет Пелей.
Об этом я как-то не подумал. Туман не обманет Рейчел, как он обманывает большинство людей. Она без проблем найдет лагерь, но я надеялся, что его волшебные границы, словно некое силовое поле, не пропустят ее внутрь. Но мне как-то не приходило в голову, что на нее может напасть Пелей.
— Мы должны поторопиться. — Я посмотрел на Нико. — А каких-нибудь лошадей-скелетов ты не можешь вызвать?
Он вздохнул на бегу.
— Я так устал… и собачью косточку не смог бы вызвать.
Наконец мы выбрались на берег, и я громко свистнул. Мне не хотелось это делать. Хотя я и дал Ист-риверу песчаный доллар для волшебной очистки, вода здесь была ужасно грязная. Жаль, если кто-нибудь из морских зверей заболеет — ведь они откликнулись на мой зов.
В серой воде появились три кильватерные линии, и на поверхность всплыла стайка морских коней. Они жалобно ржали, отряхивая речной мусор со своих грив. Они были прекрасны — многоцветные рыбьи хвосты, а головы и передние ноги — как у белых жеребцов. Морской конь во главе стаи был крупнее остальных — вполне мог прокатить и циклопа.
— Радуга! — окликнул я его. — Как поживаешь, приятель?
Он недовольно заржал.
— Да, извини, — сказал я, — но тут срочный случай. Нам нужно попасть в лагерь.
Конь фыркнул.
— Тайсон? — переспросил я. — С Тайсоном все в порядке. К сожалению, здесь его нет. Он теперь большой начальник в армии циклопов.
— И-и-и-а-а-а!
— Он наверняка принесет вам яблок. А теперь — подвезите нас поскорей…
И вот Аннабет, Нико и я понеслись по Ист-ривер быстрее любого катера. Мы проскочили под мостом Трогс-Нек и направились в сторону Лонг-Айлендского пролива.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы увидели лагерь. Мы поблагодарили морских коней и вышли на берег, где нас встретил Аргус. Он стоял на песке, скрестив руки, все его сто глаз взирали на нас.
— Она здесь? — спросил я.
Он мрачно кивнул.
— Все в порядке? — спросила Аннабет.
Аргус помотал головой.
Мы пошли следом за ним. Трудно было поверить, что мы снова в лагере, — все вокруг казалось таким спокойным: ни тебе горящих зданий, ни раненых бойцов. Яркое солнце освещало домики, на полях посверкивала роса. Вот только лагерь был почти пуст.
У Большого дома явно что-то происходило. Из его окон лился зеленый свет — точно так, как в моем сне про Мей Кастеллан. На дворе клубился Туман — не обычный, а магический. У волейбольной площадки на носилках лошадиного размера лежал Хирон, вокруг него стояла стайка сатиров. Пират нервным галопом скакал туда-сюда по траве.
«Я тут ни при чем, босс! — виноватым голосом сказал он, увидев меня. — Эта чудная девчонка меня заставила».
На нижней ступеньке крыльца стояла Рейчел Элизабет Дэр. Руки у нее были подняты, словно она ждала, что кто-то из дома бросит ей мяч.