– Я даже не помню, что именно сказала.
– Верно, – протянул Аполлон. – Дух просто время от времени будет говорить твоими устами. В остальное время Рейчел будет такой же, как всегда, так что нет смысла мучить ее расспросами, даже если она только что изрекла новое важное пророчество о будущей судьбе мира.
– Что? – переспросил я. – Но…
– Перси, – заметил Аполлон, – я бы не стал так волноваться. Последнее великое пророчество о тебе было сделано семьдесят лет назад, а до исполнения этого предсказания может пройти вся твоя жизнь.
Я подумал о словах, которые Рейчел произнесла жутким голосом: о буре и огне, о Вратах смерти.
– Возможно, – кивнул я, – но уж очень оно мрачное.
– Да, – с готовностью подхватил Аполлон, – это точно. Из нее получится замечательный Оракул!
Мне было сложно сменить тему, но Аполлон настаивал, что Рейчел нуждается в отдыхе, и она действительно выглядела довольно дезориентированной.
– Прости, Перси, – пробормотала девушка. – Тогда на Олимпе я ничего тебе не объяснила, зов меня пугал. Я думала, ты меня не поймешь.
– Я и сейчас не понимаю, – признал я, – но, полагаю, я за тебя рад.
Рейчел улыбнулась.
– Наверное, «рад» – неподходящее слово. Похоже, видеть будущее нелегко, но это моя судьба. Я только надеюсь, что моя семья…
Она не закончила мысль.
– Так ты поедешь в академию Кларион? – спросил я.
– Я обещала отцу. Думаю, во время учебы я постараюсь быть нормальным подростком, но…
– Но прямо сейчас тебе нужно поспать, – решительно заявил Аполлон. – Хирон, не думаю, что чердак – подходящее место для нашего нового Оракула, верно?
– Конечно, нет, – теперь, после того как Аполлон воздействовал на Хирона волшебными целительными чарами, кентавр выглядел гораздо лучше. – Рейчел может пожить в комнате для гостей, пока мы решаем этот вопрос.
– Я подумываю о пещере в горах, – протянул Аполлон. – С факелами и большой пурпурной занавесью над входом… вышло бы так таинственно. А внутри забацаем шикарную игровую комнату с домашним кинотеатром.
Хирон громко кашлянул.
– Что? – не понял Аполлон.
Рейчел поцеловала меня в щеку и прошептала:
– Прощай, Перси. Мне ведь не нужно заглядывать в будущее, чтобы узнать, что тебе теперь делать, правда?
Казалось, ее глаза заглядывали мне прямо в душу.
Я покраснел.
– Нет.
– Хорошо, – кивнула она. Потом повернулась и вслед за Аполлоном вошла в Большой дом.
День закончился так же странно, как и начался. Обитатели лагеря маленькими группами возвращались из Нью-Йорка на машинах, пегасах и колесницах. О раненых позаботились, мертвым устроили достойную похоронную церемонию у костра.
Саван Селены был ярко-розовым, с вышитым на нем электрическим копьем. Ребята из домиков Ареса и Афродиты почтили ее как героиню и вместе подожгли саван. Никто не произнес слово «шпионка», и эта тайна развеялась по ветру вместе с золой и ароматом дорогих духов.
Даже Итан Накамура удостоился савана из черного шелка с изображением двух перекрещенных мечей под весами. Пока его саван горел, я надеялся, что перед смертью Итан понял, что все же сыграл решающую роль, как и хотел. Он заплатил цену гораздо большую, чем глаз, но младшие боги наконец-то получат уважение, которого заслуживают.
Ужин в павильоне прошел скромно. Только Можжевела, древесная нимфа, привлекла к себе внимание, пронзительно завопив: «Гроувер!» – и бросившись на шею своему бойфренду, отчего все разразились радостными криками. Парочка удалилась на пляж – погулять под луной, и я радовался за них, хотя их вид напомнил мне Селену и Бекендорфа, и мне взгрустнулось.
Миссис О’Лири радостно бегала вокруг столов, и все угощали ее кусочками еды. Нико сидел за главным столом вместе с Хироном и мистером Д., и, похоже, никто не счел это неуместным, наоборот, все хлопали Нико по спине и вспоминали, как он храбро сражался. Очевидно, даже ребята из домика Ареса считали его весьма крутым.
Вот так-то: стоит появиться во главе армии зомби и спасти положение – и все уже считают тебя лучшим другом.
Постепенно народ разбрелся кто куда: некоторые пошли к костру, чтобы спеть пару песен, другие отправились на боковую. Я в одиночестве сидел за столом Посейдона и смотрел на залитый лунным светом пролив Лонг-Айленд. По пляжу бродили Гроувер и Можжевела, они держались за руки и болтали. Какая мирная картина.
– Привет, – на скамью рядом со мной скользнула Аннабет. – С днем рождения.
В руках она держала маленький помятый кекс в синей глазури.
Я уставился на нее.
– Что?
– Сегодня восемнадцатое августа, – ответила девушка. – Твой день рождения, верно?
Я впал в ступор, потому что совершенно об этом забыл. Аннабет была права: этим утром мне стукнуло шестнадцать, а потом я сделал тот самый выбор, отдав Луке нож. Пророчество исполнилось точно по расписанию, а я и забыл, что у меня день рождения.
– Загадай желание, – предложила Аннабет.
– Ты сама его испекла? – спросил я.
– Тайсон помог.
– Тогда понятно, почему это похоже на шоколадный кирпич, – пошутил я. – С добавкой из синего цемента.
Аннабет засмеялась.
Я на секунду задумался, потом задул свечку.
Мы разрезали кекс напополам и съели. Аннабет сидела рядом со мной, и мы смотрели на океан.
В лесу стрекотали сверчки и ворочались чудовища, но в остальном было тихо.
– Ты спас мир, – проговорила Аннабет.
– Мы спасли мир.
– А Рейчел стала новым Оракулом, и, значит, она не будет ни с кем ходить на свидания.
– Похоже, ты не расстроена, – заметил я.
Аннабет пожала плечами.
– Да мне все равно.
– Ну, да.
Она вздернула бровь.
– Хочешь мне что-то сказать, Рыбьи Мозги?
– Тогда ты, наверное, дашь мне под зад.
– Ты это и так знаешь.
Я стряхнул с ладоней крошки кекса.
– Когда я нырнул в реку Стикс, чтобы стать неуязвимым… Нико велел мне думать о чем-то, что удержит меня в мире, ради чего я захочу остаться смертным.
Аннабет смотрела вдаль.
– Да?
– А потом, на Олимпе, – продолжал я, – когда мне предложили стать богом и все такое, я тоже думал…
– Брось, тебе же так хотелось согласиться.
– Ну, может, чуть-чуть. Но я не согласился, потому что думал… Я не хотел, чтобы все навечно оставалось так, как сейчас, потому что все может стать лучше. И я подумал… – у меня пересохло в горле.
– О ком-то конкретном? – мягко спросила Аннабет.
Я посмотрел на нее и обнаружил, что она с трудом сдерживает улыбку.
– Ты надо мной смеешься, – пожаловался я.
– Вовсе нет!
– Ты так все усложняешь.
Она рассмеялась во весь голос и обняла меня за шею.
– Со мной тебе никогда, никогда не будет просто, Рыбьи Мозги. Привыкай.
Потом она меня поцеловала, и мне показалось, что мой мозг расплавился и испарился.
Я мог бы сидеть так вечно, но тут чей-то голос за моей спиной прорычал:
– Ну, все, пора!
Откуда ни возьмись в павильон вбежала толпа ребят с факелами, возглавляемая Клариссой. На нас с Аннабет набросились и подняли на плечи.
– Да ладно вам! – завопил я. – А как же право на частную жизнь?!
– Нашим влюбленным пташкам нужно охладиться! – злорадно провозгласила Кларисса.
– В озеро! – заорал Коннор Стоулл.
С радостным гиканьем нас поволокли вниз по склону холма, хорошо еще, что несли рядом, так что мы могли держаться за руки. Аннабет хохотала, я тоже не мог удержаться от смеха, хоть и покраснел, как рак.
Мы держались за руки, даже когда нас бросили в воду.
В конце концов именно я смеялся последним, потому что создал на дне озера воздушный пузырь. Наши друзья ждали, когда же мы всплывем, но знаете, если ты сын Посейдона, можно не торопиться.
Так что это был лучший в мире поцелуй под водой.
Глава 23Мы прощаемся. Ну, вроде того
Тем летом пребывание в лагере затянулось дольше обычного. Мы провели там еще две недели, почти до начала учебного года в школе, и должен признать: это были лучшие две недели в моей жизни. Разумеется, Аннабет убила бы меня, если бы я посмел утверждать обратное. Однако в лагере происходило и еще кое-что значительное. Гроувер руководил сатирами, которые занимались поисками, отправляя их по всему свету, чтобы найти непризнанных полукровок. Пока боги держали слово, и новые полубоги объявлялись повсюду: не только в Америке, но и во многих других странах.
– Мы еле справляемся, – признался как-то утром Гроувер, когда мы решили устроить перерыв и сидели у озера. – Нам придется увеличить расходы на командировки, тогда я смог бы привлечь к делу больше сатиров.
– Ага, но сатиры, которые уже на тебя работают, вкалывают от зари до зари, – заметил я. – Думаю, они тебя боятся.
Гроувер покраснел.
– Что за глупости. Я же не страшный.
– Старик, ты – владыка Чащи, избранный Паном, член Совета…
– Хватит! – запротестовал Гроувер. – Ты прямо как Можжевела. Думаю, она хочет, чтобы я принял участие в следующих президентских выборах.
Он принялся жевать консервную банку, глядя на ряд новых домиков, строящихся на другом берегу озера. Скоро буква «П» замкнется в законченный прямоугольник: полубоги с азартом взялись за новое задание.
Домик Аида строили призванные Нико рабочие-зомби. Хотя мальчику предстояло обитать там одному, вид у его будущего жилища получился что надо: стены из твердого обсидиана, над входом череп и факелы, круглые сутки горевшие зеленым пламенем. Рядом расположись домики Ириды, Немезиды, Гекаты и еще несколько других (не знаю, кому из младших богов их посвятили). Каждый день на общем плане появлялись новые постройки. Дела шли так хорошо, что Аннабет с Хироном собирались добавить еще один ряд домиков, чтобы у ребят было достаточно места.
В домике Гермеса теперь стало гораздо просторнее, потому что большинство неопознанных детей получили признание своих божественных родителей. Это случалось почти каждый вечер, и каждый вечер границу лагеря пересекали новые полубоги в сопровождении сатиров (обычно за каждым гнались страшные чудовища, но почти всем удавалось добраться до лагеря).